Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на

Симпозиум 'Россия: тьма наступает в полдень'

Симпозиум 'Россия: тьма наступает в полдень' picture
Симпозиум 'Россия: тьма наступает в полдень' picture
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
В России поднимается волна ностальгии по Иосифу Сталину. Как недавно сообщила 'Telegraph', сразу в нескольких российских городах возводятся новые памятники этому советскому диктатору, развязавшему геноцид против собственного народа и погубившему миллионы советских граждан. Как следует воспринимать эту тенденцию? Неужели Россия возвращается к мрачным временам советского тоталитаризма? Связан ли этот феномен с попытками Владимира Путина сосредоточить в своих руках абсолютную власть?

В России поднимается волна ностальгии по Иосифу Сталину. Как недавно сообщила 'Telegraph', сразу в нескольких российских городах возводятся новые памятники этому советскому диктатору, развязавшему геноцид против собственного народа и погубившему миллионы советских граждан. Как следует воспринимать эту тенденцию? Неужели Россия возвращается к мрачным временам советского тоталитаризма? Связан ли этот феномен с попытками Владимира Путина сосредоточить в своих руках абсолютную власть? Или джинна российской демократии уже невозможно загнать в обратно в бутылку? Для обсуждения этих и других вопросов 'Frontpage' пригласил ряд выдающихся специалистов. Для нас большая честь, что в сегодняшнем симпозиуме согласились участвовать:

Ричард Пайпс (Richard Pipes), почетный профессор Гарвардского университета, один из ведущих специалистов мирового уровня по истории СССР. Он является автором 19 книг, последняя из которых - автобиографический труд 'Как я прожил жизнь, или воспоминания неприсоединившегося' ('Vixi: Memoirs of a Non-Belonger');

Фредо Ариас-Кинг (Fredo Arias-King), основатель ежеквартального научного журнала 'Demokratizatsiya: The Journal of Post-Soviet Democratization', выходящего в Вашингтоне. Он участвует в возглавляемой Вацлавом Гавелом (Václav Havel) кампании за присуждение Нобелевской премии мира кубинскому диссиденту Освальдо Пайе (Oswaldo Payá), а также является консультантом демократических сил Кубы, Украины, России, Беларуси и Молдовы. В 2004 г. он был удостоен высшей награды, вручаемой демократической оппозицией Молдовы - 'Inima de Aur' ('Золотое сердце'). Он является автором двух книг; последняя из них 'Переход к демократии: уроки Восточной Европы' ('Transiciones a la democracia: Las lecciones de Europa del Este'), выйдет в свет в этом году;

Юрий Ярим-Агаев (Yuri Yarim-Agaev), в прошлом - один из видных российских диссидентов, член Московской Хельсинкской группы. Переехав в США после вынужденной эмиграции из Советского Союза, он возглавил нью-йоркский Центр за демократию в СССР (Center for Democracy in the USSR). Он стал одним из первых граждан бывшего СССР, которого власти США попросили оценить работу Радио 'Свобода';

Дик Моррис (Dick Morris), в течение 20 лет работавший советником Билла Клинтона (Bill Clinton); последняя из его книг называется 'Переписывая историю' ('Rewriting History'). В период работы в администрации Клинтона он сотрудничал с Борисом Ельциным, а на последних выборах в России консультировал целый ряд парламентариев-антикоммунистов (всего их было 14, 12 из них вновь прошли в Думу). Кроме того, на Украине он помогал Ющенко, а в Молдове - христианскому демократу Юрию Рошке (Iurie Rosca);

и

Рамсэй Флинн (Ramsey Flynn), бывший сотрудник журнала 'Washingtonian' и главный редактор 'Baltimore Magazine', удостоенный за свои репортажи премии National Magazine Award. Недавно он выпустил книгу 'Крик из глубины: гибель подлодки, приковавшая внимание всего мира и ставшая критическим испытанием для новой России' ('Cry from the Deep: The Submarine Disaster That Riveted the World and Put the New Russia to the Ultimate Test').

'Frontpage' (FP): Ричард Пайпс, Фредо Ариас-Кинг, Юрий Ярим-Агаев, Дик Моррис и Рамсэй Флинн, добро пожаловать на симпозиум 'Frontpage'. Для нас большая честь принимать у себя таких выдающихся специалистов. Г-н Моррис, давайте начнем с вас. В недавно опубликованной статье 'На очереди Россия' ('Russia Next'), вы отмечаете: хотя Путин и 'пытается создать новый 'железный занавес' вокруг стран бывшего СССР, он переоценивает собственные силы и недооценивает способность идей свободы и демократии завоевывать сердца людей'. По вашему мнению, несмотря на попытки Путина вернуть Россию в мрачное прошлое, он не в силах помешать 'аромату свободы порождать мечты о демократии. И вся королевская конница, и вся королевская рать, возможно, не сможет Россию собрать'.

