Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Два века тому назад попасть из Балтийского моря в Адриатическое через Черное можно было по территории всего двух стран: Российской и Османской империй. Сегодня, через 60 лет после подписания Римского договора и четверть века спустя после падения железного занавеса, вам придется пройти с десяток стран на пути из Таллина в итальянский Триест через Одессу.

Два века тому назад попасть из Балтийского моря в Адриатическое через Черное надо было пересечь территорию всего двух стран: Российской и Османской империй. Сегодня, через 60 лет после подписания Римского договора и четверть века спустя после падения железного занавеса, вам придется пройти с десяток стран на пути из Таллина (Эстония) в Триест (Италия) через Одессу (Украина). Десяток теперь уже независимых государств, чья судьба все еще решается в других столицах, вчера — в Санкт-Петербурге и Константинополе, сегодня — в Москве, Брюсселе, Вашингтоне и Анкаре. Я решил проехать по этим странам, чтобы понять их охлаждение к Европе и новую тягу к России.

Для Польши — Россия все еще враг

В автобусе на пути из Берлина в польский Вроцлав рядом со мной сидит 32-летний камерунец Рейган. Он не смог получить визу, чтобы закончить обучение на степень магистра химии во Франции, а в Германии его тоже не приняли. В то же время Польша распахнула перед ним свои двери и предоставляет возможность учиться и работать. Сейчас Рейган трудится в польском представительстве международной компании, где его взяли во франкоязычную службу поддержки. Он зарабатывает около 800 евро в месяц и не жалуется на жизнь. Ведь в отличие от оказавшегося на Украине младшего брата ему удалось «попасть в Шенген». Рейган оставил на родине жену и детей, но очень доволен занятиями на английском языке и надеется попытать счастья в Канаде или Германии по окончанию учебы в Польше.

До недавнего времени Польша была центром эмиграции, но теперь постепенно сама начинает принимать иммигрантов. В частности здесь становится все больше и больше украинцев. В некоторых университетах они занимают половину лекционных залов.

Россия же остается врагом. Во Вроцлаве я вижу букеты цветов у подножия огромного пьедестала из серого камня, центральная часть которого начинает трескаться под весом огромного католического креста. Этот памятник был возведен в 2000 году «депортированными в Сибирь и их согражданами в память о всех изгнанниках и жертвах, как предупреждение для будущих поколений и знак благодарности Богу за возвращение из бесчеловечной страны: советского ада». На немцев тут тоже смотрят с недоверием. На фасаде консульства Германии в Кракове висит транспарант в честь «25 лет добрососедских отношений» двух стран. Как и в Прибалтике, на Украине, в Румынии и Венгрии, на всех «кровавых землях», описанных историком Тимоти Снайдером (Timothy Snyder), враждебность к Германии все еще сохраняется на подсознательном уровне. «Хорошие соседи», но не «друзья».

Оставленные войной раны заживают тем медленнее, что лишь немногие государства действительно проводили историческую работу с этим прошлым. Отношения остаются непростыми со всеми соседями, а не только с Германией и Россией. Литовцы не забыли польскую оккупацию 1920 года, поляки припоминают украинцам гонения во время Второй мировой, украинцы злы на румынов за поддержку нацистов и т.д.

В 2010 году во Вроцлаве была вновь открыта синагога. 57-летняя израильтянка пришла туда с престарелой матерью. «Мы жили во дворе синагоги, но уехали 50 лет назад», — рассказывает она. Она впервые вернулась в родные места. После 1945 года 100 тысяч уцелевших жертв Холокоста временно разместили во Вроцлаве. Они были слишком слабы или слишком сильно травмированы, чтобы вернуться обратно. Сегодня община насчитывает всего 327 человек.

В Кракове еврейский квартал наоборот стал модным, теперь туда ходят туристы. Еврейская община вновь организует большие праздники. Там можно встретить немцев в туристических составах, которые поражаются виртуозной игре местных уличных музыкантов. А всего в нескольких десятках километров отсюда туристы делают селфи перед входом в крематорий Освенцима.

«Украинский рабочий дешевле китайского»

Дорога из Польши на Украину занимает три часа. «Путь может занять от 2 до 11 часов», — говорит водитель. Люди ходят по автобусу, чтобы размять ноги, и языки развязываются. Анастасия («и русское, и украинское имя», как она говорит) едет к родителям в Мариуполь на восток Украины. Дорога займет у нее двое суток. До начала войны в Донбассе в 2014 году она уехала учиться в польский Катовице. Она говорит по-русски и по-украински, начала учить польский и не исключает, что останется жить в Польше.

