Шел седьмой день с момента нападения Германии на Советский Союз. Разрушенный Минск горел, а оставшиеся в городе немногочисленные жители пытались найти хоть что-то в развалинах своих бывших жилищ. Девятилетний Сашка Кавцевич и его друг Вова понуро брели по безлюдным минским улицам в поисках хотя бы какой-то пищи…

Они не заметили, как оказались во дворе центральной тюрьмы НКВД на улице Володарского. Массивные ворота тюрьмы были распахнуты настежь. Мальчишки вошли в тюремное здание и стали подниматься по этажам. Внутри никого не было: ни заключенных, ни тюремной администрации. Сашка и Вовка искали кухню или склад продовольствия. Но все безрезультатно. Уже собравшись уходить, они вдруг заметили большую комнату, в которой по периметру стен стояли огромные деревянные стеллажи, а на них лежали аккуратно сложенные комплекты одежды.

Это были мундиры горчичного и тёмно-синего цветов, военные брюки-бриджи, кожаные офицерские сапоги. Форма отличалась от той, в которой ходили советские военнослужащие. Чуть подальше лежало большое количество фуражек характерной четырехугольной формы с большими орлами, а под ними стояли армейские ранцы. Открыв их, мальчишки увидели комплекты чистого белья, туалетные приборы, портсигары и наручные часы. Забрав несколько комплектов белья, портсигаров и часов, мальчишки поспешили ретироваться… 

Много десятилетий спустя уже пожилой Александр Кавцевич в интервью сотрудникам польской организации «Голгофа Востока» с уверенностью скажет, что тогда, в июне 41-го, в минской «Володарке» он видел форму польских военнослужащих и полицейских, попавших в плен Красной Армии в сентябре 1939 года. 

В моей статье я хотел бы сконцентрировать внимание на советских официальных документах, касающихся событий сентября 1939 года. Кроме этого, я приведу воспоминания граждан ІІ Речи Посполитой, оказавшихся в тюрьмах НКВД на территории Западной Белоруссии и БССР. Думаю, что эти свидетельства помогут нам, сегодняшним гражданам Белоруссии, полнее осознать ту трагедию, через которую пришлось пройти гражданам государства, которое Гитлер и Сталин «приговорили» в августе 39-го. 

Решением Политбюро ЦК ВКП(б) от 18 сентября 1939 г. конвойным войскам НКВД СССР, входившим в состав Белорусского Особого Военного и Киевского Особого Военного округов, приказывалось взять под охрану все сборные пункты для содержания военнопленных и лагеря для интернированных лиц. На следующий день был издан приказ наркома обороны СССР К.Ворошилова, в котором военным советам БОВО и КОВО предписывалось организовать транспортировку польских военнопленных вглубь страны. В частности, отмечалось, что для прохода колонн военнопленных необходимо было определить отдельные маршруты так, чтобы наступающие части Красной Армии не соприкасались с военнопленными. Передачу военнопленных органам НКВД предписывалось организовать в сборных пунктах. На территории Белоруссии такие места находились в Орехово, Радошковичах, Столбцах, Тимковичах и Житковичах. 

22 сентября 1939 г. командование Белорусского фронта получило очередную «вводную», в которой подчеркивалось, что в случае, если в плен Красной Армии попадали плененные ранее поляками солдаты и офицеры германской армии, таковых приказывалось немедленно отпускать и срочно сообщать об этих случаях в Генеральный штаб РККА. 

Кроме польских военнослужащих и сотрудников государственной полиции аресту подлежали и другие категории граждан ІІ Речи Посполитой. В отправленном на имя руководства советской Белоруссии донесении от 22 октября 1939 г. шеф белорусского НКВД Лаврентий Цанава отмечал, что в ходе «оперативно-чекистских мероприятий» на территории Западной Белоруссии в течение первого месяца советской власти арестовано 4315 человек, среди которых: 

• Руководящий состав Государственной полиции, жандармерии и пограничной охраны — 716 человек; 

• Лидеры и активисты контрреволюционных партий — 640 человек; 

• Агенты польской разведки — 512 человек; 

• Граждане, обвиненные в шпионаже — 523 человека; 

• Агенты полиции и жандармерии — 595 человек; 

• Помещики, шляхта и прочие капиталисты — 500 человек; 

• Воеводы, старосты, бургомистры — 401 человек; 

• Прочие контрреволюционные элементы — 267 человек. 

Вот лишь несколько фактов арестов польских граждан. 2 октября 1939 г. в Клецке был арестован фотограф Мартин Миллер. Ему инкриминировалось то, что в период с 1937 по 1939 гг. в конспиративной квартире агента польской разведки ему пришлось фотографировать… шпионов. В Вильно в руки НКВД попал сбежавший из деревни Зарудье Ромуальд Литкевич. Записали его в категорию «помещики», обвинив в том, что он использовал в принадлежащем ему хозяйстве труд 500 наемных работников. В Дрогичине был арестован заместитель коменданта Государственной полиции Станислав Миколаевски. Надопросах его заставили назвать фамилии 15 человек, «сотрудничавших» в период с 1931 по 1939 гг. с полицией. 

В Стэнфордском университете (Институт Гувера) хранятся воспоминаниям польских граждан, ставших жертвами сталинских репрессий на территории Западной Белоруссии. Эти документы представляют особый интерес. Так, Ханна Свидерска из Беловежи вспоминала, что ее отец перед войной работал инспектором государственной лесной охраны. 11 февраля 1940 года все дороги, ведущие из Беловежской пущи, перекрыли войска НКВД, так, чтобы ни один «польский пан» не сбежал. «Отца моего арестовали немного раньше, и когда на пороге появились красноармейцы, мы поняли, что пришел и наш черед», — вспоминала пани Свидерска. Семью лесника из Беловежи посадили в вагоны-теплушки и повезли куда-то на восток. Как оказалось, в Сибирь. 

