Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на
Битва за Мосул: на фронте с пешмерга

На прошлой неделе Бернар-Анри Леви побывал на линии фронта, где курды ведут борьбу с ДАИШ

© AFP 2016 / Safin HamedБойцы курдского военизированного формирования Пешмерга в 25 километрах к северо-востоку от Мосула
Бойцы курдского военизированного формирования Пешмерга в 25 километрах к северо-востоку от Мосула
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Мы — лучшие, говорят курды. Мы одерживаем победу за победой, а иракская армия теряет деревни, которые взяла накануне. А нашим западным союзникам это не нужно. Они хотят равных успехов всех сторон: курдов, шиитской в своем большинстве иракской армии и суннитских отрядов, которые должны успокоить арабское население Мосула. Бернар-Анри Леви побывал на линии фронта, где курды ведут борьбу с ДАИШ.

Возвращение в Курдистан. Первым делом я иду в горы Зартик, чтобы собраться с мыслями в том месте, где закончилась жизнь Магдида Харки (Magdid Harki), молодого светловолосого генерала, героя пешмерга. С тех пор ничего не изменилось. Все те же мешки с песком, из которых сложены не слишком-то надежные укрытия. Все тот же бункер, который, как он говорил, укреплен не хуже армейского. На стене там висит бережно сохраненная бойцами фляга, из которой он так и не допил остатки воды. Единственное отличие в том, что теперь тут появились бойцы американских спецподразделений. Один осматривает через бинокль равнину, откуда в любой момент могут вырваться живые бомбы ДАИШ. Другой смотрит в трубу, которая достает до расположенных в 20 километрах отсюда пригородов Мосула. Третий, усатый блондин с длинными волосами, берет дрон, который только приземлился рядом с нами в облаке пыли. Четвертый, самый интеллигентный на вид, из 112-го полка Сан-Антонио, сидит под навесом и занимается расшифровкой приходящих ему на компьютер данных.
Последний, старший по званию уроженец Теннесси, отдает распоряжения. Но кто же эти молодые американцы, которые изнемогают от жары и щурятся на солнце, как ночные птицы? Чем они занимаются? Они — авангард коалиции, которая, наконец, решилась пойти на столицу «Исламского государства» (запрещенной в России террористической организации, — прим. ред.) при поддержке пешмерга и иракской армии.

Я нахожусь в зоне Хазир, в Шейх Амире, последней освобожденной деревне перед христианским городом-мучеником Бахдидой. На трех новеньких Toyota к нам подъезжает группа людей в черной форме, которая не похожа на экипировку пешмерга. «Вы что тут делаете?— протестует генерал Хаджар, который сопровождает меня от Эрбиля. — У вас нет права тут находиться!» «Тут все наше», — угрожающе отвечает ему плохо выбритый человек со злыми глазами, который, по всей видимости, возглавляет отряд. «Нет, — возражает Хаджар, указывая на сборные строения, которые мы издалека приняли за лагерь беженцев. — Все ваше — там. В договоре ясно сказано, что вам нельзя выходить из лагеря, если вы не участвуете в наступлении». «Да пошел ты, все вокруг тут наше», — говорит другой из «людей в черном». Хаджар в свою очередь повышает тон, и страсти накаляются, как тут лидер бормочет какое-то туманное извинение, сажает всех в машины и движется к лагерю, где, как мы видим, приземляются три вертолета. Все происходит очень быстро. Как выясняется, эти люди в черном — шиитские ополченцы, тысячи из которых Багдад поспешно подключил к регулярным иракским войскам. И даже такой, казалось бы, несерьезный инцидент многое говорит о напряженности в отношениях участников (пешмерга с одной стороны, армия Бандада с другой), которые призваны освободить Берлин «Исламского государства» (Мосул — прим. ред.).

Еще один знак. Всего в нескольких километрах от нас находится христианская деревня Мангуба. Боевики ДАИШ почти не оказывали тут сопротивления. Но оставили после себя целую россыпь взрывчатки в бутылках из-под газировки, канистрах и даже Коранах. Ануар, христианин и командир пешмерга, стал одним из тех немногих смельчаков, что рискнули пойти туда, чтобы посмотреть, что осталось от их домов. Он назначает нам встречу на соседней террасе, самой высокой в деревне. Если судить по пробитому футбольному мячу и цветным стеклянным шарикам, которые сейчас валяются на полу вперемешку с пустыми гильзами, тут когда-то была детская площадка. Сейчас же здесь расположился наблюдательный пост отряда. «Все просто ужасно, — рассказывает он. — От дома ничего не осталось, а церковь они сожгли». «Но есть и другая проблема, господин Леви, — продолжает он, сдерживая слезы. — Да, эти мерзавцы ушли и, даст Бог, уже не вернутся. Но что потом? Кто будет защищать нашу общину? У пешмерга сейчас формируется христианская бригада, но что станет с ней после победы? Под чье 7 она перейдет?» После расспросов моего друга Жиля Эрцога (Gilles Hertzog) Ануар говорит все, как есть. Никто из христиан этого региона Бахдиды больше не верит в Ирак. Его жена, дети и он сам вернутся лишь в том случае, защиту Ниневии возьмут на себя курды. Но в каком виде все это будет? Провинция? Автономия под гарантии курдов? И согласятся ли с таким предложением иракцы и американцы? В ответ он лишь печально качает головой.