Вы явно полагаете, что демократизация уже набрала слишком большую силу, чтобы Россия могла вернуться в мрачное прошлое. В этой связи, что вы можете сказать о возрождении культа Сталина? Как вы расцениваете этот феномен?

Моррис: Процитированные вами строки о том, что демократизация зашла слишком далеко, и возврат к авторитаризму невозможен, я написал несколько лет назад. Сейчас я уже не так в этом уверен. Меня поразило, с какой легкостью Путину удалось 'кастрировать' демократию, лишив власти губернаторов и упразднив одномандатные округа, а ведь это были ключевые элементы демократической системы.

Тем не менее, я согласен с утверждением Генри Киссинджера (Henry Kissinger) о том, что Россия постоянно либо расширяется, либо 'съеживается'. Она не может существовать в состоянии статики. В этой стране множество разных национальностей, этнических групп и регионов, и центробежные силы там настолько велики, что удержать их в узде Россия может только за счет экспансии. Буквально все, кто оказывается на 'переднем крае' российской экспансии, начинают бунтовать.

Поэтому я надеюсь, что победа демократических реформистских движений в Грузии, на Украине и в Кыргызстане ускорит 'внутренний взрыв' в самой России, что, вероятно, приведет к ликвидации путинского тоталитаризма.

Обнадеживает и другой факт: процветание России почти полностью зависит от нефти. Россия, по сути, превратилась в Саудовскую Аравию со стопятидесятимиллионным населением. В США, в особенности в Калифорнии, предпринимаются очень смелые и важные шаги по переходу на автомобильные двигатели, работающие на водородном топливе.

Мейнстримовские СМИ не слишком часто об этом пишут, но к 2010 г. Шварценеггер (Schwarzenegger) планирует, за счет привлечения средств штата, федеральных ассигнований и частных вложений, переоборудовать бензоколонки на федеральных автострадах в Калифорнии, с тем, чтобы на них можно было заправиться и водородным топливом. Кроме того, штат планирует наладить производство такого топлива, и выдавать субсидии тем, кто будет приобретать машины, работающие на водороде. Поскольку на Калифорнию приходится 20% от общего количества новых автомобилей, приобретаемых в США, эти меры реально способны переломить ситуацию. FP: Если план Шварценеггера действительно реализуем, это будет просто фантастический результат. В тот день, когда мы перестанем зависеть от Саудовской Аравии и других экспортеров нефти, мы сможем начать разговаривать с ними так, как они того заслуживают. Это будет поистине счастливый день.

Но, что бы там ни было в будущем, сегодня все внимание приковано к надвигающемуся столкновению между демократическими реформистскими движениями в Кыргызстане, Грузии и на Украине, и путинскими попытками 'ребрежневизации' - если, конечно, подобное определение подходит для характеристики происходящих событий. Г-н Ариас-Кинг, в каком направлении, по-вашему, будет развиваться ситуация? И как в нее вписывается возведение памятников Сталину в различных городах России? Будучи русской по национальности, я хорошо знаю, что многие представители моего народа тоскуют по рабскому подчинению авторитарному 'отцу нации'. Но это явление приобретает явно патологический характер. Что же происходит?

Ариас-Кинг: Спасибо. Смотрю я на нашу компанию, и на ум приходит песенка из передачи 'Улица Сезам': 'Мы все такие разные' ("One of These Things Is Not Like the Others"). Для меня особая честь - участвовать в дискуссии вместе с двумя моими учителями - Пайпсом и Моррисом.

Когда я исследовал причины возникновения ЧК, НКВД и КГБ, я ссылался на некоторые работы Пайпса, где говорится , что тоска по порядку и 'крепкому' государству, внушающему страх, была свойственна россиянам еще задолго до большевистского переворота 1917 г. Несомненно, жаль, что сегодня, когда о сталинских преступлениях известно до отвращения много - информация о них доступна еще со времен горбачевской кампании десталинизации 1986-1987 гг. - результаты нескольких последних опросов, проведенных ВЦИОМ, говорят о ностальгии по советским временам, и даже по Сталину. Недавно я был в Москве и, встретившись с Татьяной Заславской - основоположницей социологических исследований в России, задал ей этот же самый вопрос. Эта женщина - один из главных архитекторов перестройки - рассказала, что как раз работает над этой тематикой, и я жду не дождусь, когда узнаю, какие социологические факторы ей удалось выявить на это раз. Мы всегда склонны винить во всем 'рабскую душу' россиян, но, возможно, здесь действуют другие силы.

