МОСКВА, 20 апреля. - Несколько месяцев назад правозащитник Татьяна Локшина собрала своих сотрудников, чтобы проинструктировать их, как вести себя в случае визита тайной полиции.
Это произошло вскоре после того, как самый богатый человек России Михаил Ходорковский был арестован людьми в масках, кричавшими: 'Все на пол или мы стреляем!'. Локшина возглавляет одну из общественных организаций, которые он спонсировал, Московскую Хельсинкскую группу.
'Если к вам придут сами знаете кто, не разговаривайте с ними', - сказала она персоналу. И добавила: 'Я слушаю себя и понимаю, что то, что я говорю, уже говорилось многими людьми много лет назад. Это пугает. Все повторяется'.
Это, конечно, не советские времена и диссидентов уже не бросают в тюрьмы. Однако еще до ареста Ходорковского, который до сих пор остается в тюрьме в ожидании суда по обвинению в экономических преступлениях, климат в путинской России стал холоднее. Арест просто был самым ярких из последних признаков того, что правительство усиливает контроль над обществом и становится более непредсказуемым в использовании своей власти. Уловив эхо прошлого, некоторые начинают задумываться о том, что можно говорить на людях или по телефону.
Примечательно то, насколько большинство россиян приняли новые ограничения свободы и даже согласились с ними.
Давно известно, что хаотичные годы после распада Советского Союза превратили слово 'демократия' в ругательство и, похоже, вызвали в народе тоску по порядку и стабильности, которые многие отождествляют с сильным лидером.
Однако существует мнение, что корни этого уходят гораздо глубже, что Россия недемократична по своей сути и теперь возвращается к удобному для себя прежнему уровню контроля сверху.
'Предоставленная самой себе, нация стремится политически упасть и подчиниться своему лидеру, - написал в 'Российской газете' политолог Леонид Радзиховский после мартовских президентских выборов. - К счастью, сегодня у нас есть в меру авторитарный, довольно просвещенный и консервативный лидер'.
Но независимо оттого, реакция ли это на 1990е годы или фундаментальные устои общества, либерально-демократические свободы представляют для россиян меньшую ценность, чем для жителей Запада. Они нуждаются в лидере.
'Не могу представить, чтобы люди действительно разозлились, если их свободы окажутся под угрозой', - сказала политический обозреватель Маша Липман в одном интервью в декабре, когда в стране проводились парламентские выборы.
Опрос, проведенный приблизительно в то же время, показал, что большинство людей выступают за некоторую форму цензуры со стороны правительства.
Еще в одном опросе, проведенном в прошлом году Сарой Мендельсон и Центром стратегических и международных исследований, лишь 30% россиян сказали, что демократия всегда лучше, тогда как 34% считают, что иногда автократия предпочтительнее. Для сравнения: демократию предпочли 59% опрошенных в Азии и 69% в Африке.
Опрос Мендельсон также показал, что 26% россиян 'наверняка или вероятно' проголосовали бы за Сталина, если бы он баллотировался сегодня, а еще 19% выглядели не очень уверенно, отвечая 'вероятно, нет'.
Обе демократические партии страны проиграли декабрьские выборы в парламент. В сегодняшней России либеральная демократия - это экстремистская идея.
Вопрос, которым задается Локшина и другие, - это насколько еще может похолодать климат. Некоторые из ее коллег, выросшие во времена открытости, пытаются представить будущее, в котором им придется работать тайно или покинуть страну.
За последние месяцы правительство предприняло некоторые действия для ограничения свободы прессы и информации, нейтрализовало политическую оппозицию, прекратило научные обмены и прибегло к помощи судов, чтобы назначать наказания и подавлять оппозицию.
Месяц назад, когда загадочный российский президент был переизбран на второй срок, многие обозреватели заявляли, что теперь-то г-н Путин покажет, автократ он или тайный либерал. До сих пор, если не считать экономической политики, он не проявил особой заинтересованности в либеральном правительстве.
Достижения его первого срока - это консолидация власти в собственных руках и создание ощущения политической и экономической стабильности тогда, когда многим казалось, что Россия вот-вот выйдет из-под контроля. Теперь же он может командовать законодателями, судьями и региональными правительствами. Может менять и перестраивать Россию, как ему угодно.
Похоже, что избиратели не против. Ведь большинство из них отдали свои голоса Путину, несмотря на то, что он так и не обозначил четко, куда собирается вести страну.
Это выдающееся достижение. Путин - первый современный лидер России, кому удалось получить такую власть, не прибегая к массовым репрессиям.
На полуночной конференции после своего переизбрания Путин описал свой общественный договор с Россией следующим образом: 'Мы будем модернизировать страну, мы будем действовать решительно, но постараемся объяснять каждый шаг. С тем, чтобы люди понимали, что и зачем мы делаем'. В прошлом, однако, он не всегда действовал именно так.
Его формула успеха побудила политологов создавать новые термины - контролируемая демократия, управляемая демократия, авторитарный либерализм, либеральный авторитаризм, выборная автократия, номенклатурно-бюрократический государственный капитализм, царь Владимир.
Общее во всех этих определениях - контроль. Путин водрузил себя на верхушку того, что сам назвал 'вертикалью власти'. В этой системе сдержки и противовесы уничтожены, а его слово является решающим.
Однако негибкость этой структуры, а также уничтожение словесных дебатов, свойственных здоровому обществу, могут в конце концов осложнить задачу Путина, считают некоторые зарубежные аналитики.
'Мне кажется, эта модель не стабильна, - сказал Андерс Аслунд, директор российской и евразийской программы Фонда Карнеги за международный мир, в телефонном интервью из Вашингтона. - Я полагаю, что еще года два ему это будет сходить с рук, но затем на него обрушатся обвинения. И тогда ему придется или прибегнуть к еще большим репрессиям, или примириться с недовольством. Откровенно говоря, я не могу поверить, что Путин решится на большие репрессии. Может, больше, чем сейчас, но ненамного'.
