Каков будет на протяжении одного поколения результат  «войны языков в Европе», как назвал это явление в своей нашумевшей книге Луи-Жан Кальве? Европейская лаборатория политических прогнозов по ряду наблюдаемых тенденций предсказывает образование к 2025 году нового лингвистического порядка в Европе. Некоторые из этих тенденций мы можем констатировать уже сегодня. Например, «триумфальное возвращение немецкого языка», который уже преобладает в Восточной Европе, и который всегда был доминирующим языком Европейского Союза. На нем говорят далеко за пределами Германии. Как известно,  в Германии, в отличие от Франции, нет лингвистических меньшинств.

Предположение же о «возрождении» французского языка скорее желаемое явление, диктуемое надеждой и любовью к родине, чем реально существующее, как показывает анализ. Европейская лаборатория политических прогнозов предсказывает  весьма вероятный  «закат англо-американского в качестве языка-гегемона современности» по причине конца мирового порядка, возникшего после 1945 года. Предполагается, что он останется распространенным языком, но использующимся неформально и с ограниченным словарем. Роль испанского языка, наоборот, укрепится на международном уровне, угрожая первенству английского в Америке, хотя в Европейском Союзе его значение останется небольшим из-за лингвистической раздробленности Испании. В 2020 году партнерство Россия-Европейский Союз приведет к вхождению русского языка в европейское лингвистическое «чистилище» в качестве распространенного, хотя и не официального языка славянских стран. Но согласно Европейской лаборатории политических прогнозов, эти явления не приведут к изменению существующего билингвизма Европейского Союза, также и потому, что наличие французского в качестве  официального воспрепятствует усилению значения других неолатинских языков. Одним словом, лингвистически усилится ось Франция-Германия.

Хотя итальянский, благодаря церкви, остается международным языком, Европейская лаборатория политических прогнозов в своих отчетах о нем не упоминает. Несомненно, итальянский никогда не был «имперским» языком, как испанский, французский и английский, но он не является и национальным языком второго или третьего ранга, как, например, датский (на нем говорят пять с половиной миллионов человек) или албанский, на который повлияла дюжина других языков окружающих стран, и в котором только 600 своих собственных, не заимствованных из других языков слов. На итальянском говорят 57 миллионов человек, что больше, чем количество людей, говорящих на французском во Франции, и больше, чем число граждан, говорящих на английском в Великобритании. По оценке во всем мире на нем говорят 120 миллионов человек. Это один из официальных языков Швейцарии. На нем говорили и частично сейчас говорят на Корсике, которая до 1768 года составляла часть Генуэзской республики. Наконец, итальянский еще жив на Мальте и не до конца исчез в бывших африканских колониях и в Средиземноморье. Европейская лаборатория политических прогнозов утверждает, что «языкам присуща международная динамика, в основном базирующаяся на силе притяжения культуры страны происхождения языка. Этот довод как нельзя более точно подходит к феномену итальянского языка. Я рад повторить, что наш язык - это мировой культурный язык (один из восьми, наиболее изучаемых в мире).

Самое интересное, что итальянцы как будто не отдают себе в этом отчета: лишенные исторической памяти, они показались Олдосу Хаксли (Aldous Huxley) “персонажами, живущими на фоне гигантской исторической фрески». «Бедная Италия, - писал после войны Винченцо Карделли, - она не смогла выработать свою собственную традицию, основанную на прочно укорененной национальной культуре. Она представляет собой Вавилон, где все можно встретить, кроме языковой определенности».

Действительно, с падением фашизма прервалась история итальянского языка, связанного с итальянским национальным самосознанием. Как и другие символы (флаг, гимн Мамели), призванные вызвать в сознании идею  «родины», итальянский язык был положен в ящик учредителями, став, так сказать, официозным языком, в чем отражается трудность для итальянцев признать за собой единую историю. Отсюда вытекают все его слабости и вызывающее недоумение отсутствие на европейской сцене.