Вот уже скоро сорок лет, как Андре Глюксман публикует книги, которые можно охарактеризовать как сигнал тревоги. В своей новой работе 'Беседа о ненависти' (Plon) он показывает, что никогда еще силы разрушения не были столь угрожающими для будущего человечества. Своими мыслями он поделился с другим философом - Роже-Полем Друа.
Это уникальный мыслитель. У него особый стиль. В своих книгах, написанных в классической манере, а их двадцать, начиная с 'Беседы о войне' (1967), он проливает свет на самые животрепещущие вопросы современности, от Гулага до спида, от Чечни до терроризма как такового. Его философские эссе - это одновременно и политические манифесты, и сигнал тревоги.
Андре Глюксман уникален и одинок из-за занятой им позиции, которая часто противоречит общепринятой. Он, вслед за Солженицыным, начиная с 1975 года, разоблачал Гулаг, написав 'Кухарку и людоеда', и это в то время, когда для многих интеллектуалов марксизм оставался святыней.
Сегодня он принадлежит к тем, кто считает, что 11 сентября изменило расклад сил в мировой политике. Вот почему Глюксман критикует пацифистов и поддерживает политику Джорджа Буша. А это непростая позиция в нынешней Франции.
В чем суть его отношения? В стремлении рассмотреть зло. В том, чтобы непрестанно тревожиться по поводу грозящей опасности, без устали бичевать бесчеловечность. Вот что им движет. Он знает, что этот лучший из миров создает гора трупов. И что мир любой ценой сегодня слишком дорого стоит.
В своей последней книге 'Беседа о ненависти', которая недавно вышла из печати (Plon, 236 страниц), Андре Глюксман выводит на свет ту разрушительную силу, которая сейчас обрела планетарный масштаб. В этой книге он разъясняет направленность и намерения этой силы.
Le Point: Пройденный Вами путь может показаться удивительным. После майских событий 1968 года Вы были близки к маоистам. После 11 сентября Вы поддерживаете Соединенные Штаты до такой степени, что являетесь сторонником войны в Ираке. Что, на Ваш взгляд, общего у этих двух приверженностей? Одна исключает другую? Или Вам обе близки?
Андре Глюксман. Время после событий 1968 года, о котором Вы говорите, я пережил с Сартром, Фуко, Годаром, Астрюком, вместе со студентами, которые провозгласили себя революционерами, анархистами и беспартийными. Это не был сюрреализм на службе у революции. Это была революция на службе у стремления действовать, очень сюрреалистичного. Авантюра споткнулась о терроризм. Нужно ли было поддаться соблазну, как Баадер в Германии или Красные Бригады в Италии? Прославлять вместе с Жаном Жене расправу с израильскими атлетами на Олимпийских играх в Мюнхене?
Жестокий спор взорвал этот крайний 'авангард', и разлучил друзей. Фуко, как и я, отвергал терроризм, Делез скорее солидаризировался с ним. Я написал 'Кухарку. . .', в которой сделал выпад против идеологических и философских основ коммунистического террора. Затем в том же ключе были написаны 'Отцы-мыслители'. Фуко написал на эту книгу самую хвалебную рецензию, какую только можно вообразить. Делез взбунтовался против 'новой философии'. Моему отказу от прежних идей уже треть века, моя война против терроризма, практическая и теоретическая длится уже тридцать лет.
Так значит Вы не изменились! Даже поддержав войну в Ираке?
- Партия 'Баас' Саддама Хусейна была одновременно фашистской и сталинистской. Как же не радоваться свержению тирана, который травит свой народ газами, пытает его и унижает? Терроризмом я называю агрессию, которую осуществляют вооруженные люди против безоружного населения. Мне кажется непристойным называть 'сопротивлением' негодяев, взрывающих автомобили, чтобы убить как можно больше прохожих, в том числе женщин и детей. Моя мать и мои сестры, участвовавшие во французском Сопротивлении, и представить себе не могли, что казнь заложников может быть средством сопротивления. В то время так действовали фашисты.
Поддержав вторжение в Ирак, я оказался в ряду большинства диссидентов, таких как Вацлав Гавел, и тех, с кем мы встречались в Польше при Ярузельском. Великая трещина тридцатилетней давности все еще разделяет мнения европейцев.
И эта разница, приправленная еще и антиамериканизмом, еще больше усилилась. В своей последней книге Вы рассматриваете Соединенные Штаты как один из основных объектов ненависти нашего времени.
- Антиамериканизм становится единственной доминирующей во всем мире идеологией. Во времена моей безумной юности мы протестовали против войны во Вьетнаме, но безгранично восхищались заокеанскими фильмами, поэзией, литературой. Модная тогда идея 'двух взглядов на мир', будто бы европейская культура из другого теста и выше американской, вызывала у нас безумный смех. Взывать к фанатикам и деспотам о пощаде по причине исключительности европейской культуры или галльской дипломатии мне не представляется достойным. Лихорадка антиамериканского единодушия, священный союз оппозиция =большинство, охватившая всех, от ультралевых троцкистов до крайне правых приверженцев Ле Пена, достойна удивления.