Один украинец так описывает свою жизнь: «Мне 29 лет. Я родился в СССР, живу на Украине, прошел через две революции и гиперинфляцию. Что еще может случиться?» В поисках стабильности этот инженер отправился работать на ферму в Данию. Он расхваливает серьезный подход датчан, но после пяти месяцев там он стал скучать по соотечественникам со всеми их недостатками. Поэтому он вернулся обратно и устроился в компании-субподрядчике Google. Он зарабатывает тысячу евро в месяц и считает, что ему повезло. «Я видел исследование автомобильной компании: украинский рабочий теперь дешевле китайского. 250 долларов в месяц первому, 300 второму». Как и два других повстречавшихся мне потом украинца, он произносит такие слова: «Я с оптимизмом смотрю в будущее страны, но не думаю, что увижу его при жизни».

Прибыв во Львов, большой город на востоке Украины, невозможно представить, что в стране идет война. 24 августа террасы кафе забиты людьми, а туристы из Европы, Турции и Ближнего Востока смотрят представления фольклорных групп по случаю национального праздника. Не видно ни одного полицейского или солдата. В этом великолепном городе, который был сначала польским, затем австрийским, польским, советским и, наконец, украинским, постоянство власти воспринимается в относительном свете.

Бушующий на востоке страны конфликт (его отделяет более тысячи километров) не пощадил Львов. Городское кладбище (400 тысяч могил на 40 гектарах) символизирует трагедии этого региона. Там лежат украинцы, а также немцы, поляки и даже французы. Ужасы продолжаются. Теперь десятки родителей и вдов сидят у останков погибших на фронте сыновей и мужей. Земля еще рыхлая, а надгробия не успели поставить. На участке для «патриотов» виднеется около полусотни крестов с фотографиями (зачастую очень молодых) умерших. Рядом размечены еще три пустых квадрата. Для будущих «героев».

Хотя Одесса и находится куда ближе к Крыму и Донбассу, война там ощущается еще меньше, чем во Львове. Наверное, потому что этот основанный Екатериной II город почти не отправляет добровольцев на фронт. Жители вовсе не поддерживают Путина, но говорят по-русски и смотрят на Киев с недоверием. В этом очаровательном черноморском порту, городе «писателей» (местный вариант) или «лентяев» (мнение Киева) люди в первую очередь считают себя одесситами. Все они напирают на качество жизни и прекрасное взаимопонимание всех религиозных сообществ. Разве синагога находится не всего в паре улиц от мечети? В то же время они не любят говорить о невероятном количестве больших седанов с тонированными стеклами, которые вызывают определенные сомнения по поводу порядочности местной элиты.
 
Если верить Анне, коррупция только ухудшилась после 2014 года и революции на Майдане. Стоит отметить, что эта сотрудница книжного магазина придерживается открыто пророссийских позиций. «Это мой язык. Тут все на нем говорят. Но если я еду во Львов, на меня косятся, когда я говорю по-русски. Скорее всего, я уеду. Возможно, в Индию. Там в каждом штате говорят на своем языке, и это не создает никаких проблем. В Канаде и Швейцарии тоже принимают несколько языков. Почему этого нет на Украине? Почему люди с Западной Украины нас ненавидят?»

Выслушав все это, Александра не выдерживает: «Это все чушь. Во Львове люди помогают нам, когда мы пытаемся подобрать слова по-украински». Эта веселая и активная девушка, специалист по французскому языку, решила выучить немецкий, чтобы работать на греческих круизных лайнерах и путешествовать. «Если бы Украина вступила в Европу, мне хотя бы больше не нужна была бы виза для поездок», — вздыхает она.

Однако, быть против Путина не значит быть за Европу. Хозяйка арендованной мной квартиры Кристина служит живым тому примером. Она была замужем за британцем, называет себя «патриоткой» и ненавидит Путина, но не хочет, чтобы Украина вступала в Европейский Союз. «Европа нас не защищает. Более того, мы еще никогда не были такими свободными, как сейчас. Если мы станем европейцами, на наших рынках больше не будет всех этих чудесных и свежих продуктов. Единственное, что могла бы дать нам Европа — правосудие. Вашим судам можно верить, нашим — нет». Эта образованная и умная женщина убеждена, что Европа доживает последние дни. «Вам известно, что Меркель и Путин знакомы со времен ГДР? Он хочет разрушить Европу снаружи, она — изнутри. Именно для этого она запустила всех этих беженцев». Разговоры о прославленном Одесском мультикультурализме не мешают ей сочувственно поглядывать на меня, когда я объясняю ей, что не стоит путать беженцев с террористами. Должен сказать, что такой скептицизм проявляют практически все мои европейские собеседники, с которыми я поднимаю эту тему…