Я не единственная среди заметивших, что в политическом руководстве на Западе неожиданно стало невероятно много женщин.
В Великобритании появилась новая женщина на посту премьер-министра, Тереза Мэй (Theresa May), потому что ее соперник в борьбе за этот пост, тоже женщина, Андреа Лидсом (Andrea Leadsom), сняла свою кандидатуру. В лидирующей британской оппозиционной партии лейбористов еще одна женщина, Анджела Игл (Angela Eagle), пытается сместить со своего поста нынешнего председателя партии Джереми Корбина (Jeremy Corbyn). А что касается Шотландии и Северной Ирландии, то обе эти страны представлены премьер-министрами Никола Стурджен (Nicola Sturgeon) и Арлин Фостер (Arlene Foster).
Во Франции это Марин Ле Пен (Marine le Pen) из Front National, в Германии Фрауке Петри (Frauke Petry) из Alternative für Deutschland, а в Италии мэры Рима и Турина Вирджиния Раджи (Virginia Raggi) и Кьяра Аппендино (Chiara Appendino) из движения MoVimento 5 Stelli.
Кроме того я еще не назвала первую женщину, которая может стать президентом США, Хилари (Hillary), поскольку она так долго была во властных структурах, что ее можно и не упоминать. Точно так же как и Ангелу Меркель (Angela Merkel) в Германии, Эрну Сульберг (Erna Solberg) в Норвегии, Марго Валлстрём (Margot Wallström) в Швеции и Пию Черсгорд (Pia Kjærsgaard) в Дании. Все вместе они производят сильное впечатление. Можно спокойно говорить о женском прорыве в политике.
Есть, несомненно, многочисленные объяснения происходящему в настоящее время. Одним из вероятных может быть то, что населению ЕС надоели традиционные политики, которых воспринимают как элитарных, самодовольных и неискренних. Архетипом здесь является упитанный мужчина среднего возраста с галстуком, в очках в золотой оправе, произносящий речи о политике необходимости. Женщины, напротив, являются персонификацией противоположного, обновления. Они предстают естественными, отзывчивыми и настоящими просто потому, что они не похожи на тех, которые обычно находятся во власти.
Тем не менее, не слышно, чтобы большое количество феминисток ликовало по поводу влияния, недавно завоеванного женщинами.
И это несмотря на то, что интерес к освобождению женщин абсолютно не уменьшился: все время в социальных сетях идет речь о неравенстве полов, cвободной менструации, показе сосков, стыде за собственное тело, прекращении сбривания волос на теле. Но на этих форумах нет никого, кто бы радовался Фрауке Петри или Марин Ле Пен, хотя они, в общем-то, производят впечатление людей, свободных от условностей.
Само собой, понятно почему. Наиболее яркие, идущие вперед женщины европейской политики не включают в свою программу феминизм и сопротивление сексуальной объективизации (отношение к женщине как к только сексуальному объекту — прим. пер.). Фактически наоборот. Они принадлежат к правому крылу, и здесь мы сталкиваемся с парадоксом: никто на левом фланге не предусмотрел, что прогресс будет реакционным. Но кажется, что ни Фрауке Петри, ни Марин Ле Пен или Вирджиния Раджи не ведут себя, как полагается представителям их пола: это ни хорошие девочки, которые сжимают коленки и молчат, когда говорят мужчины, ни феминистки, которые борются за право ходить без бюстгальтера. Они — это не просто сумма телесного опыта: они ведут себя как мужчины. Или, скажем, они ведут себя как политики.
Поэтому не стоит ожидать от них какой-либо сестринской солидарности. Например, Андреа Лидсом была вынуждена выйти из борьбы за кресло председателя консерваторов, потому что она в интервью The Times злорадно заметила, что у Терезы Мэй никогда не будет детей в отличие от нее, у которой их трое. Потому что, как она объяснила, «я чувствую, что быть матерью означает, что у тебя есть очень реальная доля в будущем нашей страны, конкретная доля. У нее (Терезы Мэй, ред.), вероятно, есть племянницы, племянники и много других людей в жизни. Но у меня есть дети, у которых тоже будут дети, которые станут непосредственно частью того, что произойдет в будущем». Так дело не пойдет. Это переходит все границы: так не могут говорить те, кто хочет стать премьер-министром. И если они говорят так, то впоследствии они не смогут сказать, что их неверно процитировали, потому что после этого газета опубликовывает запись разговора и фрагмент интервью, так что все могут убедиться в том, что да, она действительно так сказала.
Поэтому нет, женщины не борются за дело женщин. Или, вернее: они не делают этого на правом фланге. Женщины на левом фланге позорятся: Анджела Игл (Angela Eagle) из лейбористской партии называет себя лесбийской феминисткой, Пернилла Скиппер (Pernille Skipper) абсолютно ничего не имеет против, чтобы ее называли борцом за дело женщин, а в США Хилари выразила восхищение тем, что тампоны и гигиенические прокладки бесплатно раздаются в Нью-Йорке. Но радость Хилари была не полной. Дело в том, что она представляет истеблишмент, возвращающийся во власть, в то время как президентом США уже в течение восьми лет является Обама, выступающий против истеблишмента. А истинным мятежником и собственно кандидатом против истеблишмента является Трамп, который борется за якобы унизительное дело белого человека.
При всех обстоятельствах диапазон взглядов ведущих политиков-женщин свидетельствует о том, что пол абсолютно не является решающим в том, что люди чувствуют, считают и во что они верят.
По той же причине не стоит ожидать, что Запад станет теплее, мягче и более круглым только лишь потому, что женщины получают власть. Политика всегда будет искусством возможного. И сейчас женщины тоже получили возможность.