В настоящее время я преподаю в Гарварде, и скоро должен выступить в Центре российских исследований имени Дэвиса (Davis Center for Russian Studies) с докладом об 'оранжевых' - демократических активистах и организациях, свергающих деспотические и коррумпированные режимы в странах бывшего советского блока. Со многими из них я знаком лично, и во время доклада покажу аудитории их фотографии. Один из выводов, которые я хочу сделать в докладе, звучит так: обычные люди способны на великие дела.

Несмотря на сегодняшние настроения в России, я разделяю оптимизм Морриса, и тоже не считаю, что ситуация безнадежна.

Помню нашу встречу с Моррисом в Мексике, куда он приехал, чтобы помочь малоизвестному активисту-демократу Висенте Фоксу (Vicente Fox): он действовал абсолютно бескорыстно, поскольку, как он тогда выразился, 'речь идет о борьбе добра со злом'. Нашим оппонентом был 'мексиканский Путин' - бывший глава тайной полиции, за которым тянулся длинный шлейф финансовых злоупотреблений и преступлений против личности. На его стороне были бюджетные ресурсы, телевидение, госаппарат, и апатия населения. Наше поражение казалось настолько неизбежным (я тогда отвечал за международные связи в предвыборном штабе Фокса), что моя коллега-советолог Кондолиза Райс (Condoleezza Rice) и ее помощник Роберт Зеллик (Robert Zoellick), несмотря на наши громкие протесты, убедили Джорджа У. Буша, в то время кандидата в президенты, публично поддержать 'мексиканского Путина'. Сегодня Райс, из-за своей приверженности 'политическому реализму', похоже, впадает в ту же ошибку.

Украина также обрела свободу вопреки Путину и вопреки всем препятствиям. В Молдове демократам не удалось одержать полную победу, но они сумели 'цивилизовать' деспота-коммуниста и вынудили его перейти к ориентации на Запад.

Позиции Путина далеко не так прочны, как кажется. В ходе последней поездки в Москву я был просто поражен энтузиазмом молодых активистов демократического движения - такого мне не приходилось наблюдать с начала 1990-х. Молодежные организации двух основных демократических партий ('Яблока' и СПС) на официальном уровне наладили сотрудничество, прокладывая тем самым путь для аналогичных действий со стороны 'материнских' партий. Да, демократы не представлены в Думе, но нынешняя путинская Дума утрачивает доверие населения.

Россия обладает удивительной способностью приковывать внимание всего мира, и то, что мы пока видели - только цветочки.

FP: Доктор Пайпс, а вы разделяете оптимизм г-на Морриса и г-на Ариас-Кинга? Может быть, действительно, 'вся королевская конница и вся королевская рать не смогут авторитарную Россию собрать'?

Пайпс: Не подлежит сомнению, что Россия, после короткого флирта с демократией и рыночной экономикой, неуклонно движется в обратном направлении - к режиму личной власти и 'управляемому рынку'. Эта тенденция связана не только с политическими амбициями президента Путина и его ближайшего окружения, но и соответствует стремлениям российского общества в целом. Результаты социологических опросов показывают, что население отождествляет демократию с анархией, и больше всего жаждет порядка, который в его глазах ассоциируется с автократическим строем. Россияне хотят, чтобы диктатор взял на себя заботу о политическом и экономическом развитии страны, а сами они смогли бы спокойно заниматься личными делами.

Когда 25 апреля президент Путин в выступлении перед Федеральным Собранием заявил, что крушение СССР стало величайшей политической катастрофой 20 столетия, он просто озвучил точку зрения большинства россиян. Напомним, что в 20 столетии произошли две разрушительные мировые войны, это было столетие Ленина и Сталина, Гитлера и Пол Пота. Однако, по его мнению, все эти ужасы бледнеют по сравнению с мирным распадом СССР и ликвидацией советской коммунистической диктатуры.

Тот факт, что Сталин вновь обретает популярность, вполне вписывается в подобный образ мышления. Сталин пользовался и пользуется популярностью по двум причинам: он превратил Россию в мировую державу, вызывавшую уважение и страх, и к тому же он был беспощаден. Беспощадность же россияне традиционно рассматривают как одно из качеств, свойственных 'настоящему' правителю: такой правитель должен быть 'грозным' как Иван IV, безумный деспот, которого российский народ тем не менее всегда ценил очень высоко.

