Эстонский город Нарва у самой границы с Россией уже давно страдает от высокой безработицы и социально-экономических проблем.
Но в последние годы эстонское руководство стало вкладывать в Нарву большие средства. Оно старается интегрировать российское меньшинство, живущее в Эстонии.
В Нарвской Венеции — дачном поселке, где вдоль канала выстроились лодочные боксы, — собралась на выходные веселая компания.
У одного из кирпичных лодочных боксов, которые выстроились вдоль извивающегося канала, ведущего в Нарвское водохранилище, от мангала поднимается дымок. Пахнет жареным луком и шашлыком. Несмотря на холодные весенние ветра и плотные облака, компания накрывает на стол.
«Мы только что открыли рыболовный сезон», — рассказывает Эрих.
Маленькая зеленая лодка все еще прыгает на плещущихся волнах.
«Уже в мае разрешили ловить щуку — такое впервые. Видели, наверное, сколь лодок сегодня спущено на воду», — добавляет Алексей.
Рыба из водохранилища заходит то в Россию, то в Эстонию — дело в том, что по нему проходит граница между эстонской Нарвой и российским Ивангородом.
Политические отношения между двумя странами уже давно очень напряженные, и ни для кого не секрет, что Россию в Эстонии считают потенциальной угрозой. В случае конфликта Нарва сыграла бы важную стратегическую роль.
Когда Россия аннексировала украинский Крым, многие аналитики начали задаваться вопросом, не станет ли Нарва следующей. Ведь большинство жителей там русскоязычные, в городе много российских граждан, и далеко не все так уж привязаны к эстонскому государству.
«Давайте по-честному: что вообще общего у Крыма с Эстонией?— рассуждает тесть Эриха Василий, один из самых старших в компании. — Сейчас вот опять Россия и Эстония начали бодаться, высылают дипломатов, а страдаем в итоге мы, обычные люди».
Рыбалка у компании не задалась, но отдых продолжается здесь — в так называемой Нарвской Венеции. В советские времена это был лодочный кооператив, построенный для рабочих Кренгольмской текстильной мануфактуры поблизости. Здесь и на дачах вдоль каналов жители Нарвы и десятки тысяч сотрудников мануфактуры могли в конце 1980-х отдохнуть в выходные.
«Но сейчас другие времена. Видите вон те две трубы? Раньше их было шесть», — Василий показывает на электростанцию вдалеке.
«А где текстильная фабрика? Ее тоже больше нет, здесь нет никакого будущего», — добавляет он.
Времена, когда Нарва была промышленным центром, который привлекал людей со всего Советского Союза, позади. Остался лишь город, из которого уезжает все больше людей.
Сам Василий работает слесарем в Голландии, но по выходным приезжает домой к семье в Нарву. «Лучше ли в Голландии зарплата? Вы еще спрашиваете» — смеется он.
Василий родился и вырос в Нарве, но он не гражданин Эстонии. Он недостаточно хорошо знает эстонский язык и не сдал бы экзамен.
В Голландию он ездит с «серым паспортом» — документом, с которым сейчас живут примерно 70 тысяч жителей Эстонии, не имеющие, как и он, гражданства. После обретения Эстонией независимости эти люди не смогли стать эстонскими гражданами, а российскими быть не хотят.
«Девчонки на таможне всегда смеются надо мной — что я такой странный, — говорит Василий. — С этим паспортом к тебе относятся как к инопланетянину».
Прошло уже 30 лет с распада Советского Союза, а интеграция российского меньшинства по-прежнему остается одним из самых острых политических вопросов. Этой теме стали уделять еще больше внимания, когда Россия аннексировала Крым.
Власти в Таллинне рассуждают так: нельзя, чтобы в стране была группа жителей, которые не чувствуют причастности к делам государства, не говорят на государственном языке, не слушают эстонские новости и не получают общественную информацию. Обратили внимание и на Нарву: президент на некоторое время перенесла сюда свою резиденцию, в городе организовали больше бесплатных языковых курсов, а также запустили новый местный телеканал.
Пока это никак не сказалось на статистике. Многие по-прежнему уезжают из Нарвы, а безработица остается высокой. Но, возможно, кое-что все же начало меняться.
Зять Василия Эрих бегло говорит по-эстонски, чем очень гордится. Он выучил язык во взрослом возрасте, когда служил в армии. Сейчас у него двое детей, и дома они с женой половину времени говорят по-эстонски.
«Дети будут жить в Эстонии как минимум 18 лет, так что должны знать национальный язык, — рассуждает он. — Нельзя ограничивать их жизнь так, как она ограничена у нас».
Пока мы разговариваем, тесть Эриха Василий протягивает нам тарелку с шашлыком. «Попробуйте, какова на вкус настоящая венецианская еда», — говорит он.
Возле другого лодочного бокса сидит на корточках мужчина и чистит щуку, только что пойманную в водохранилище. На том берегу — Россия, за отношениями с которой Эстония должна следить очень внимательно.
«Видишь, — говорит мне его товарищ по рыбалке и показывает пару изъянов на хвостовом плавнике щуки. — Ее пыталась съесть другая щука, побольше. Да-да, щуки едят друг друга», — объясняет он, увидев, как я удивилась.
Затем он кладет щуку в белый пластиковый контейнер вместе с остальной чищеной рыбой. Она засыпана солью и готова к сушке.