Ненависть к Америке - это ненависть к самому себе, слепому и склонному к самоубийству. Эта антизападная идеология выработана самим Западом, как и многие другие, существовавшие до нее. Нигилистический дух разрушения и саморазрушения часто ощущался в Европе в XIX и XX веках.
Сегодня хочется думать, американская гегемония - основное препятствие на пути к миру. Якобы Америка - это бог, гипердержава, которая может все, но это плохой империалистический бог. Это значит вдвойне ошибаться. Во-первых, Америка не всемогуща, во-вторых, она не является ни источником, ни причиной всей той ненависти, которая заставляет кровоточить нашу планету.
Холодная война была холодной лишь для процветающих демократий. Никогда еще ни на одном континенте не произошло столько потрясений за тридцать лет. Мы живем на опустошенной планете, где подорваны традиционные структуры, где молодые люди вооружены и беспощадны, живем, постоянно находясь в состоянии войны, и в конечном итоге, в состоянии высшей степени ненависти. Мы вышли из Холодной войны, но из самой войны не вышли. И хотя советская империя больше не существует, люди остаются способными на самые омерзительные поступки.
Вроде захвата заложников в Беслане. Уничтожение сотен детей - разве это не признак того, что борьба чеченцев вылилась в форму терроризма?
- Я думаю, нет. Беслан - это самый безумный захват заложников в истории. Он отвратителен чеченцам, так же как и нам. Из-за бесчеловечности тех, кто напал на детей. Из-за российских специальных войск, притворявшихся освободителями и стрелявших в толпу. Из-за молчания мирового общественного мнения: ни одно из демократических правительств не осмелилось высказать Путину ни малейшего упрека. Никогда не надо забывать о том, что ужасы терроризма могут вызвать отвращение у народов, от имени которых они совершаются.
Необходимо, чтобы Запад надавил на Путина, а средств для этого немало, чтобы он начал переговоры с теми сепаратистами, которые не делают ставку на ненависть.
Вы настаиваете на том, что ненависть - абсолютное движение, без границ, которое само себя питает. . .
- Прежде всего, я выступаю против расхожего мнения, что якобы ненависть вызывается внешними причинами: нищетой, угнетением, унижением. . . Как будто бы все, кто находятся в беде, подвластны ненависти. Какое презрение к беднякам! Какое оскорбление для униженных! Нет, не существует никакого железного механизма. Никакой связи между экономической и социальной катастрофой и терроризмом. Ответственен сам современный терроризм, образованный и обеспеченный. Решения он принимает сам. Терроризм - не кукла в руках материальных обстоятельств. Это убийца, наслаждающийся убийством.
В этой книге, как и в большинстве своих произведений, для анализа событий современности Вы широко используете классиков, будь то греки (Софокл, Еврипид), римляне (Сенека) или более близкие нам по времени Монтень, Шекспир, Лафонтен, Достоевский. Для чего?
- Литература, и в этом ее величие, это - наука зла. Она дает понимание того, что что-то не так, она снимает запрет со всего, что рискованно и запретно. Монтень, Шекспир или Расин раскрывают эту науку зла, так же как Чехов и Достоевский, Бекетт и Ионеско. Великий писатель - пророк беды, он обнажает то, что плохо, то, о чем стараются не думать, чтобы спокойно спать. Если поэт бодрствует, он созерцает цветы зла.
Это напоминание об опасности, эта живая память бесчеловечности и постоянной возможности, что она проявит себя вновь, это не только литература, это также, по Вашим словам, то, как сейчас существуют евреи.
Евреи познали худшее: Аушвиц. Хотят они того или нет, для них это живая память. То от евреев требуют признать, что Аушвиц - это уже история, давно положенная на полку, и они должны вести себя как пацифисты из пацифистов. Христианство потребовало от них отречения, Республика - стать даже в большей степени французами, чем сами французы. То навязывается мысль, что они заслужили то, что имеют: 'Шарон = Гитлер', а их свидетельства не принимаются в расчет. Они вечные возмутители спокойствия: когда-то из-за Нового Завета, еще вчера из-за стремления считаться европейским государством, а сегодня из-за того, что нарушают иллюзию спокойствия в мире.
И поэтому они снова и снова становятся объектом ненависти?
- Да, но при том условии, что предметом этой ненависти никогда не бывает реальный еврей, а еврей надуманный. Сартр заметил, что у антисемита уже имеется заранее составленное представление о еврее. Готовый образ 'грязного еврея', как показывает опыт, не имеет ничего общего с реальным евреем. За исключением того, что вымышленный готов в любой момент его убить.
Значит, реальная ненависть происходит из области воображаемого?
- То, что ненавидят, это совершенно особые воображаемые предметы: зеркала, в которых отказываются себя узнавать. Евреи, - потому что они являются отражением невозможной резни, которая однажды стала возможной, а, значит, будет возможна всегда (пример тому - геноцид племени тутси). Соединенные Штаты после 11 сентября, - потому что они напоминают, что мы уязвимы. Женщины, - потому что создают образ незащищенности. Ненависть не принимает человеческих условий. Она стремится разбить зеркало, где отражается наш конец. На мой взгляд, ненависть - это антифилософия. Поскольку философия стремится напомнить нам о пределе смертного, который не является богом.
