Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на
Павел Солох: «Россия не враг, но представляет собой угрозу»

Интервью с главой Бюро национальной безопасности Польши Павлом Солохом (Paweł Soloch).

© РИА Новости Александр Кряжев / Перейти в фотобанкИспытания военнослужащих подразделений специального назначения МВД РФ на право ношения крапового берета
Испытания военнослужащих подразделений специального назначения МВД РФ на право ношения крапового берета
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Павел Солох: «Агрессивная политика России угрожает безопасности Европы. После войны с Грузией в 2008 году Россия провела основательную модернизацию армии и начала вести агрессивную, но, как выяснилось, отчасти эффективную политику. Я имею в виду аннексию Крыма и то, что происходит на востоке Украины. К этому добавляется попытка вернуться к глобальной игре — отправка войск в Сирию».

Super Express: Грозит ли нам война с Россией?

Павел Солох: Конечно, агрессивная политика этой страны, подкрепленная усилением военного потенциала, угрожает безопасности Европы. После войны с Грузией в 2008 году Россия провела основательную модернизацию армии и начала вести агрессивную, но, как выяснилось, отчасти эффективную политику. Я имею в виду аннексию Крыма и то, что происходит на востоке Украины. К этому добавляется попытка вернуться к глобальной игре — отправка войск в Сирию.

— Мы можем сказать, что Россия сегодня — наш враг?

— Нет. Дело в том, что своей политикой она создает угрозу. Польша как отдельная страна, а также член НАТО и ЕС готова к диалогу с Россией. Разумеется, на определенных условиях и в том случае, если такой диалог будет вести к уменьшению уровня угрозы.

— Польша может чувствовать, что ей что-то угрожает в связи с военными действиями России на Украине и в Сирии?

— Нам, конечно, следует стремиться к тому, чтобы Россия осознавала: любое нападение на Польшу или других членов НАТО (в первую очередь я имею тут в виду страны Балтии) встретит военный ответ и повлечет за собой вооруженный конфликт со всем Западом.

— Может ли российская операция в Сирии теоретически переродиться в Третью мировую войну? Ведь в любой момент может вспыхнуть конфликт между Россией и Турцией.

— Конечно, напряженность между двумя странами есть. Столкновение этих двух стран: России, которая остается очень сильной, и Турции, которая обладает второй по численности после США армией среди членов НАТО, вызывает беспокойство. Однако они обе отдают себе отчет, что существует риск перерождения возможного конфликта в столкновение со всем блоком НАТО. Альянс выразил свою солидарность с Турцией, что привело к определенной деэскалации напряженности. Отношения между двумя странами остаются не самыми теплыми, и это в комплексе с повышенным военным присутствием России в бассейне Черного моря и в Сирии создает опасный набор.

— Это прозвучит немного цинично, но, может быть, для спокойствия в мире было бы лучше, чтобы у власти оставался Янукович, а в арабском мире не свергли диктаторов?

— Я бы не сравнивал две эти ситуации. «Арабская весна» привела к сильной дестабилизации в регионе, к краху двух государств: Сирии и Ливии. Существует опасность для стабильности функционирования других.

— Бытует мнение, что за арабскую весну и ее последствия несут ответственность Соединенные Штаты.

— Это был целый клубок событий. Нужно принимать во внимание внутреннюю ситуацию в арабских странах: там нарастали конфликты, взрыва можно было ожидать в момент, когда стало недоставать инструмента для смены власти из-за ее диктаторского характера. 

— Но диктаторы обеспечивали порядок.

— Пока они были эффективными руководителями (конечно, ценой крови) — да. Но в определенный момент их возможности стали снижаться. На Украине же была совсем другая ситуация. Власть Януковича никогда не была такой сильной, как власть Каддафи или Асада. Кроме того разница заключается в том, что в украинском обществе гораздо глубже укоренены традиции демократии, чем на Ближнем Востоке или в странах Магриба.

— Какими должны быть наши отношения с Украиной? Когда мы ее поддерживаем, начинают звучать голоса, что мы помогаем бандеровцам. Мы не вырастим себе врагов?

— В нашей совместной истории были сложные моменты. Мы, поляки, не можем отказаться от памяти о Волынской резне. Одновременно нам не стоит забывать, что при независимой Украине уровень нашей безопасности становится гораздо выше. В том смысле, что она отделяет нас от России.

— Россия хочет присвоить польскую территорию?

— Нет. Россия хочет как можно сильнее увеличить свое влияние на постсоветском пространстве.

— Вы говорили, что польские истребители будут принимать участие в разведывательных операциях в Сирии. Позже эти слова опровергло Министерство обороны.

— Я говорил, что они не «будут», а «могут» принимать участие. Министерство говорит, что этот вопрос сейчас рассматривается. Мы сделали заявление (и оно остается в силе) о готовности поддержать коалицию в борьбе с «Исламским государством» В какой форме мы будем это делать и будем ли, еще предстоит согласовать.

— Нам следует участвовать в операции?

— Нужно сразу отметить, что речи об участии Польши в боевых действиях не идет. Рассматривается только вопрос присоединения к разведывательным миссиям.

— Тем не менее, польский самолет могут сбить и тогда, когда он будет осуществлять разведывательный полет.

— Это детали, которые оговаривают военные. Если мы вообще будем принимать в этом участие, тогда миссии будут проходить так, что мы будем действовать в рамках коалиции. Миссии обеспечиваются поддержкой спутников, защитой союзнических самолетов. Это уже военные вопросы. Что касается того, следует ли нам участвовать…

— Скажите, стоит или не стоит?

— Вопрос о масштабе нашего участия. Если мы хотим выразить нашу солидарность и готовность к действиям, мы уже это сделали. Польское руководство говорило, что мы готовы действовать в рамках коалиции. На каких условиях? Точно не на условиях участия в непосредственных боевых действиях. Не стоит также забывать о контексте наших ожиданий в отношении союзников по НАТО и их присутствия на польской территории.

— Как бы выглядело оптимальное присутствие войск НАТО на территории Польши?

— Я бы не стал называть конкретные цифры и параметры. Мы в первую очередь хотим, чтобы присутствие союзнических войск стало частью оборонительной системы Альянса, чтобы это не были исключительно учебные части. Мы хотим, чтобы это присутствие не было символическим.

— Вы согласны с утверждением, что польская амия слаба? Что в ней много офицеров, но слишком мало солдат и оружия?

— Польская армия, определенно, слишком маленькая.

— Мы не вернемся к призыву?

— В эпоху профессиональных армий это неразумно, кроме того у нас есть несколько десятков тысяч молодых поляков, которые готовы добровольно обеспечивать обороноспособность Польши.

— Насколько большой должны быть польская армия?

— Финляндия с семимиллионным населением обладает мобилизационным потенциалом в 230 тысяч человек. Если бы Польша обладала мобилизационным потенциалом в 500 тысяч человек, это было бы очень хорошо.

— А что с вооружениями?

— Мы занимаемся модернизацией. Сейчас эти планы проверяет руководство министерства обороны. Однако мы должны учитывать цели, которым служит эта модернизация, понимать, какие угрозы мы считаем самыми большими, и как от них защититься, что мы способны сделать сами, а насколько можем рассчитывать на наших союзников по НАТО.

— Под конец — совершенно несерьезный вопрос. Вы заменили на своем посту генерала Козея (Stanisław Koziej), которого с определенного момента стали называть «сегуном» (после визита с президентом в Японию в 2015 году, — прим. перев.). Вас тоже так называют?

— Президент так ко мне не обращается. После назначения знакомые пытались, но как-то не прижилось.