Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на
Генерал танковых войск Гитлера спасся в сумасшедшем доме

Рудольф Шмидт (Rudolf Schmidt) был одним из лучших полководцев Гитлера. Пока не выступил против кровопролитной войны вермахта на восточном фронте. К счастью, он избежал гестапо — но не спасся от сталинских репрессий.

© AP PhotoАдольф Гитлер на праздновании 10-летия национал-социалистического движения в Мюнхене, 9 ноября 1933 года
Адольф Гитлер на праздновании 10-летия национал-социалистического движения в Мюнхене, 9 ноября 1933 года
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Никому не понравится, если его объявят невменяемым. Но иногда это может спасти жизнь. Госпитализация в психиатрическую больницу все-таки лучше, чем путь в камеру смертников. Именно таким способом генерал танковых войск Гитлера Рудольф Шмидт, которого подчиненные ласково называли «папа Шмидт», сумел избежать казни. Но перед сталинскими судьями никто не объявил его невменяемым.

Никому не понравится, если его объявят невменяемым. Но иногда утверждение, что в определенный момент времени ты был «вне своего свободного волеопределения», может оказаться спасительным. Госпитализация (временная) в психиатрическую больницу все-таки лучше, чем путь в камеру смертников.


Именно таким способом генерал-полковник Рудольф Шмидт, которого его подчиненные ласково называли «папа Шмидт», сумел избежать казни. Жизнь профессионального военного, который с 20 лет, с 1906 года, постоянно носил форму, весной 1943 года оказалась под угрозой.


Гестапо разоблачило его младшего брата Ганса-Тило как шпиона; с 1931 по 1938 год он передавал сведения о немецкой шифровальной машине «Энигма» французам. К тому же, во время обысков были обнаружены недвусмысленные письма от Рудольфа Шмидта, «которые были очень резко направлены против фюрера», — пишет историк Крис Гельмеке (Chris Helmecke) из Центра военной истории и социальных наук бундесвера, бывшего Центра исследований военной истории бундесвера (MGFA), в последнем номере журнала «Военная история».


Письма не сохранились, но, видимо, были очень резкими. Такой вывод можно сделать из отчета уполномоченного управления личного состава сухопутных войск, в котором о Рудольфе Шмидте написано: «Среди прочего, он занимался критикой высшего руководства и упрекал его в ошибках, которые, якобы привели к тяжелым поражениям последнего времени».


Не было бы счастья, да несчастье помогло: военный судья избавил его от обвинения перед военным трибуналом рейха. Его направили на психиатрическую экспертизу, которая дала заключение о невменяемости, и его поместили временно в сумасшедший дом. С 10 июля 1943 года Шмидт оказался в «резерве фюрера», фактически в оплачиваемой преждевременной отставке. К концу квартала, в возрасте 57 лет, он был отправлен на досрочную пенсию.


Хотя Шмидт избежал приговора только по счастливой случайности, отныне он снова пытался добиться возвращения на военную службу. Он даже подключил к этому шефа СС Генриха Гиммлера, но Гитлер категорически отказал.


Такое поведение остается загадкой, потому что Шмидт, в отличие от таких же высокопоставленных полководцев, как Вильгельм Кейтель (Wilhelm Keitel) или Альфред Йодль (Alfred Jodl), не был послушным исполнителем воли Гитлера. Как раз наоборот, он демонстрировал словом и делом, что отвергает войну на уничтожение, которую вел «фюрер».


Именно это делает Шмидта интересным, потому что это показывает, какую свободу действий еще имел командующий фронтом даже во время советско-германской войны. Конечно, случай с «папой Шмидтом» вместе с тем иллюстрирует, как справедливо пишет Гельмеке, что возможности влияния даже генерал-полковника на солдат на фронте были ограничены — когда он отдавал приказы, отклоняющиеся от основной линии руководства.


В польской и западной кампании Шмидт успешно руководил танковой дивизией и армейским корпусом — однако, не каждым орудием или танком. Он пытался остановить в последний момент бомбардировку центра Роттердама, но было слишком поздно: его приказ не достиг немецких самолетов. 800 человек погибли, старая часть города полностью выгорела. Мародерство и насилие против мирных жителей в подчиняющихся ему подразделениях Шмидт не терпел; как «лицо, имеющее судебную власть», он приказал за это строго наказывать.


В нападении на Советский Союз он участвовал снова как командующий армейским корпусом; целью его танков был Ленинград. Но вскоре он понял, что здесь завязалась борьба иного качества: «Война здесь несравнима ни с какой другой, настолько она жестокая и кровавая, — писал он и продолжал. — Во всяком случае, это самая ужасная и бесчеловечная из четырех войн, в которых я до этого участвовал».


К рождеству 1941 года Шмидт принял на себя командование в качестве главнокомандующего второй танковой армией — около 200 тысяч солдат. Кроме того, теперь он нес ответственность за несколько сотен тысяч советских мирных жителей, которые жили в районе нахождения его войск. Уже будучи начальником воинской части, выполняющим, в основном, касающиеся напрямую фронта задачи, Шмидт выступал против пресловутого «приказа о комиссарах»: «Как чрезвычайная мера, приказ о расстреле политических комиссаров должен быть отменен», — писал он в памятной записке в сентябре 1941 года.


Как главнокомандующий (и ответственный за зону, включающую «армейский тыл»), 3 марта 1942 года он издал «армейский приказ об обращении с военнопленными, партизанами, вражескими разведчиками и населением». В нем он требовал не вести войну против мирного населения и соблюдать дисциплину.


Особенно важным это было при обороне от советских партизан. Как понял Шмидт, жестокая оккупация приводила к противоположному эффекту: население поддерживало партизан. Поэтому он занимался восстановлением нормальной жизни, чтобы привлечь население на сторону вермахта. Гордо он писал своей жене: «Моя армейская зона, несмотря на партизан, теперь самая урожайная во всей России».


Однако эффект даже таких четких приказов был ограниченным, как установил Гельмеке: «Лист бумаги, сам по себе, не мог влиять на поведение целой армии или предотвратить злоупотребления». Звучащие иначе задания предшественников Шмидта и идеологически выверенные указания на нижних уровнях вермахта привели к тому, что и его солдаты обращались с населением, как с «надоедливыми насекомыми» и практиковали «неправомерные расстрелы», как установил переводчик.


Повышенный в должности до генерал-полковника 16 марта 1942 года, Шмидт хотел справиться с этим и в апреле 1942 года приказал: «Чем дольше длится война, тем сильнее следует избегать огрубения и одичания нравов. В интересах ударной силы и дисциплины войск они обязательно должны сдерживаться в рамках». С таким заявлением, однако, Шмидт оказался практически в одиночестве среди высшего руководства вермахта.


После его счастливого, но нежеланного выхода на пенсию, последовал следующий удар судьбы. В конце 1947 года он отправился в Веймар и был арестован в советской оккупационной зоне спецслужбой НКВД по обвинению в военных преступлениях. Только после примерно восьми лет заключения в советских исправительных лагерях он оказался на свободе, вместе с последними немецкими военнопленными. Спустя полтора года он скончался, незадолго до своего 71-го дня рождения. Перед сталинскими судьями никто не объявил его невменяемым.