Хасан Шам. Неподалеку от христианского города Бартала. Все та же картина выжженной земли, остовов заминированных грузовиков, тлеющих огней подожженных топливных складов. Внезапно передо мной возникает яма. Сначала я думаю, что это колодец. Но нет. Тут есть лестница, по которой мы с фотографом спускаемся вслед за сапером. На трехметровой глубине моим глазам предстает проход в метр шириной с изогнутым сводом и кое-как зацементированными стенами. Человек моего роста может спокойно выпрямиться в нем. После ста метров осторожного продвижения вперед без света (кроме фонарика сапера), мы натыкаемся на точно такой же перпендикулярный проход. Туда идти пока не стоит, потому что там виднеются провода и взрывчатка. Затем по обе стороны от коридора нам попадаются комнатушки с беспорядочно наваленными грязными матрасами. Затем, опять-таки симметрично, двойной командный центр, где еще осталась кипа арабских газет. Это восьмистраничные черно-белые издания, своеобразный бюллетень для боевиков ДАИШ под названием «Новости». На первой полосе под фотографией человека, которому рубят голову, стоит заголовок «Как опознать предателей». Далее идут статья о террористической операции в Синае, «анализ» «неограниченных прав» шахида, который избавил мир от «кяфира», информация о спящих ячейках в Киркуке и, на второй странице, итоги года: 1 031 новость, 110 инфографик, 50 карт и 112 казней предателей… Если они вырыли такое в забытой всеми деревне, то что тогда мы обнаружим в Мосуле? Лабиринт ходов и ловушек? Настоящий подземный город в этой грязной войне?

Мы движемся на север к Дохуку, который находится в 13 километрах от дамбы Мосула. Нам назначена встреча с Раваном Барзани ()Rawan Barzani, младшим братом премьера. Он командует 1-м батальоном курдских спецподразделений. База, где он принимает нас, находится всего в 300 метрах от линии фронта. Этот офицер, который находится в возрасте генералов Наполеона, встречает нас в бункере с простым столом и спартанской кроватью. На фоне грохота приезжающей и уезжающей техники он на прекрасном английском рассказывает мне свою теорию о том, что ДАИШ состоит из «сумасшедших» (водители начиненных взрывчаткой грузовиков), «крыс» (те, кто сидят в туннелях) и «псов войны» (они могут оказать ожесточенное сопротивление). Как офицер его ранга может настолько подставляться под удар в зоне у линии фронта и готов выделить мне всего несколько секунд на фото снаружи? Вот она, легендарная храбрость курдских командиров, которые не отсиживаются в тылу, а идут в первых рядах вместе с солдатами. А его фамилия, которая может навести на мысли о кумовстве, заставляет его делать еще больше… Кроме того, ДАИШ находится всего в нескольких километрах от огромной плотины, разрушение которой затопило бы весь регион от Мосула до Багдада. Важнейшая стратегическая позиция. Наконец, у коалиции, по сути нет выбора: для проведения дерзких операций в тылу врага нужны не люди в черном и не в спешке набранные суннитские ополченцы, а закаленные бойцы, во главе которых стоит внук Мустафы Барзани, героя курдского народа и отца всех пешмерга…

Ночью за нами приезжает представитель штаба. Мы движемся на восток, где готовится взятие Башики, последнего заслона на пути к Мосулу. Привычное уже скопление танков, бронемашин и внедорожников. В лучах предрассветного солнца два беспилотника напоминают заминированный дрон, который две недели назад нацелился на французский лагерь в Эрбиле, но был сбит огнем из автоматов и пулеметов пешмерга. Мы садимся в последнюю из пяти БМП, которые движутся на передовую. Мы оставляем позади укрепления, где войска ожидают распоряжения продвигаться вперед. Затем идут поселки, склады и пустые дома, откуда может в любой момент выскочить смертник. Там засел снайпер, которого снимает из башни наш стрелок. Еще один, чья шальная пуля едва не попадает в оператора Камийя Лотто (Camille Lotteau), скрывается из вида. Тревожный миг, когда в броню звонко ударяются пули. И еще один, когда по рации нам сообщают, что путь заминирован, и что придется искать обход. Два часа езды почти что вслепую под руководством сидящего впереди в бульдозере местного жителя. Два часа по ухабам и в пыли, чтобы пройти путь в 8 километров до деревни Фазлия, которую колонне поручено взять.

Произошедшее дальше снял мой второй оператор Ала Тайеб (Ala Tayyeb) после того, как командование операции завернуло нашу машину. БМП и танки Т-55 окружили деревню. Бойцы вышли из БМП и присоединились к элитному отряду Зеравани. Они пошли вперед. Тут из, казалось бы, заброшенных домов и оливковой рощи раздались выстрелы. Полковник затребовал по рации поддержку с воздуха. Голос на другом конце, как водится, пообещал ее через считанные минуты. Но стрельба не стихала. Джихадисты вышли из укрытий с трех сторон и окружили пешмерга.

