Удивительно, как часто в разных странах возникают схожие проблемы. И это наводит на размышления. Судьбе было угодно, чтобы я прилетел в Варшаву в тот же день, когда туда было доставлено тело президента Качиньского, погибшего в авиакатастрофе под Смоленском. Водитель, присланный организаторами конгресса «Ценности новой Европы», на который были приглашены мы, три профессора из Испании, встретил нас двумя словами: «блокирован» (город) и «президент». Он выговорил их с большим трудом и расплакался. Не пытаясь более изъясняться на незнакомом ему языке, он припарковал машину за несколько километров и повел нас к процессии польских граждан, которая, постоянно пополняясь все новыми людьми, выстроилась в направлении аэропорта. Это было своевременное решение. Очень много людей держали в руках небольшого размера польские флаги с траурными лентами. Таких флажков много было на подъезжавших или уже прибывших автомобилях, а также на многих окнах. Было много цветов, аккуратно выложенных в виде живого ковра вдоль тротуара, по которому двигалась процессия. Мотоциклисты и велосипедисты, которые составляли некое подобие эскорта, уничтожили этот ковер.
Интересные дни, проведенные в Люблине и Вроцлаве, а также вынужденное пребывание в Варшаве из-за тучи вулканического пепла, навели меня на размышления об особенностях перехода Польши от тоталитаризма к демократии, который я неизбежно сопоставлял с аналогичным процессом в нашей стране.
В случае Испании консенсус, достигнутый с огромным трудом, не подвергался обсуждению в течение двадцати пяти лет. И только когда сыграли серебряную свадьбу нашей Конституции, странным образом на него обрушился поток критики, сводившей консенсус к оппортунистическому образу жизни.
А в Польше, наоборот, достаточно долго сосуществовали два подхода к процессу демократизации. Достаточно показательными выглядели уже сами траурные мероприятия в память о трагедии Катыни. В то время как тогдашний глава правительства, а ныне президент Польши, проводил официальную встречу с Путиным, который не только просил прощения, но и предлагал все забыть, временно исполняющий обязанности президента Польши взывал к исторической памяти, готовый восстановить поруганное прошлое. Его сопровождали знаковые фигуры, представители государства и гражданского общества: военные, церковные иерархи, первопроходцы из знаменитого профсоюза «Солидарность»…
Когда я пришел в муниципалитет Люблина, чтобы расписаться в Книге Соболезнований, рядом с фотографией погибшего президента стояло фото последнего президента Польши досоветского периода, который находился в изгнании и являлся символом законного правительства. Это было весьма показательно. Таким образом, польский консенсус не отражал характер, лишь недавно подвергнутый у нас в стране сомнению, взаимного признания ошибок и преступлений, который призывал к забвению скорее прагматичному, чем всепрощающему. В наших конкретных условиях, проблемы, порождаемые исторической памятью о франкизме, когда мы забываем о гражданской войне и ее причинах, не встают настолько остро, что порождают взаимную ненависть; они скорее отражают заметное отсутствие здравого смысла в самом широком понимании этого слова.
На двойной формат мероприятий в память о трагедии Катыни наложился полет сразу стольких официальных лиц на борту одного из самых ненадежных самолетов. В свое время высокое должностное лицо вынуждено было уйти со своего поста после того, как заявило о том, что снимает с себя всякую ответственность за его функционирование. Но споры продолжатся потом, а пока везде видна лишь всеобщая скорбь. Целая неделя общенационального траура, в течение которой прошли самые различные мероприятия, включая закрытие бензоколонок перед самыми выходными.
За всем этим чувствовалась какая-то беззащитность Польши, которая осталась без главы государства и на короткий срок сплотилась в одно целое.
Обсуждался вопрос о том, следует ли предать земле президента и его супругу в Кракове, рядом с представителями королевской династии и другими выдающимися деятелями в огромной крипте Вавеля, или же похоронить их в столице Польши, обозначив тем самым новый этап исторического развития, который совершенно не следует отождествлять со старым монархическим строем.
