Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на
Россия, джихадисты или кибервойна – какая из этих угроз самая актуальная?

Предстоящее стратегическое исследование вынудит британский военный истэблишмент задать ряд трудных вопросов. А поэтому он должен отделить реальные угрозы от воображаемых.

Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
В 2014 году между Россией и западными державами произошло 40 военных инцидентов, включая нарушения национального воздушного пространства, подъем авиации по тревоге, едва не ставшие реальностью столкновения в воздухе, сближение кораблей в море, демонстрации воздушных ударов, о чем сообщает британский неправительственный исследовательский центр European Leadership Network.

Где-то, в чьем-то списке угроз наверняка есть небольшая группа британских джихадистов, которые хотят убивать своих сограждан. Эта угроза — классическое неизвестное, однако такая угроза вероятна.

Более реальная угроза исходит со стороны России. В 2014 году между Россией и западными державами произошло 40 серьезных военных инцидентов, включая «нарушения национального воздушного пространства, подъем авиации по тревоге, едва не ставшие реальностью столкновения в воздухе, сближение кораблей в море, демонстрации воздушных ударов и прочие опасные действия», о чем сообщает британский неправительственный исследовательский центр European Leadership Network.

В определенной мере Владимир Путин пытается походить на Брежнева. Настоящая опасность заключается в том, что Путин использует дипломатию, пропаганду и экономическое давление, дабы сорвать общую внешнюю политику ЕС, а гарантии безопасности, которые НАТО дала странам восточного фланга, сделать бессмысленными.

Существуют и другие угрозы. Мощь кибернетической войны стала в полной мере понятна в 2014 году. Некоторые подразделения компании Sony до сих пор пользуются частной электронной почтой для ведения бизнеса — настолько разрушительной оказалась кибератака против медиа-гиганта, заставившая снять с проката фильм «Интервью». Если, как утверждают, это сделала Северная Корея, то ее кибер-воины добились такой победы, которой гордился бы один из первых советских генералов Михаил Тухачевский. «Наступать на противника на всю глубину его боевого построения» — такова была доктрина Тухачевского, и кто-то реализовал ее на практике в отношении Sony.

В такой атмосфере незадачливому военному истэблишменту Британии придется готовить очередной обзор стратегической обороны и безопасности. Последний такой обзор, подготовленный в 2010 году, был доблестной попыткой привнести некую мировоззренческую последовательность и связность в политику, обязательства и проекты, ставшие бесконечными, стратегически бессмысленными и чрезмерно дорогостоящими. Но эта попытка не увенчалась успехом.

В 2010 году суть проблем сводилась к двум вещам: сохранить (и модернизировать) британские силы и средства для ведения экспедиционной войны, как это было на Фолклендах, в Ираке и Афганистане, а также укрепить ядерную составляющую вооруженных сил («Трайденты» и королевские ВМС), чтобы мы могли и дальше претендовать на звание мировой державы.

С тех пор реальные расходы на оборону сократились на 8%, хотя дорогостоящие обязательства, связанные со строительством такой престижной военной техники, как авианосцы и ударные палубные истребители F-35 для этих авианосцев, сохраняются в неизменном виде. Военное командование уже заявляет о том, что текущие планы модернизации - в опасности из-за сокращения ассигнований. Но это незначительная проблема по сравнению с меняющимся характером угроз.

Как будто из ниоткуда появился ИГИЛ. Однако его успехи — результат провала американской стратегии. Тот «порядок», который Соединенные Штаты установили в Ираке, в прошлом году был разрушен, причем в кратчайшие сроки и весьма болезненно. Иракская армия развалилась «на всю глубину своего боевого построения». И лишь благодаря вмешательству курдских боевиков пешмерга, пользующихся поддержкой Ирана, дальнейшее продвижение ИГИЛ удалось остановить.

Если мы покрутим глобус и остановимся на Крыму и восточной Украине, то и там мы увидим похожую картину краха. Но на сей раз это будет крах последовательности. Американская дипломатия поощряла протесты Евромайдана и ликовала по поводу падения пророссийского правительства на Украине. Но у нее не нашлось ответов, когда Путин присоединил Крым и послал своих солдат на Донбасс, который они превратили в военную зону.

В третий раз фортуна повернулась к западной стратегии задом в Вестминстере, когда из-за бунта во главе с лейбористами по поводу Сирии в парламенте был разрушен консенсус по одному важнейшему вопросу, для которого предназначены британские вооруженные силы: вмешательство на Ближнем Востоке.

Работа над обзором стратегической обороны и безопасности начнется по-настоящему лишь после выборов. Если бы наш мир был идеальным, мы бы подождали, чтобы узнать, останется или нет Британия в составе ЕС. Но на сей раз обзор должен быть именно таким, каким должен быть — стратегическим. Политическому классу Британии долгие годы не нужно было думать и размышлять таким образом. Будучи во времена холодной войны и в неолиберальную эпоху лояльным придатком США и активным донором НАТО, Британия должна была лишь обучать своих солдат и заказывать технику.

Сейчас США хотят, чтобы европейцы сами обеспечивали свою оборону. Но Европа разваливается на части в экономическом и политическом смысле этого слова. Это происходит само по себе — без давления со стороны Кремля. На самом деле, если думать стратегически, приход президента Национального фронта в Елисейский дворец и распад еврозоны можно также с полным основанием считать «угрозой».

Более 100 лет тому назад в британском парламенте проходили так называемые «большие дебаты о ВМС». Слабо подтвержденные страхи по поводу усиления германского флота заставили правительство начать масштабную программу по строительству линкоров. Участникам нынешних дебатов было бы нелишне извлечь некоторые уроки из тех времен. Надо отделять воображаемые угрозы от реальных и располагать их в порядке неотложности и важности.

Им также придется столкнуться с проблемой социальной сплоченности Британии и ее политического согласия. Сколько можно вести экспедиционные войны, если значительная часть населения относится к ним скептически или откровенно враждебно? Я веду здесь речь не только о религиозных меньшинствах, но и о той части электората, которая не верит утверждениям и обещаниям разведки, что наша армия оккупирует те или иные страны «без единого выстрела».

С учетом того, что на шотландском референдуме 45% проголосовало за отделение, было бы нелишне задать вопрос о том, как будет выглядеть оборонная федерация Британских островов, и где будут находиться ядерные ракеты.

И наконец, какой вообще смысл в неядерных силах, если такое большое количество угроз возникает внутри Британии и исходит из киберпространства?

Если эти силы могут выполнять свои задачи должным образом только во взаимодействии с США и Европой, то что делать, когда эти союзники проявляют стратегическую непоследовательность и бессвязность?

Политикам трудно задавать такие вопросы, а отвечать на них еще труднее. Но для военного истэблишмента это буквально вопросы его существования. И их пора задать.