Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на
14 января 1918 года Ленин и Троцкий отказались платить по долгам

Ровно век назад сформированное в результате октябрьской революции 1917 года правительство объявило, что не станет платить по догам старого режима. Его решение разорило сотни тысяч французских семей.

© РИА Новости Петр Оцуп / Перейти в фотобанкВладимир Ильич Ленин в своем кабинете в Кремле. 16 октября 1918
Владимир Ильич Ленин в своем кабинете в Кремле. 16 октября 1918
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Неприятности французских вкладчиков с Россией — отнюдь не анахронизм, а до сих пор актуальный вопрос. Он касается как минимум двух серьезных проблем современности. Прежде всего, нежелания французов с риском вкладываться в собственную промышленность: они предпочитают обеспеченные государством проекты. Век спустя поведение инвесторов практически не изменилось.

Утром 14 января 1918 года (по грегорианскому календарю) новость начала расходится по российским газетам, а «Фигаро» сообщила ее в номере от 16 января со следующей формулировкой: «Верховный совет народного хозяйства разработал проект постановления об аннулировании всех национальных займов, которые были выпущены имперским и буржуазным правительством». Как бы то ни было, наш русскоязычный коллега смотрел на ситуацию, скорее, в оптимистическом ключе. Он представил информацию московской и петербургской прессы, однако процитировал российского финансового эксперта, который сделал такое заявление «Дейли Кроникл»: «Угроза отказа от национальных займов со стороны максималистов не должна нас пугать. Серьезной она могла бы стать только в случае ее реализации Троцким (народный комиссар иностранных дел)».


В Париже не хотели верить в такую перспективу. Министр финансов в правительстве Клемансо Луи-Люсьен Клотц (Louis-Lucien Klotz, остался в истории благодаря произнесенной в 1919 году знаменитой фразе «Германия заплатит») напомнил, что «финансовые обязательства России не зависят от формы правления в стране». Такое прочтение истории было призвано успокоить французов. Дело в том, что более полутора миллиона из них подписались на российские займы в размере 15 миллиардов франков (55 миллиардов евро в современных деньгах). Причем речь шла исключительно о средствах частных лиц, рантье и простых вкладчиков, без учета опять-таки внушительных прямых инвестиций французских предприятий и банков.


Как бы то ни было, события стремительно развивались. 3 февраля сформированное по итогам октябрьской революции (зимний дворец был взят 25 октября 1917 года или 7 ноября по новому календарю) правительство обнародовало постановление об отказе (без каких-либо компенсаций) от всех долгов царизма и предыдущих правительств по отношению к иностранным столицам. Не стояла на месте и ситуация на фронте. Тот же самый Троцкий установил 15 декабря 1917 года российско-немецкое перемирие, которое превратилось 3 марта 1918 года в подписанный в Бресте (территория современной Белоруссии) мирный договор между Советской Россией и Центральными державами (Германия и Австрия). В результате немецкая армия могла больше не беспокоиться о восточном фронте и перекинуть все силы на запад.


Для Франции Брестский мир и практически совпавшая с ним отмена долгов прогремели как гром среди ясного неба. Два этих, на вид, не связанных друг с другом события ознаменовали крах стратегии альянса с царской Россией в стремлении взять Германию в тиски. «Дать в долг России, значит, дать в долг Франции», — гласили рекламные афиши III Республики, призывавшие вкладчиков подписаться на «русские займы». С 1888 по 1910 год прошло в общей сложности 18 волн подписок среди широкой общественности для содействия развитию России, которая существенно отставала от Западной Европы в экономическом плане. Таким образом, за 25 лет из Парижа в Москву пришел значительный поток капиталов. Накануне Первой мировой войны Франция занимала второе место в мире среди экспортеров капиталов с показателем в 45 миллиардов франков, причем практически треть этой суммы (еще более интересный момент) ушла в Россию.


Внешняя политика Франции и подконтрольные правительству частные финансы помогали друг другу, пока коммунистический режим Ленина и Троцкого не разрушил это странное сотрудничество зимой 1917-1918 года, которая выдалась особенно трагической. Дело в том, что исход войны выглядел как никогда неопределенным. В январе 1918 года парижане куда больше думали не о том, как спасти сбережения, а о том, как укрыться от дальнобойных немецких орудий, которые получили прозвище «большая Берта». 29 марта снаряд попал в церковь Сен-Жерве, унеся жизни 88 человек. Тогда еще было далеко до перемирия и тем более материальных репараций.


Как бы то ни было, финансовые иллюзии не отжили свое. После подписания перемирия 11 ноября 1918 года нереалистичный лозунг «Германия заплатит» отравил переговоры по мирному договору, который должен был установить военные репарации и был окончательно подписан 28 июня 1919 года. Что касается русских займов, Франция в конечном итоге официально признала СССР в 1924 году, но так и не добилась возврата долгов от советского режима. Стороны обсуждали частичную компенсацию потерь мелких заемщиков в обмен на предоставление новых французских кредитов, однако правительство Пуанкаре в конечном итоге решило не ввязываться в финансово-политические авантюры с Россией.


Жест доброй воли Москва сделала только после распада СССР. В 1996 году был подписан договор о компенсации на сумму менее 350 миллионов евро, то есть жалкие крохи. В свое время французскому правительству пришлось потребовать от парижской биржи снять с котировок нашумевшие займы, потому что они все еще ходили по рыку, пусть и по бросовым ценам. После того, как сотни тысяч семей были разорены из-за отказа от русских займов, пристрастие французов к неоправданно рискованным инвестициям подняло проблему информирования. Было начато разбирательство по работе финансовой прессы, однако вина лежала на всех, как левых, так и правых СМИ, которые были только рады получить деньги за рекламу от французского правительства.


Неприятности наших вкладчиков с Россией — отнюдь не анахронизм, а до сих пор актуальный вопрос. Он касается как минимум двух серьезных проблем современности. Прежде всего, нежелания французов с риском вкладываться в собственную промышленность: они предпочитают предположительно обеспеченные государством проекты. Век спустя поведение инвесторов практически не изменилось.


Второй момент касается убытков французов в России, у которых практически нет эквивалента в истории. 15 миллиардов франков (или 55 миллиардов евро 2017 года) представляли собой 3,5-4% ВВП тогдашней Франции, по подсчетам экспертов по русским займам. Только вот объемы вложений Франции в Грецию составляют 65 миллиардов евро (3% ВВП), если верить докладчику Сената по финансовым вопросам Альберику де Монгольфьеру (Albéric de Mongolfier). Он оказался одним из немногих французских политиков, которые осмелились огласить эти цифры. Дело в том, что с 2010 и начала греческого кризиса правительства стремились напустить как можно больше тумана вокруг наших вкладов в Греции. В отличие от той же Германии, где Бундестаг регулярно обсуждает новые раунды переговоров Греции с еврозоной. Таким образом, нет уверенности в том, что за 100 лет мы усвоили уроки русских займов…