На мой взгляд, подобное развитие событий не внушает оптимизма. В сегодняшней России демократию и права человека поддерживают не более 10% граждан. Остальные относятся к этим понятиям с неприязнью или равнодушием. Причина - в тяжелом наследии истории. Избавиться от него непросто.

FP: Г-н Агаев, похоже, мнения участников дискуссии разделились - часть из них настроена пессимистически, а другие по-прежнему испытывают оптимизм. Каковы ваши соображения?

Юрий Ярим-Агаев: Я оптимист. Но не благодушный оптимист, а весьма встревоженный.

[1] Коммунизм как идеология глобального масштаба потерпел крах окончательно и бесповоротно. Ни один правитель ни в одной стране не сможет восстановить власть этой идеологии. Стоит стране открыться окружающему миру, и она попадает в русло глобального политического процесса, а сегодня этот процесс в общем и целом имеет демократическую направленность. Этот глобальный процесс носит преобладающий характер, и со временем он пересилит все исторические особенности и национальное своеобразие. Любые попытки вернуть в Россию сталинщину или брежневщину хотя и приводят к болезненным последствиям, но в конечном итоге обречены на провал. Так что в этом смысле я большой оптимист.

[2] Хотя в долгосрочном плане направление развития и предопределено, конкретный путь каждой страны такой предопределенности не имеет. А этот путь имеет важное значение, и моя озабоченность связана именно с этой проблемой. Крах коммунизма еще не означает автоматического утверждения демократии, а, судя по всему, именно к противоположному ошибочному выводу пришли наши политические лидеры, поторопившиеся провозгласить Россию демократической страной. Россия не была демократической страной в тот момент, да и сегодня для нее это задача на будущее. У России был шанс стать демократической страной. Для этого надо было довести до конца линию развития, наметившуюся в августе 1991 г. Однако россияне свели эту революцию к минимуму. Россия так и не осудила коммунизм, не отлучила от власти коммунистов и КГБ. Несомненно, новых лидеров страны привели к власти радикальные революционные силы, и их первые шаги делались в направлении демократии и свободы, но вскоре эти лидеры поменяли политическую опору своей власти, вновь сделав ставку на прежнюю советскую бюрократию. В результате процесс пошел в обратном направлении, и был доведен до логического конца: во главе России встал КГБ. Тем не менее, старая советская бюрократия не способна обратить вспять неизбежный исторический процесс. Так что в скором времени - возможно, в 2008 г., а то и раньше - нам следует ожидать новой 'мини-революции'.

[3] По аналогичному пути, скорее всего, будут развиваться события и в других республиках. Каждая революция способствует демократизации, поскольку она нарушает процесс передачи власти по 'монархическому' образцу и вовлекает в политический процесс широкие массы. Именно по этой причине я от всей души поддержал недавние события на Украине, в Грузии и Кыргызстане. Однако я не стал бы переоценивать глубину этих революционных преобразований или приверженность демократии их политических лидеров. В этих республиках также возможен откат назад, за которым последуют новые мини-революции. Подобный сценарий отражает в целом позитивную тенденцию, однако в политическом плане она будет развиваться 'рывками'. Америка может сделать очень многое для того, чтобы этот путь стал менее 'ухабистым' и проходил с большей скоростью - ей просто необходимо перейти от поддержки отдельных личностей к поддержке принципов, и от сохранения статус-кво к поощрению демократизации. Пока что этого не происходит, причем ни наличие у России ядерного арсенала, ни наша зависимость от импорта нефти не может служить оправданием неудачного политического курса по отношению к России.

[4] Наша зависимость от зарубежных поставок нефти сильно преувеличивается. На долю нефти приходится лишь около 5% нашего ВВП - примерно на таком же уровне следует оценивать и ее значение. Что же касается российской экономики, то она во многом (а экономика Саудовской Аравии - почти полностью) основывается на нефтедобыче. Так кто же от кого зависит? Если они прекратят добычу нефти, для нас это обернется лишь кое-какими неудобствами, а для них - революциями. Более того, у нас имеется альтернативный источник энергии - ядерные электростанции: они эффективнее, чище в экологическом плане, и способны производить все необходимое нам электричество. Электроэнергия и отопление в совокупности обходятся вам куда дороже, чем бензин. Это означает, что при наличии АЭС нам в качестве топлива для автомобилей будет достаточно отечественной нефти. Так что нефтяная зависимость - никуда не годное оправдание для поддержки диктаторов в России и Саудовской Аравии.

