Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на
Памятник, установленный «по-воровски»

Почему на Урале начался конфликт из-за мемориала ссыльным литовцам

© NATOКадр из фильма "Лесные братья. Сражение за Балтию", снятый документалистами НАТО
Кадр из фильма Лесные братья. Сражение за Балтию, снятый документалистами НАТО
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
В августе 2016 года на месте бывшего поселка Галяшор на севере Пермского края появился памятник с 89 фамилиями. Мемориал сделала инициативная группа литовцев, которые хотели увековечить имена людей, сосланных сюда в 1945 году. С прошлого года продолжаются споры, нужен ли вообще монумент. Говорят, среди фамилий могут быть «лесные братья» — литовские партизаны.

В августе 2016 года на месте бывшего поселка Галяшор на севере Пермского края появился памятник с 89 фамилиями. Мемориал сделала инициативная группа литовцев, которые хотели увековечить имена людей, сосланных сюда в 1945 году.


С лета прошлого года продолжаются споры о том, нужен ли вообще монумент. Говорят, среди фамилий могут быть «лесные братья» — литовские партизаны. Местные чиновники на словах поддерживают активистов и даже придумали название для конструкции — «Последний путь Галяшора». Но узаконить ее до сих пор не получается.


В июле 1945 года в литовскую деревню Вершулишки пришли сотрудники НКВД. Зашли в дом, где жил Антанас Гуркшнис со своими родителями, братьями и сестрами, велели собрать самое необходимое и вместе с другими литовцами посадили в товарный поезд. «Когда везли в телятниках (вагонах, в которых перевозили животных, — прим.ред.), люди от стресса умирали, — рассказывает Антанас. — Пришлось оставить нажитое таким трудом».


Дом в Вершулишках семья Гуркшнисов построила на земле, данной отцу Антанаса, Пранасу, за службу добровольцем в литовской республиканской армии. Поначалу жили в землянках, а потом обзавелись «живностью, инвентарем»… Все это Антанас узнает от родных позже. На момент высылки ему было всего три года. Депортации тогда избежал только его брат (он лежал в больнице) и одна из сестер: «Пасла коров на лугу, и ее не заметили, а потом — дала деру».


Коллективная ответственность


В заключении МВД Литовской ССР, которое появилось в 1955-м, сказано, что Гуркшнисы были «семьей участника вооруженной банды литовского подполья», поэтому и подлежали депортации. Один из братьев мальчика действительно был партизаном. «Коллективная ответственность», — объясняет старик сейчас. Судя по заключению МВД, партизана из семьи Гуркшнисов убили через год «при проведении войсковой операции».


Переселять литовские семьи вглубь России, между тем, продолжали. Депортации повторялись каждый год, вплоть до смерти Сталина. Гуркшнисов тогда вывезли на спецпоселение на Урал — в коми-пермяцкий поселок Галяшор, где тогда уже жили депортированные поляки. Весной 1946 года бежала сестра Антанаса, Аугения. Пешком прошла 150 километров до ближайшей станции, а потом выбиралась на родину тайком в грузовых вагонах. После пропажи (каждую неделю спецпереселенцам нужно было «отмечаться») к Гуркшнисам в барак пришли с проверкой: «Где дочь?». Мать только руками развела. Антанас помнит, как перед этим она уговаривала его: «Молчи, ничего не говори». Позже девушка писала из Литвы под чужим именем.


В 1947 году отец Пранас умер от болезни. Детство и молодость Антанаса прошли в Прикамье, и он называет его своей второй родиной. Вспоминает, что в Галяшоре (с населением в триста человек) все жили дружно. «В школе нас поначалу обзывали фашистами, бандитами, — говорит. — Но это быстро прошло. Да и они [коми-пермяки] постепенно поняли, что литовцы — люди деловые». Литовцы учили местных делать колбасу, вспоминает пермяк Леонид Ладанов, тоже живший в Галяшоре и друживший с племянником Антанаса. «Зарежут свиней — ничего не выбрасывали, — вспоминает он. — Внутренности коптили». Коми-пермяки в свою очередь учили литовцев охотиться. А в лес тогда ходили со школьного возраста. Вместе отмечали 1 мая, 7 ноября и другие праздники. Друзья и коллеги называли литовцев на русский манер: Антанаса — Антоном, Йонаса — Ваней. Иностранные имена было сложно выговорить.


«Пройдет коми-пермяк мимо кладбища — да перекрестится»


Когда умер Сталин, дети и учителя в школе плакали, и Антанас тоже. Но тогда же «вздохнули — грянут перемены». «А когда разоблачили Берию (вскоре после смерти Сталина — прим. ред.) — помню, была радость. Я побежал домой, вырвал из настенного календаря лист с его фотографией и изорвал». В 1959-м съездили с матерью в Литву. На месте дома, из которого их выслали, сохранился только фундамент. Все родственники Антанаса, да и многие другие литовцы постепенно вернулись на родину. Но он остался в Прикамье. После школы поступил в сельскохозяйственный институт в Перми, потом переехал в этот город. Здесь познакомился с будущей женой, родилась дочь. Вспоминает, что была возможность перебраться в литовский Мажейкяй, но «мы не согласились: не хотели переезжать в провинцию».