Там не было гражданской войны, но было сильное угнетение всего общества. Если бы не это обстоятельство, то потерпевшие поражение польские правые и определенная часть испанских левых могли бы придти ко взаимопониманию. А население пыталось найти утешение в религии.
Многочисленные распятия, иногда достигавшие огромных размеров, установленные в общественных местах, несмотря на десятилетия советского присутствия, которое не смогло их уничтожить, были окружены свечами и маленькими лампадками. То же самое происходило и в некоторых ресторанах, как, например, на площади Казимиерц (Kazimierz), где в окнах были выставлены фотографии недавних визитов в эти заведения покойного президента и его супруги. Религия и гастрономия вполне уживались друг с другом как неотъемлемые элементы картины города, не вызывая при этом раздражения ни у агностиков ни у вегетарианцев. Зачастую можно было наблюдать как люди становились на колени перед этими витринами. Точно так же в президентском дворце люди, нескончаемым потоком приходившие проститься с главой государства, преклоняли колена перед гробом. Траурная церемония транслировалась всеми телеканалами.
Следует отметить, что в муниципалитете Люблина было лишь две фотографии и длинный флаг без какой-либо религиозной символики. Но когда мы прошли вглубь зала, то увидели множество портретов (за исключением одного случая) тех кто, когда-то возглавлял городской совет. А исключением являлась репродукция картины Томаса Моро (Tomás Moro) с весьма красноречивой подписью: покровитель политиков. Убирать во имя нейтралитета позиции религиозную символику, спасенную от советского атеизма, показалось бы рядовому поляку слишком странной формой перехода к демократии.
Разумеется, Польшу нельзя рассматривать как страну исключительно католическую, однако при организации государственных похорон, поляки проявили изрядную долю здравого смысла, приняв во внимание (как предписывает и наша Конституция) преобладающие в обществе религиозные убеждения.
Во Вроцлаве я присутствовал на католическом богослужении, проходившем на главной площади города. Его совершал архиепископ, которому сослужили епископы и священники. На литургии присутствовали и принимали участие городские чиновники, военное руководство и представители высших учебных заведений. Ректор местного университета, например, посчитал вполне допустимым облачиться в церковные одеяния и прочитать отрывки из богослужебных текстов. И при этом религиозный плюрализм, закрепленный в польской Конституции, которая обращается просто к Богу без каких-либо оговорок, никоим образом ущемлен не был.
Богослужение носило ярко выраженный межконфессиональный характер, о чем наверняка предварительно договорились представители различных вероисповеданий. Поскольку была пятница, и вечером у иудеев начинался шаббат, то после шествия, до начала литургии, представителю еврейской общины была предоставлена возможность провести мероприятие. Он произнес несколько прочувствованных слов и прочитал на иврите заупокойную молитву. Предпочли дождаться конца гри еко-католический епископ, окормляющий украинскую паству, и православный священник, и епископ Церкви евангелистов-пятидесятников. В конце выступил имам, который на ломаном польском цитировал Коран, а затем прочитал молитву на арабском.
Так что причин для недовольства ни у кого не было, хотя очевидно, что главным действующим лицом богослужения был католический архиепископ. Он, разумеется, не упустил возможности упрекнуть значительную часть политиков, которые в эти дни говорили лишь о добродетелях покойного президента, за то, что в других обстоятельствах они бы годами подвергали его суровой критике за то, что он слишком заботится о делах страны, слишком привержен католической церкви и, может быть, и за то, что он слишком поляк.
Были и такие, кто, выступая против захоронения Качиньского в Вавеле, заявляли, что рядом с королевскими особами могут покоиться лишь те, чей героизм превосходил просто смерть при исполнении служебных обязанностей. Церемония закончилась всеобщим пением «Боже, храни Польшу!», фактически второго государственного гимна. Любые сопоставления могут привести к весьма интересным обсуждениям…
Андрес Ольеро Тассара, член Королевской Академии Моральных и Политических Наук
