Мнение французского публициста и философа Бернара Анри Леви

Утро понедельника.

Мне неизвестно, что на самом деле произошло позавчера в прославившемся на весь мир номере нью-йоркской гостиницы Sofitel.

Мне неизвестно (да и никому не известно за неимением достоверных сведений), был ли Доминик Стросс-Кан виновен во вменяемых ему преступлениях или же он в тот момент просто ужинал с дочерью.

Мне неизвестно (но очень хотелось бы как можно скорее узнать), каким образом горничная могла одна (то есть в нарушение действующих в большинстве крупных нью-йоркских отелей правил, по которым уборку производят «бригады» из двух человек) попасть в номер одного их самых хорошо охраняемых людей на планете.  

И я тем более не хочу соглашаться с умствованиями так называемых психологов, которые, например, отмечают то, что номер прославившегося люкса (2806) соответствует дате начала праймериз в соцпартии (28.06, Стросс-Кан является их бесспорным фаворитом), и говорят о подавленных желаниях, фрустрации и прочей ерунде. 

Тем не менее, мне известно, что нельзя бросать людей на растерзание диким псам из-за такого.

Мне известно, что никакое подозрение (хочу подчеркнуть, что в этот момент, когда я пишу эти строки, речь идет всего лишь о подозрениях) не может служить оправданием для того, что весь мир увидел этим утром: утомленного, но все еще сохранившего гордость после 30 часов заключения человека в наручниках. 

Мне известно, что ни один закон в мире не должен допускать того, чтобы жена, его жена, чьей отвагой и любовью можно только восхищаться, стала объектом пошлых насмешек общественности, опьяненной складными сказочками и непонятным желанием отомстить.  

Еще мне известно, что Стросс-Кан, которого я знаю, Стросс-Кан, с которым я дружу уже 25 лет и другом которого останусь, несмотря ни на что, совершенно не похож на чудовище, ненасытную и злобную тварь, пещерного человека, о котором говорят все кому не лень. Да, он соблазнитель, сердцеед, друг всех женщин и прежде всего, разумеется, своей жены. Но это не жестокий и несдержанный мужлан, дикое животное, примат. Нет, все это полный абсурд. 

Этим утром я зол на американского судью, который отдал его на растерзание толпе ждавших его перед гарлемским отделением полиции папарацци, стремясь тем самым показать, что его могут судить как любого другого. 

Я зол на судебную систему, которую не зря называют «обвинительной»: кто угодно может обвинить кого угодно в каком угодно преступлении, и именно обвиняемому придется потом доказывать ложность и несостоятельность обвинений.  

Я зол на желтую нью-йоркскую прессу, позор своей славной профессии, которая, не посчитав нужным проявить такт или хотя бы проверить факты, представила Доминика Стросс-Кана больным, извращенцем, почти что серийным убийцей, сбежавшим из лечебницы психом. 

Я зол на всех тех во Франции, кто ухватился за эту возможность, чтобы свести свои личные счеты или провернуть мелкие делишки.

Я зол на комментаторов, политологов и других подпевал экзальтированного политического класса, которые сразу же, нарушив все приличия, начали брызжа слюной разглагольствовать о «смене карт», «новой раздаче» в таких-то и таких-то условиях. Но лучше мне остановиться, так это все вызывает у меня тошноту.  

Я зол (нужно ведь назвать хоть кого-то по имени) на депутата Бертрана Дебре (Bernard Debré), который излил свой «праведный» гнев на «плохо зарекомендовавшего себя» человека, который «зависим от секса» и уже давно ведет себя как «негодяй».

Я зол на всех тех, кто развесив уши слушает рассказ еще одной молодой женщины, на этот раз француженки, которая утверждает, что тоже стала жертвой подобной попытки изнасилования. Восемь лет она молчала, но теперь вдруг почувствовала выгоду и, стряхнув пыль со старого дела, преподнесла его на блюдечке телезрителям. 

Кроме того, меня, конечно же, огорчают и политические последствия произошедшего.

Мне жаль левых, ведь если Стросс-Кан потеряет опору, они лишатся своего чемпиона. 

Францию, одним из самых преданных и компетентных служителей которой он был на протяжении долгих лет.

И Европу, если не сказать весь мир, которые обязаны ему как главе МВФ тем, что им все же удалось избежать худшего.

С одной стороны, здесь были ультралибералы, сторонники жестких программ и противники любых изменений, а с другой – все те люди во главе с Домиником Стросс-Каном, кто начал вводить новые правила игры, менее удобные для сильных мира сего и боле выгодные для всех пролетарских наций и наиболее уязвимых и бедных слоев населения. 

Его арест произошел всего за несколько часов до встречи с непреклонным канцлером Германии, где он должен был обсудить помощь Греции, которую он собирался привести в порядок, не поставив при этом на колени. Таким образом, его поражение будет также означать провал этого великого дела. Это может стать настоящей катастрофой для этой части Европы и мира, которую МВФ под его руководством впервые в своей истории не собирался принести в жертву на алтарь высших финансовых интересов. Такой исход будет по-настоящему грозным знамением.