38 лет Гуркшнис проработал инженером по транспорту в областной станции по племенному делу и искусственному осеменению. «Я был самым молодым из тех, кого вывезли, — продолжает пенсионер. — И понял, что надо как-то увековечить память о литовцах. Время идет, люди умирают. Нужно памятник поставить: пройдет коми-пермяк мимо кладбища — да перекрестится». В начале 2010-х годов мужчина начал собирать фамилии ссыльных, похороненных в Галяшоре. Приехал за справками в Центр исследования геноцида в Вильнюсе. Набралось 89 имен. Все они, по словам Антанаса, реабилитированные, то есть точно не были партизанами.


К августу 2016 года инициативная группа собрала в Литве деньги. Там же сделали металлические таблички со словами: «Здесь покоятся литовцы, поляки — жертвы политических репрессий 1945 года», «Мы вас помним, любим, скорбим. Соотечественники», а также табличку со списком из 89 фамилий. Изготовили и круг, напоминающий солнце с лучами. По словам Гуркшниса, символ тоски по родине. Потом активисты приехали в Россию и десять дней жили в палатках рядом с галяшорским кладбищем. Перед этим, утверждает Антанас, литовцы отправили в администрацию Кудымкарского района 89 справок о реабилитации — чтобы не возникало вопросов. Районный глава Валерий Климов это не подтверждает и не опровергает: во время нашей беседы ответственный за памятник сотрудник находится в отпуске.


Цемент и продукты возил на тракторе — по-другому сюда не добраться, рассказывает Леонид Ладанов. Он тоже помогал. «Если ты в поселке родился — почему не поможешь?— считает он. — Они мне не враги были. Кто поможет больше?». Памятник, вместе с основанием занимающий меньше 10 квадратных метров земли, — единственное, кроме погоста, что есть сейчас на месте Галяшора. Вокруг — снежное поле, лес. Разрешения строить памятник, говорит Антанас, из администрации Кудымкарского района он так и не дождался. Но литовцы посчитали, что тянуть до сентября не будут: осенью работам могла помешать погода.


Бывший председатель отделения правозащитного общества «Мемориал» в Коми-Пермяцком округе Артур Кривощеков, занимавший этот пост до декабря 2017 года, рассказывает — еще до возведения памятника чиновники обратились к нему за советом. И он тогда предложил не спешить с одобрением. Объясняет, в списке фамилий могут быть «лесные братья».


— А если они будут, то что?— спрашиваем собеседника.


— Как что? А как они себя вели, вы знаете? И как сегодня ведут? Все наши памятники в Литве ими разрушены. Они сейчас у власти там.


Монумент, считает Кривощеков, установили «тайком», «по-воровски». «Чего-то они боялись. — уверен бывший руководитель местного «Мемориала». — Списка».


«Или их тут обижали?»


Осенью 2016-го местная кудымкарская газета «Иньвенский край» опубликовала письмо пенсионерки из соседнего с Галяшором поселка Велва-База Валентины Шкварок. «Какие они жертвы <…>?— цитирует это обращение кудымкарское издание «Парма-Новости». — Убиты? Или их тут обижали? Они во время войны убивали наших русских солдат, бросали их в колодцы. <…> Мы все жили в таких же условиях, так же одевались, жили в бараках, спали на полу среди клопов. <…> У меня мама тоже с колхоза приехала, тоже тогда поставить памятник жертвам?».


Против памятника, кроме пенсионерки и Артура Кривощекова из «Мемориала», высказалась также член прикамского штаба Общероссийского народного фронта Светлана Аристова. Затем вмешалась кудымкарская прокуратура. Она нашла нарушение административного кодекса и обратилась в министерство природных ресурсов Пермского края — то выписало Гуркшнису штраф в 20 тысяч рублей за «самовольное занятие лесных участков» (Статья 7.9 КоАП РФ). Потом постановление о штрафе было отменено «в связи с малозначительностью правонарушения». Памятник


Гуркшнис говорит, что уже «три раза» ходил к уполномоченному по правам человека в Пермском крае, и это помогло. Сейчас памятник все-таки хотят легализовать. Это в беседе с нами подтвердил глава Кудымкарского района Климов. «Есть план по этому поводу, как все последовательно сделать, — говорит он. — Идут первые мероприятия по земле». Подробности чиновник рассказывать не стал: «Я не буду вам объяснять, что и как. Сказал, что работа идет, идет соответствующий документооборот». Районные чиновники хотят признать монумент объектом культурного наследия и даже придумали для него имя — «Бэрья туй Галяшор», что с коми-пермяцкого языка переводится как «Последний путь Галяшора».


Впрочем, когда будут заверешены все бюрократические процедуры, глава Кудымкарского района сказать затруднился. Вряд ли мимо памятника будет часто кто-то проходить: монумент находится в отдаленном месте. Наверное, в первую очередь он нужен самим создателям. Антанас, например, после приезда сюда в сентябре этого года отвез на родину фотографии и раздавал их потомкам ссыльных. Но тем страннее выглядит конфликт, который разгорелся из-за монумента.