Мария Алехина не отвечает улыбкой на улыбку, по крайней мере сегодня. Репетиции ее перформанса «Riot Days» только что закончились — на полтора часа позже, чем планировалось. Она сидит в одной из комнат клуба Mousonturm, вся в черном, с меховой шапкой на голове, и пьет кофе. Рядом с ней ее соратница Ольга Борисова.
Почти через час состоится первое из двух представлений Pussy Riot Theatre во Франкфурте-на-Майне. Спектакль основывается на книге Марии «Дни мятежа», которая в свою очередь опирается на историю Pussy Riot, а она, собственно говоря, считается известной. Если посмотреть спектакль, то поймешь: ее не знают.
Билеты распроданы, гости разговаривают друг с другом. «Жаль, что сегодня нет здесь той хорошенькой», — говорит один из них. Он имеет в виду Надежду Толоконникову, и к сожалению это говорит о том, каким мир видит Pussy Riot. («Как они называются? «Reit ne Pussy?», — спрашивает другой. Феминизм, тебе еще кое-что предстоит). На сцене появляются музыканты Максим Ионов и Анастасия Ажиткова. Сразу после них Кирилл Мажека и Мария Алехина. Сначала она одета в пеструю маску балаклаву, фирменный знак Pussy-Riot, затем она снимает ее. Давно уже нет смысла скрывать ее лицо. На фоне видеокадров за спиной эта четверка скандирует для публики текст:
«Прошло лето. Все раньше темнело. Путин сообщил, что он хочет в третий раз выставить свою кандидатуру». Они говорят по-русски, перевод виден сзади на экране. Предложения — короткие и жесткие, ревет саксофон. Время от времени декламация переходит в пение. Как и книга, эта пьеса составлена из обрывков воспоминаний, этакий живой гибрид из бешенства и мудрости. Этот спектакль — как заклинание, как возвращение в дни ареста в Москве в 2012 году после выступления в Храме Христа Спасителя.
Эти женщины словно смеются над своей прежней наивностью
Хотя эти актеры лишь просто стоят, динамика их слов затягивает зрителя в те события: он лежит без сна с Марией ночью, до того, как она идет в церковь. Он тайком проносит гитару мимо охраны. Он танцует с ней на алтаре и вместе с ней его вышвыривают из здания. Он идет с ней домой к ее сыну. «На следующее утро Филипп смотрел по телевидению „Диких лебедей“. „Я скоро вернусь“, — сказала я. Ему было тогда четыре, оставалось три месяца до его пятого дня рождения. Я (…) закрыла за собой дверь. И не возвращалась два долгих года».
У Марии на сцене на груди крестик. Она снимает его, когда в середине спектакля еще раз надевает балаклаву, а потом снова надевает его. Кирилл начинает танцевать, она неподвижно смотрит на публику. В другой действительности, в следственной тюрьме она из-за бесчеловечного обращения отказывается принимать пищу. «Первая голодовка как первая любовь». Эти реальности перекрывают друг друга. Между первым действием и приговором проходит 25 минут.
«Люди начинают забывать свою собственную историю, — говорит Алехина в интервью перед началом постановки. — Люди часто не думают, что что-то действительно может произойти. Никто не думал, что действительно может произойти Брексит. То же самое касалось выборов Трампа в США. Возможно, надо исходить из того, что эти вещи действительно происходят. Когда мы в феврале 2012 года прочитали в газете, что нас осудили, причем на возможный срок в семь лет, мы не могли в это поверить. Но это стало реальностью. Ты это видела».
В середине пьесы Мария садится на край сцены, совсем рядом, и закуривает. Она рассказывает о личном досмотре. О том, как тюремный врач потребовал, чтобы она сняла нижнее белье и раздвинула ноги. На ее просьбу закрыть предварительно дверь ей было сказано, что в церкви у нее с этим не было никаких проблем. Эти слова проносятся над зрителями. Между тем Кирилл поливает публику водой. В этом не было никакой необходимости, никто даже не думал о том, чтобы заснуть.
«Все изменяет каждого»
Ажиотаж вокруг Pussy Riot был на Западе в первую очередь прославлением хорошеньких молодых женщин как полит-икон, своего рода поп-проекции. Только сейчас станет понятно, получит ли их эстетика и их программа поддержку в западных условиях. Однако, быть может, эту проблему обсуждают совершенно неправильно, потому что обходят стороной самый главный момент: что у Pussy Riot пестрая, искусно рассчитанная поп-инсценировка натолкнулась на жестокую политическую реальность. На Западе они — политические поп-звезды, а в России — потенциальные заключенные и жертвы пыток. Экзистенциальное измерение стоит поперек их эстетической игривости.
Одновременно их оппозиция по отношению к Путину и к российскому государству является на Западе их капиталом — как публичные личности они тем самым представляют собой раздражающий парадоксальный феномен. Но было бы ошибкой недооценивать механизмы поп-культуры в таком случае лишь потому, что здесь играет роль политика. Для поп-культуры важным является как раз балансирование на грани между существенным и китчем, ангажированностью и пропагандой, рефлексией и агитацией, критикой и утверждениями. А иногда поп-культура не балансирует, а стоит одной ногой на этой, другой — на той стороне и прыгает туда-сюда, не обращая внимания на противоречия. На вопрос о том, изменило ли ее время, проведенное в тюрьме, Мария пожимает плечами. «Все изменяет каждого».
Когда все уже позади и раздаются аплодисменты, артисты на некоторое время забывают, что они все еще говорят по-русски, и никто не понимает их слова благодарности. Мария Алехина кланяется восторженной публике. Теперь она улыбается.
