Я на одном дыхании прочел «Иллюстрированную историю династии Романовых, пока мой поезд мчался через Сибирь к Екатеринбургу. Это был поезд «Царское золото» — частный поезд, который обычно перевозит около 200 пассажиров по Транссибирской магистрали между Пекином и Москвой.

Список мест, которые мне хотелось посетить, стал намного короче: Великая китайская стена — галочка, Терракотовая армия — галочка, Запретный город — галочка. Компания, в которую я попал, представляла собой удивительное собрание веселых и жизнерадостных путешественников. Мой гид-экскурсовод сказала, что в поезде «Царское золото» часто так бывает. «Зачем вкладывать столько денег и времени в поездку, чтобы потом не получать от нее удовольствие?» И она была права.

Мы выехали из Пекина, где жил один свергнутый монарх — император Пу И, о котором Бернардо Бертолуччи снял фильм «Последний император», — и скоро должны были прибыть в Екатеринбург, где расстреляли другого монарха.

Мы ехали 12 дней и за это время успели привыкнуть к удобному режиму, в котором было много еды, алкогольных напитков и отдыха в горизонтальном положении. Впервые у меня появилось время, которое нужно было убивать. В результате я прочел увесистую книгу, содержащую подробности жизни императоров и императриц династии Романовых — 22 монарха и три столетия. Однако книга оказалась чрезвычайно увлекательной и, надо отметить, наполненной множеством кровавых подробностей. Как выяснилось, Николай II плакал, когда восходил на трон — будучи самым богатым и самым влиятельным человеком в мире.

Я проехал 7621 километр и потратил 15 дней, прежде чем добрался до последней главы книги под названием «Царь Николай II и гибель царской семьи».

В 1917 году 300-летняя династия пыталась балансировать, опираясь на шаткое наследие убийств, интриг и предательств, подталкиваемая к пропасти сотней миллионов голодных крестьян, отчаянно желавших получить землю, добиться перемен и просто прокормиться. Российское дворянство было совершенно безразлично к страданиям своего народа, но императрица Александра оказалась человеком иного склада. Она была религиозна до фанатизма и склонна к мистицизму. Ее близорукость намного превосходила близорукость ее современников царских кровей, и русский народ ненавидел ее за это. Ее супруг тоже не пользовался особой популярностью у народа, и, хотя их дети были совершенно безгрешны, они носили фамилию Романовых, которая стала для них смертным приговором.

Я знал, чем все это кончится, поэтому перед прочтением последней главы я запасся водкой — подобно палачам, которым поручили расправиться с царской семьей: согласно одной легенде, они сильно напились, прежде чем отправиться убивать царскую чету и их детей. Я посмотрел на книгу в кожаном переплете, лежавшую рядом с моими запасами алкоголя.

Хотя мое купе было рассчитано на двоих пассажиров, к счастью, я ехал один, и поэтому я использовал вторую койку в качестве импровизированного бара. Когда мы остановились в Улан-Баторе, я сходил в магазин. Я пробежался по рядам с алкоголем в местном супермаркете и обнаружил там довольно неплохой выбор. Это должна была быть водка. И, поскольку мы были в Монголии, это должна была быть водка «Чингиз Хан». Вот только какую взять — серебряную, золотую или платиновую?

«Очень хорошая. Попробуйте все», — сказала продавщица с лицом цвета старого пергамента.

«И еще вот эту», — добавила она.

«Эта очень хорошая», — сказала она, положив еще одну бутылку ракетного топлива в мою тележку. А потом еще одну.

Я вернулся в вагон. С койки напротив на меня смотрела дюжина бутылок «Чингиз Хана», и я снова оказался перед сложным выбором: с какой начать? Где-то в глубине моего сознания слышался голос продавщицы из супермаркета: «Попробуйте все». Так я и сделал. Следующим, что я помню, был скрежет металла, ознаменовавший собой остановку. Мы прибыли в Екатеринбург. Я чувствовал себя относительно трезвым и попытался уложить всклокоченные волосы, поглядывая в огромное зеркало на двери купе.

Зеленые безграничные луга за окном купе уступили место городскому пейзажу, и меня охватило невероятное волнение. Скоро я окажусь в том самом месте, где 100 лет назад царскую семью, лишенную престола и отправленную в этот промышленный город, казнили. Я прошел мимо бесчисленного множества матрешек и магнитов на холодильник в другой конец вагона и взял свой дневник. Сегодня ровно 100 лет с того дня. Ровно 100 лет!

Я быстро отвинтил крышку бутылки с водкой и глотнул прямо из горлышка. Нет, дрожь еще осталась. Я сделал еще пару глотков. Я вышел из вагона немного всклокоченный, с фотоаппаратом на шее, вооруженный записной книжкой и горстью мятных конфет.