FP: Г-н Флинн, спасибо за то, что вы терпеливо ждали так долго. Что вы думаете о высказываниях других участников дискуссии? В своей книге вы, используя в качестве отправной точки катастрофу 'Курска', анализируете особенности путинской России, и приходите к выводу, что в стране сегодня, как вы выразились, происходит 'ресоветизация'. В то же время вы характеризуете путинские методы правления как 'более добрую и мягкую диктатуру'. Как по-вашему, последние события подтверждают эту точку зрения?

Flynn: В краткосрочном плане да, но куда больший интерес вызывают долгосрочные перспективы развития России. Я всегда уделял особое внимание характерам людей, в том числе национальному характеру. Общеизвестно, что любой характер ярче всего проявляется в экстремальных обстоятельствах, и, должен сказать, что поездки по России и беседы с людьми об этом горьком эпизоде в их биографии дают мне серьезнейшие основания для оптимизма в том, что касается долгосрочной перспективы.

Но мои надежды связаны не с нынешним политическим руководством, а с молодым поколением. Глубоко укоренившаяся в умах старшего поколения тоска по Сталину, конечно, вызывает тревогу, но вряд ли она сможет продержаться долго в условиях свободного распространения информации по всей нашей планете, и все попытки Путина подавить российские СМИ в конечном итоге докажут свою несостоятельность. Как и в западном обществе, новое поколение россиян все больше информации получает интернет, а в том, что контролировать 'всемирную паутину' невозможно, убедились даже китайцы.

Поэтому, хотя я и согласен с г-ном Ярим-Агаевым в том, что Россия никогда не была демократической страной и не является ею сегодня, я согласен и с Диком Моррисом: духовная тяга человека к свободе неистребима. Естественно, я позитивно воспринимаю и поддерживаю демократические восстания в странах, граничащих с Россией, и к тому же склонен считать их, как и недавние события в Узбекистане и Ливане, проявлениями более масштабного процесса.

А теперь представьте себе, что вы наблюдаете за всеми этими событиями из-за кремлевской стены. Как бы вы поступили?

Что ж, инстинктивная реакция на это заложена у россиян на генетическом уровне - я говорю о склонности рассматривать все эти революции в соседних странах как угрозу. Однако, изучая анализ этих событий в российских СМИ, замечаешь: аналитики или официальные лица практически никогда не обсуждали вопрос о том, как вновь завоевать эти страны на свою сторону, создав себе имидж привлекательного соседа. У США нечто подобное неплохо получалось в прошлом столетии - до начала иракского конфликта - и я не вижу причин, по которым Россия неспособна вернуть утраченное влияние таким же путем. Хватит бряцать оружием. Я был бы очень рад, если бы новому поколению россиян наконец удалось выработать непреходящую и вдохновляющую национальную идею, в которой Россия так остро нуждается, и подозреваю, что соседям России, традиционно испытывающим страх перед этой страной, особенно бы понравилась, если бы эта вдохновляющая идея основывалась на уважении к свободе стран, расположенных вблизи границ России.

Моррис: (приносит извинения за то, что вынужден покинуть симпозиум из-за чрезвычайно напряженного рабочего графика)

Ариас-Кинг: Пайпс сыграл немалую роль в разрушении Советского Союза, когда был советником Рональда Рейгана. Моррис, который был консультантом команды Ельцина во время кампании за его переизбрание, сделал очень много для того, чтобы в 1996 году не дать победить 'национал-большевикам'.

Когда эти два человека впервые занялись этим делом? Думали ли они, что в будущем им придется играть такую роль?

Сегодня в России много таких невоспетых героев, борющихся за сохранение свобод. За достаточно долгий период мы видели несколько 'оранжевых' революций - в Болгарии (1996 год), Словакии (1998-й), Югославии (2000-й), Грузии (2003-й), на Украине (2004-й) и в Кыргызстане (2005-й). Все они показывают, что небольшая группа хорошо организованных борцов за свободу может победить не только вооруженную олигархию, но и безразличие подавляющего большинства простых людей.

Как и многие забытые герои эры перестройки - социолог Галина Старовойтова, журналист Юрий Щекочихин, священник-бунтарь Глеб Якунин, не говоря уже об ученом-диссиденте Андрее Сахарове - то новое поколение, о котором говорит Флинн, готово сбросить этого 'президента безнадеги'. С одной стороны, у той группы условия были гораздо лучше - все-таки в Кремле был Горбачев, а не тот нервный и жестокий коротышка, что засел там сегодня. Но, с другой, сегодня, в отличие от тех времен, российские демократические силы действительно готовы взять управление страной в свои руки.

