Как говорится в одной русской пословице, 'аппетит приходит во время еды'. Это изречение часто употребляют в отношении Владимира Путина, который относится к голосованию скорее как монарх идущий на церемонию коронации, нежели как действующий президент в ожидании результатов голосования. В 1999 году, когда Путин взошел на политический олимп как избранный преемник клана Ельциных, он был относительно малоизвестным аппаратчиком. Его основным достоинством, определившим получение должности, была доказанная преданность предыдущим хозяевам, а именно бывшим начальникам, даже после их отставки.
Однако его политические представления были тайной за семью печатями. Как выразился известный российский журналист Сергей Пархоменко еще до голосования 2000 года, Путин был подобен азиатской невесте, лицо которой может быть показано жениху только после свадьбы. Когда 'чадра была поднята', взору российского обывателя предстал лидер, основные политические убеждения которого в корне отличались от воззрений его предшественника. Если Ельцин стремился к либерализации, то Путин, напротив, старается вернуть все под контроль. Он возобновил контроль Кремля над национальным телевидением, заставил подчиняться законно избранных губернаторов и истребил организованную политическую оппозицию.
Поэтапно уничтожая демократическое наследие ельцинской эпохи, Путин постепенно входил во вкус. Тут сыграл роль тот факт, что он обнаружил, что силы, которые могут препятствовать движению России к авторитаризму - западные правительства, иностранные инвесторы и либеральная московская элита - бездействовали или даже оказывали содействовали этому движению.
Поворотным пунктом явился арест нефтяного магната Михаила Ходорковского прошлой осенью. За несколько месяцев до события, общественность напряженно гадала, осмелится ли Путин 'посадить' богатейшего человека России. Г-н Ходорковский полагал (о чем говорил мне), что Путину не легко будет сделать этот последний шаг. Даже самые ярые критики предостерегали Кремль от подобного поступка, который, по их мнению, отпугнул бы западных инвесторов, привлеченных Ходорковским, а также финансируемую им же интеллигенцию. Но г-н Путин осмелился-таки - и убедился, что предостережения не оправдались.
Он также познал, как выразился Билл Браудер, руководитель одного московского фонда, 'вкус крови олигархов'. Хотя с тех пор не было арестовано ни одного олигарха, дурные предчувствия не дают покоя российским бизнесменам. Один олигарх, который даже хвастается личными связями с президентом, признался мне, что никогда не выходит из дома без паспорта и билета в Лондон.
Некоторые из нас не понимают, что плохого во всем этом. Г-н Путин, в конце концов, действительно популярен. Он даже стал объектом вожделения в одной популярной песне, в которой поется ':хочу такого как Путин:'. После эры хаоса при Ельцине, многие приветствуют его тягу к порядку, особенно те, кто оказался не у дел в результате болезненного перехода от коммунизма к капитализму. И, что, возможно, наиболее важно, в попытке восстановить страну и покончить с олигархами, он коснулся двух самых острых проблем эпохи Ельцина: опасной потери властью контроля и ужасающе несправедливой приватизации.
Многие западные инвесторы солидарны с г-ном Путиным. Российский рынок ценных бумаг стабилен и западные инвестиционные фонды усердно продвигают идею о том, что сильное либеральное правительство, не обремененное демократической щепетильностью, может оказаться как раз тем, что нужно России для проведения дальнейших экономических реформ.
Проблема в том, что нет никаких гарантий, что авторитаризм, особенно в стиле Путина, окажется полезнее для России, чем ранее имевший место буйный плюрализм. Егор Гайдар, выдающийся российский экономист, отмечает, что приватизированные сектора экономики, например нефтяная промышленность, значительно обогнали в развитии отрасли вроде государственного гиганта 'Газпрома', который остается под жестким контролем Кремля. Приватизация была проведена безобразно и несправедливо, признает он, но институт частной собственности действительно функционирует.
Между тем, пока Путин ясно осознает, что имеет власть, он почти не беспокоится о создании независимых, правовых структур для обеспечения возможности свободного экономического развития. В самом деле, власть Путина зависит от экономики, задыхающейся в коррупции, и проводится в жизнь путем выборочного применения закона. Ему досталась в наследство страна с противоречивыми и несовершенным законодательством, своеобразный коктейль из законов времен Советского Союза и законов свободного рынка, при котором каждый бизнесмен - потенциальный преступник. Звучит печально, и для экономики это и в самом деле печально. Для Путина же - это важнейший инструмент контроля.
Михаил Фридман, олигарх, при посредничестве которого был осуществлен самый крупный инвестиционный проект в России - сделка с компанией 'Бритиш Петролеум' на сумму 6,5 млрд. долларов США (3,7 млрд. фунтов стерлингов) - знаток опасностей нынешней системы, сказал мне, что это был пример традиционного отношения государства к личности, восходящего еще к временам царской России. 'Карамзин (русский историк 18 века) говорил, что жесткость российских законов компенсируется необязательностью их выполнения'. Государство устанавливает правила игры, следуя которым невозможно жить. Но каким-то образом, все живут - нарушая эти правила. Из-за этого каждый чувствует себя преступником. Поэтому государству всегда легко'. Г-н Путин любит говорить о необходимости восстановления законности и порядка в стране. Такая риторика из разряда обещаний 'земли обетованной' и базируется, несомненно, на благих мотивах. Но в стране, где каждый - преступник, ждущий своего часа, 'порядок' может принести еще большую несправедливость и неблагополучие по сравнению с нынешним хаосом.
Автор данной статьи является заместителем редактора 'Файнэншл Таймс', она была шефом московского бюро ФТ.