Были ранены семь пешмерга. Товарищи, которые пытались оттащить их в укрытие, сами попадали под снайперский огонь. Когда два боевика вышли с белым флагом, а Ардалан Хасрави (Ardalan Khasrawi) пошел принимать их сдачу, это оказалось очередной ловушкой: они открыли огонь и тяжело ранили офицера. Воцарилась страшная неразбериха. Было неясно, следовало ли машинам сформировать защитный круг или наоборот идти на прорыв. Все продолжалось два с половиной часа. Каждая минута казалась бесконечным адом на земле, а командир все требовал поддержку самолетов, которую ему обещали снова и снова. Только ее все не было и не было. Бригада оказалась предоставленной самой себе. Брошенной богами, людьми и союзниками. Наверное, одна лишь безграничная отвага позволила курдам взять верх над джихадистами и освободить деревню… Но какой ценой!

Два часа спустя мы приезжаем к президенту Барзани (Mesûd Barzanî) в его лагерь в горах Зартик на возвышенности, которую охраняют американские спецназовцы. О встрече просил я сам. Но у него тоже есть, что сказать. Да, его армия ведет себя образцово в освобожденных арабских деревнях. Нет, она не намеревается (по крайней мере, пока) входить в Мосул, который, по договорам союзников, находится «в компетенции» иракской армии. Да, у него был план за «завтрашний день», и ему жаль, что его партнеры в стремлении разобраться со всем до выборов в США не уделили ему должного внимания. Его лицо невозмутимо. А в глазах нет привычной хитринки. Представители командования и руководства, которые сидят вокруг него в ставшем штабом ангаре, эйфории, судя по всему, тоже не испытывают. Он едва отвечает, когда я говорю с ним об отваге его солдат. И лишь отмахивается, когда я спрашиваю, исчезла ли, по его мнению, угроза формирования шиитского коридора от Багдада до Сирии и Ирана через Мосул, которого он так опасается, как сам признал на нашей сентябрьской встрече. Когда Жиль Эрцог рассказывает ему историю христиан, которые не верят региональному правительству Курдистана, он довольствует лаконичным: «Решение за ними. А международное сообщество должно определиться, брать на себя ответственность или нет». Как мне становится известно несколько часов спустя от его главного советника, во время сражения в Фазлии он был на связи с американским послом в Ираке и требовал от него авиаподдержки для своих пешмерга. Его плохое настроение связано с ощущением, что он больше не нужен союзникам, что он выполнил свою часть договора, и теперь война для него закончилась.

Ведь почему бойцы не получили поддержки в Фазлии? Почему ни один самолет не вылетел с баз в Эрбиле и Кайяре в нарушение всех правил ведения боя? Почему нашелся вертолет Apache, чтобы вывезти смертельно раненого неподалеку американского солдата, но не оказалось еще одного, чтобы помочь угодившим в ловушку пешмерга? Некоторые в Вашингтоне и Париже сошлются на трагическую ошибку в командной цепочке. Кто-то будет винить во всем изменение маршрута, раз наша колонна должна была следовать одним путем, но пошла совершенно другим из-за мин. В Эрбиле же предпочитают совсем другое объяснение. Мы — лучшие, говорят курды. Мы одерживаем победу за победой, тогда как иракская армия теряет деревни, которые взяла накануне. А нашим западным союзникам это не нужно. Они хотят равных успехов всех сторон: курдов, шиитской в своем большинстве иракской армии и суннитских отрядов, которые должны успокоить арабское население Мосула. С точки зрения такого баланса и оговоренного американцами с Багдадом и его иранскими покровителями обещания не дать пешмерга вырваться вперед и получить преимущество, чтобы в подходящий момент потребовать независимости Курдистана, «дестабилизировав» тем самым Ирак и весь регион, нужно было позволить нашей колонне увязнуть в Фазлии.

Наверное, такое объяснение все же слишком простое. Но мне вспоминается предшественник Барака Обамы, который отправил Ричарда Холбрука (Richard Holbrooke) к боснийскому лидеру Изетбеговичу с предупреждением о том, что тот лишится американской поддержки с воздуха, если будет упорствовать в стремлении войти в Баню-Луку. Не забыли мы и о том, с каким трудом удалось небезызвестному генералу де Голлю добиться от президента США права ввести французскую дивизию в Париж. И так ли уж абсурдно представить себе увязшие в старых схемах союзные столицы, которые готовы (почти) на все, чтобы угодить восстановившей силы державе (Ирану), сохранить псевдонацию (Ирак) и не оказаться в слишком большом долгу перед народом, который при подведении счетов не постесняется потребовать справедливую долю плодов победы (несчастный курдский народ уже на протяжении целого века страдает от нашего фарса). Если все действительно так, если правительства на самом деле ведут такую игру, если мы требуем от пешмерга открыть врата Мосула, но не соваться туда самим, если возвращение христиан в Ниневию становится жертвой подобных низких договоренностей, то битва за город началась далеко не лучшим образом. А нравственная победа над ДАИШ гораздо дальше, чем кажется.