Как указывается в целом ряде статей в журнале Demokratizatsiya, у России нет иного выбора, кроме присоединения к Западу в конце концов. Да, у нее в крови еще кипят имперские страсти, но ведь через это прошли практически все члены Европейского Союза, которые в свое время вынуждены были отказаться от статуса империи и стать 'нормальными' странами. Австрия, Англия, Франция, даже Польша в свое время - и не так давно - вели себя так же, как сегодня Россия. Со своим небольшим (больным, деморализованным и все еще уменьшающимся) населением в 145 миллионов человек России в одиночку ни за что не сдержать натиск 1,3 миллиарда китайцев и 1,2 миллиарда мусульман, нажимающих на ее мягкое подбрюшье.

Здесь сегодня развиваются три тенденции, на которые мало кто обращает внимание на Западе. Первую отметили такие серьезные аналитики, как Валерий Соловей из фонда Горбачева - он написал, что российская элита, несмотря на периодические риторические всплески, уже в основном отказались от своих имперских амбиций. Они понимают, что пассивы здесь значительно крупнее активов, как и те, при ком Советский Союз отказался от своей центральноевропейской империи в 1989 году практически без всяких споров среди элиты.

О второй тенденции я уже говорил: Путин более уязвим, чем об этом думают. Это было предсказано еще более года назад никем не замеченной, но очень мощной статье российского ученого Михаила Беляева в Demokratizatsiya. Он провел регрессивный анализ в 89 российских регионах и выявил обратную зависимость материального благополучия от роста авторитаризма. Иными словами, если во всех 89 регионах России губернаторы, которые действуют так же, как Путин, не приносят своему населению видимых результатов, то как он сможет делать это на национальном уровне - особенно если изменятся цены на нефть или какая-нибудь другая переменная?

В-третьих, демократическая оппозиция Путину представляется сегодня в достаточной степени организованной и более готовой к тому, чтобы взять власть, чем дискредитированные 'красно-коричневые', многие из которых больше похожи на его же марионеток, назначение которых - придать самому Путину вид ответственного центриста.

Хотя российским демократам приходится труднее, чем демократам из практически всех других посткоммунистических стран - они не могут использовать национальную идею, которая добавила бы динамизма их либеральным идеям, - российские демократы, возможно, смогут заменить национализм имиджем компетентных управленцев, особенно по мере того, как этот имидж - свою единственную карту - теряет Путин.

Хотя результаты опросов общественного мнения показывают, что в России существует крайне непопулярный стереотип 'демократов' как любителей абстрактной философии, не могущих ничего сделать на практике, эти силы начинают понемногу приводить в свои ряды людей, которых связывают с понятием компетентного управления. Аксиоматично, что самые обсуждаемые кандидаты от демократических сил - гроссмейстер-шахматист мирового уровня и бывший премьер-министр Путина. Что касается последнего, Касьянова, то он, вероятно, сможет втянуть в новую демократическую волну и другие, более умеренные части элиты. Как только демократы покажут, что у них есть хотя какая-то возможность победить, на их сторону перебегут и некоторые умеренные фракции нынешнего режима, как случилось в 1991 году, когда распадался Советский Союз.

Ну и что, что Россия никогда не была демократической страной? Есть такая вещь, как возможность создать страну заново, иногда очень резко ее изменив, если на то есть воля (и немного удачи). У предателя-Ельцина этой воли не стало после того, как он достиг того, чего хотел - власти. Он отвернулся от демократов и окружил себя такими же, как он сам, номенклатурщиками.

Обратите внимание, что в период между двумя мировыми войнами единственной демократической страной к востоку от Швейцарии была Чехословакия Томаса Масарика (Tomas Masaryk), а сегодня в этом регионе более десятка нормально работающих демократических стран. И в этот список сегодня приходит Украина, мать России, которая даже самостоятельным государством практически никогда не была.

Пайпс: Мой взгляд по-прежнему скептичен. Из всех политических режимов демократию основать и поддерживать труднее всего; автократию - проще всего. В народе России не развито чувство причастности к управлению государством: люди совершенно готовы отдать другим все права на управление страной, если им предоставляют минимальную безопасность и возможность преследовать свои частные интересы, и это заключение постоянно подтверждается результатами опросов. По выражению одной из российских социологических компаний, русские настолько не доверяют друг другу, что можно сказать, что они 'живут в окопах'. При таком способе мышления им не прийти к настоящей (настоящей, не бумажной) демократии. Нельзя позволять, чтобы желаемое замещало в наших глазах действительное.