А вот что пишет о тех днях один из жителей Барановичского повета: «В одну из февральских ночей 1940 года к нам в дом постучали. Сотрудники НКВД обыскали дом, собрали все документы и велели садиться в сани. Мол, повезут нас на допрос. Как оказалось, повезли нас в Архангельскую область. По дороге многие из детей просто замерзли. Теплой одежды ведь не было». Житель Поставского повета Станислав Врублевски вспоминал, что первой жертвой новой власти стал солтыс Зайковски. Его убили прямо на улице, когда он ехал на велосипеде. В магазинах очень скоро исчезли все товары. Но самое страшное семью Врублевских ожидало впереди. 13 сентября 1940 г. в 4 часа утра к ним домой пришла милиция. Всех перевезли на станцию, посадили в вагоны и через 19 часов жители Поставского повета были уже в «прекрасной республике Казахстан». 

Намного хуже пришлось тем, кто как-то был связан с Войском Польским или государственной полицией. Все в том же Институте Гувера хранятся воспоминания Рафала Савицкого из осады Мартинканце под Гродно. Его вместе с сыном Болеславом арестовали 22 марта 1940 г. Поводом стала «оперативная информация» о том, что Р.Савицкий в 1919 г. был добровольцем в 3-м дивизионе польской жандармерии и участвовал в наступлении на Вильно. Савицких сразу же отправили в тюрьму, где уже находилось много бывших участников советско-польской войны 1920 г. «Сына поместили в другую камеру. Родных людей разъединяли», — вспоминал Савицки-старший. 16 октября 1940 г. Рафалу Савицкому зачитали приговор — 10 лет исправительно-трудовых работ в лагере. Как окажется позднее, ему крупно повезло. Первоначальный смертный приговор за «контрреволюционную деятельность» был заменен ссылкой лишь по той причине, что Савицки родился на территории Литвы, с которой тогда советские власти «заигрывали». 

Схожая история была и у Юлиана Скшипиньского из Дзисненского повета. С 1923 года он служил в государственной полиции. После 17 сентября 1939 г. пытался вместе с женой и детьми выехать в Литву, но по дороге бывшего полицейского арестовали. Во время допросов от Скшипиньского требовали назвать как можно больше фамилий тех, кто сотрудничал с полицией. (Методы НКВД не отличались оригинальностью. Арестованных в 1930-х годах граждан БССР также заставляли оговорить как можно больше своих знакомых и коллег.) Во время допросов полицейского избивали. 6 декабря 1939 г. Юлиана Скшипиньского и других заключенных перевели в тюрьму Березвеч под Глубоким, а через пару месяцев бывший польский полицейский оказался в тюрьме в Орше, где ему был зачитан приговор — 8 лет исправительно-трудовых работ за контрреволюционную деятельность и репрессии против коммунистов во время службы в полиции. Почему полицейского не расстреляли? По мнению польских историков, Скшипиньски, как и другой известный польский заключенный С.Свяневич, были полезны советским спецорганам. В 1930-х годах Скшипински был одним из наиболее профессиональных работников криминальной полиции, великолепно знал «подшефный контингент» не только в повете, но и целом воеводстве.

Намного трагичнее сложилась судьба тысяч сотрудников польской государственной полиции из Силезии, попавших в руки НКВД. В феврале 1940 г. начальникам областных управлений НКВД была отправлена директива комиссара безопасности третьего ранга В.Меркулова, в которой предписывалось всех полицейских, жандармов, тюремщиков, помещиков, находившихся в Старобельском, Козельском и Осташковском лагерях перевести в тюрьмы в распоряжение местных органов НКВД. По этому указанию в столицу советской Белоруссии из Остагшковского лагеря было отправлено около 2 тысяч полицейских из Силезии. Кроме этого, по приказу Л.Берия в марте 1940 г. управлениям НКВД западных областей БССР и УССР приказывалось начать работу по «разгрузке» западнобелорусских и западноукраинских тюрем. В результате этого распоряжения многие жители восточных воеводств Второй Речи Посполитой окажутся в минских тюрьмах, а их фамилии будут значиться в печально известном Белорусском катынском списке. Мундиры этих людей найдут Сашка и Вовка в одном из помещений брошенной «Володарки» в июне 1941-го… 

Трагедия польских граждан, ставших жертвами сталинских репрессий на территории Белоруссии, заслуживает пристального внимания со стороны белорусской общественности, ведь это часть нашей национальной истории. Не стоит забывать и то, что многие из тех, кто был расстрелян в Куропатах, Парке Челюскинцев и других местах, имея польский «dowód osobisty», были белорусами по национальности. Многие наши соотечественники из Западной Белоруссии с первых дней Второй Мировой войны воевали в рядах Войска Польского против нацистов. Часть из них оказалась затем в советском плену и разделила печальную участь тысяч польских офицеров, полицейских, представителей польской интеллигенции, расстрелянных в Катыни, Медном и Харькове. 

Белорусские страницы в книге истории катынской трагедии еще до конца не написаны. Но уже сейчас важно, чтобы каждый из нас, современных белорусов, отнесся к этому аспекту белорусской истории с должным уважением. 

Автор -  историк-белорусист, политолог, журналист.