Я присоединился к моим попутчикам, чтобы совершить короткую поездку от станции до места казни. На том месте прежде стоял дом — дом Ипатьева, где убили царскую семью, — но в 1977 году Борис Ельцин распорядился его снести. После распада СССР там построили Храм на Крови, который превратился в одно из любимых мест паломников на Урале. К 100-летней годовщине казни там построили часовню — в том самом месте, где казнили царскую семью.

Когда я вышел из автобуса, занятый сменой объектива и карт памяти в своем фотоаппарате, я услышал конец словесной перепалки между паломником и мужчиной, прогуливавшимся с собакой.

Несмотря на свой отвратительный русский, я все же уловил смысл нескольких фраз, среди которых были «царский ублюдок» и несколько намеков на мочеиспускание. Несмотря на одухотворенность обстановки, меня неотступно преследовал запах мочи. Власти, по всей видимости, не были готовы к такому наплыву почитателей царской семьи, желающих почтить ее память в 100-летнюю годовщину их казни, и портативных туалетов катастрофически не хватало. Внутри этих туалетов зловоние было попросту невыносимым. Паломники жили в городе по несколько дней, и им приходилось проходить по 20 километров от церкви до места захоронения тел членов царской семьи. А потом возвращаться обратно.

Мое первое впечатление от места казни Романовых заключалось в том, что, хотя строителям современного храма удалось избежать перегибов рококо, позолоченные купола все же плохо сочетались со скромно одетым и не слишком приятно пахнущим скоплением паломников. Я спустился вниз к крипте, где находятся портреты членов царской семьи.

В 1917 году царская семья насчитывала 65 членов, 18 из которых были убиты во время революции — семеро были расстреляны на том самом месте, где я стоял. Брата царя убили в лесу вместе с его конюхом, а сестру императрицы Эллу сбросили в шахту вместе с несколькими князьями и княгинями Романовыми.

Атмосфера здесь была достаточно мрачной.

Когда, направляясь к самой гробнице, я завернул за угол, я практически наступил на мужчину, распростершегося на полу, который целовал плиты. Группа монахинь энергично крестилась, шурша своими одеждами.

Люди вокруг меня шептались, молились, крестились, всхлипывали и плакали. Младенцев подносили к иконам, а женщины потуже затягивали платки на голове. Я был настолько поглощен этой атмосферой, что не увидел знак, запрещающий фотографировать, а также знак «Очередь здесь», откуда люди продвигались к месту расстрела. Я чуть было не сбил с ног оказавшихся на моем пути людей.

Меня остановил священник, однако его, по всей видимости, ничуть не волновал мой фотоаппарат с объективом размером с базуку, направленный на часовню, и тот факт, что я подошел не с того конца очереди. Я стоял на входе в крошечную часовню и смотрел на иконы с изображениями убитой царской семьи, висевшие на дальней стене.

Историки пришли к выводу, что в подвале дома Ипатьева Николай II скончался немедленно. А его 13-летний сын Алексей, охваченный ужасом, продолжал сидеть, пока вокруг него падали его родные. По мнению экспертов, императрица тоже скончалась в результате первых выстрелов. Они считают, что она, вероятно, лишилась пальца, пытаясь перекреститься.

Но пьяным палачам потребовалось более 20 минут, чтобы покончить с детьми царя: они добивали их штыками и прикладами. 22-летняя Ольга, 21-летняя Татьяна, 19-летняя Мария, 17-летняя Анастасия и 13-летний Алексей. Рассказы о том, что корсеты, расшитые драгоценными камнями, служили им своеобразными бронежилетами, не вызывают доверия.

Если верить рассказу из первых рук, пули отскакивали от великих княжон и царевича, который держал в руках подушку, набитую бриллиантами.

Когда я выходил из часовни, выстроенной на том самом месте, где в 1918 году расстреляли семью Романовых, я не мог отделаться от того образа, который засел в моем сознании. Мне кажется, сотни паломников, погруженных в себя и искренне молящихся там, тоже не могли. Пожилая женщина с большой иконой с изображением Христа на шее замахнулась на меня своей палкой.

«Никаких фотоаппаратов», — прорычала она голосом, осипшим от волнения и табака.

Как бы вы не относились к монархии и ее искоренению, Екатеринбург — это город, заряженный эмоциями. И Храм на Крови заставляет вас задуматься.

Выйдя из часовни, я прошел мимо экспозиции, посвященной царской семье — огромных портретов по обе стороны. Последним стоял портрет царевича Алексея. Я остановился.

Я спросил моего экскурсовода, что она думает о Романовых.

«Они должны были умереть», — сказала она сухо.

«Но дети», — сказал я.

«Они должны были умереть», — повторила она с некоторым раздражением.

«Разве это нормально — колоть детей штыками?» — не сдавался я.

Она промолчала.

«Вы могли бы убить ребенка?»

Она остановилась, повернулась ко мне и уверенно сказала: «Чтобы спасти миллион других? Не задумываясь».