Юрий Ярим-Агаев: Странно, что мне напоминают о 'несокрушимом стремлении человеческого духа к свободе', поскольку так уж получилось, что я - один из немногих россиян, кто открыто и решительно пронес этот дух сквозь всю свою жизнь. Кроме этой небольшой детали, в своем первом обращении я заявил, что я оптимист, но при этом я прекрасно понимаю разницу между оптимизмом и оптимистической иллюзией. Оптимист, верящий в положительный результат и желающий его добиться, не может не оценивать ситуацию чрезвычайно трезво и точно.

И оценку ситуации мы должны начать с ответа на вопрос, что за политическая ситуация сложилась сегодня в России: авторитаризм или слабая зачаточная демократия, которой мешают развиваться антидемократические силы. В первом случае, если мы и должны кого поддерживать, то это будет демократическая оппозиция; во втором же случае это будет правительство. Политика Америки в отношении России, в рамках которой поддержку получает российская власть, основывается на неверном выборе. Правда же заключается в том, что в России никогда не было демократии. До 1991 года она была тоталитарным государством, а после того, стоило лишь пройти недолгому переходному периоду, стала авторитарным. После роспуска Думы Ельцин правил автократически - не так жестко, как Путин, но тем не менее автократически. Так что речь не идет о возвращении России в авторитаризм - они там всегда и была. Вопрос в том, может ли Россия вернуться обратно в тоталитаризм. И здесь ответ отрицательный.

Более важно выяснить, может ли Россия двигаться вперед к демократии и реально ли для Америки облегчить ей этот процесс. Здесь мы уже вступаем на зыбкую почву прогнозов, где все слишком непонятно и где все наши суждения будут находиться под влиянием личного опыта и точки зрения. Как историк, Ричард Пайпс склонен придавать больший вес национальному характеру и традициям, но я, как ученый, считаю, что глобализация и информационная революция делают эти факторы не такими решающими, и установление демократии в России становится более вероятным. Ни одну из этих позиций невозможно доказать с научной точки зрения, поскольку мы не оцениваем настоящее, а пытаемся предсказать будущее. Эта та область, в которой честнее всего просто иметь собственную точку зрения. Моя состоит в том, что, хотя я считаю, что Россия может стать демократической страной и за поддержку американцами демократических сил в ней необходимо бороться, я уважаю всех, кто считает, что это нереально и Америка не должна вкладывать в это свой финансовый или политический капитал. Единственное, чего я не могу принять - это когда чья-то убежденность в том, что демократизация России слишком маловероятна, становится основанием для поддержки ее диктаторов.

Если мы выбираем для себя веру в то, что Россия может стать демократической страной, вторым вопросом будет: как помочь ей двигаться в этом направлении? И здесь опять же я позволю себе не согласиться с некоторыми участниками симпозиума, поскольку они говорят о том, что в России есть 'организованная политическая оппозиция'. Очень жаль, но ее нет. К сожалению, во всех организованных структурах в России, о которых мне что-либо известно, слишком мало демократов. Большинство лидеров этих структур или партий были выбраны на высокие политические посты еще очень давно советским коммунистическим правительством. После этого они верно служили автократическому режиму Ельцина; те, кого пригласил к себе Путин, продолжают так же верно служить и ему. Когда они были на высоких государственных постах, то - даже те, из них, кто старались - так и не смогли перевести страну от авторитаризма к демократии. И вообще демократами они объявили себя лишь тогда, когда быть демократом стало безопасно и выгодно. Когда Россия делала свой огромный шаг к демократии, порывая с коммунизмом, большая их часть верно служила коммунистической системе и помогала продлевать ее существование.

В то время единственными людьми в России, кто был по демократическую сторону баррикад, были диссиденты. И, мне кажется, мы до сих пор остаемся единственными настоящими российскими демократами. Проблема в том, что многие из нас вынуждены жить за пределами страны, и никогда, за исключением недолгого переходного периода, мы не приходились ко двору 'демократическим' руководителям России. В России много и других людей, кто также разделяет демократическую философию, но сегодня пока они еще не сделали шага из толпы и не сформировали какую-либо серьезную организацию - поэтому-то поддержка демократии в России и остается такой трудной задачей. Единственная активная демократическая сила - это малый бизнес. Может быть, мотивация независимого предпринимателя не так уж идеальна, но сегодня в России никто, кроме них, не движет страну, пусть и постепенно, в направлении демократии, и не сопротивляется возвращению в тоталитаризм.

Флинн: Хотя я пришел к выводу, что режим Путина - это более мягкая и добрая диктатура, я надеюсь на развивающуюся траекторию между его первым и вторым сроками. Он создал нынешнюю автократию в ответ на отвращение его нации ко всем отрицательным побочным эффектам некоторых весьма извращенных экспериментов с так называемой "демократией". Люди полюбили его за все суровые меры, которые должны были стать великим антидотом хаоса. Но посмотрите, что произошло. Попробовав некоторые преимущества демократии вместе с сопутствующей злостной коррупцией, они начинают раздражаться из-за усиливающегося ярма. Поворот стольких стран у российских границ к демократии служит замечательным признаком растущего неприятия авторитаризма. Никаких "оранжевых" революций в России? Я бы на это не рассчитывал. Посмотрите на россиян моложе сорока. За последние годы я общался со многими, и было совершенно очевидно, что все они ждут не дождутся, когда динозавры советской эпохи уйдут с арены. Я особенно наслаждаюсь разговорами о том, что личности вроде бывшего премьер-министра Михаила Касьянова могут стать реальными оппонентами Путина. Даже разговор о сплочении вокруг находящегося в заключении олигарха Михаила Ходорковского, кажется, несет в себе какое-то обещание. Политическое изгнание не обладает таким же эффектом, как в старые добрые советские времена. Возможно, тактика Путина невольно сеет семена гораздо лучшей России.

Что касается роли Запада во всем этом, я по-прежнему полностью выступаю за вмешательство, но за подход "суровой любви". Путин никто иной как решительный прагматик. Кто знает, он может позволить оппозиции подняться и обрести достаточно сильный голос, чтобы иногда говорить ему "нет". Он может позволить это в ответ на давление Запада, но также и в интересах российского народа.

FP: Последний раунд, господа. В своем последнем выступлении вы можете ответить на то, что здесь прозвучало, но, пожалуйста, (1) отметьте, как события в России влияют на войну с террором, и (2) дайте администрации Буша рекомендации по политике в отношении России.

Ариас-Кинг: Политика Буша в отношении Путина более или менее адекватна, особенно в сравнении с политикой Клинтона в отношении Ельцина, за которую отвечал бывший журналист, освещавший советский режим только в благоприятном свете.

Впрочем, три основных недостатка у нее все же есть.

Во-первых, представление о том, что враг моего врага мой друг. После 11 сентября Буш ответил взаимностью на мастерский пиар-ход Путина (тот первым позвонил Бушу) и принял версию Москвы о войне в Чечне как антитеррористической операции. В некотором роде Буш вернулся в дорейгановский период, критикуя деятельность России за ее пределами, но не внутри ее собственных границ. Поэтому расширение НАТО (несмотря на протесты России) и недавний визит Буша в Грузию были мудрыми шагами. Но отход от демократии в самой России прошел по большому счету незамеченным для Белого дома.

Во-вторых, Вашингтон, возможно, проглотил аргумент, что существующие альтернативы Путину еще хуже. КГБ (и Путин не исключение) известно умением создавать фальшивых "призраков", чтобы напугать Запад и убедить его поддержать нынешнего тирана. Из своих собственных рядов оно создало Жириновского, чтобы Коммунистическая партия выглядела ответственной серединой. Теперь то же самое было сделано с Рогозиным. И это работает. Чиновники ЕС регулярно оправдывают оказываемую Путину поддержку тем, что существующие альтернативы еще хуже.

В-третьих, Вашингтон, похоже, не подготовился к возможному падению Путина. Юрий прав, когда говорит, что единственные подлинные демократы - это бывшие диссиденты. Но это было справедливо в 1991 г. Сегодня появилось новое поколение, не запятнанное бывшим членством в партии и готовое указать Путину, куда вести его полицейское государство. Только в прошлом месяце лидеры молодежных отделения "Яблока" и СПС (либеральных партий России) попытались свергнуть Лукашенко в Белоруссии и, пожалуй, были недалеки от успеха. Они используют Белоруссию только для тренировки. А все попытки Кремля перевести этих лидеров на другие рельсы или заставить их замолчать провалились.

А война с террором? Возможно, политика Путина лишь усугубляет ситуацию. Как заявил мой коллега, советолог Гордон Хан (Gordon Hahn), отмена автономии России и отказ от федерального устройства создают нестабильную структуру, которая может вызвать волнения среди 20 млн. российских мусульман. С другой стороны, Путин не