Тенденция обозначилась уже 20 лет назад и с тех пор лишь усиливалась. Войны нашего времени – это войны, которые ведутся не государствами, а внутри государств. Балканы и Кавказ, Центральная Африка и Центральная Азия – эти театры военных действий появились с окончанием холодной войны. Теперь к ним присоединяется Ливия, за которой могут последовать Йемен, недозамиренный Бахрейн и африканский Кот д’Ивуар.

Резолюция 1973 Совета Безопасности ООН, разрешившая установление над Ливией «бесполетной зоны» и принятие других необходимых военных мер против режима Каддафи, не создает прецедента международного вмешательства в гражданские войны. Такое вмешательство – и тоже с бесполетными зонами – уже осуществлялось в Боснии и на севере Ирака. Новое – в решительности поставленных целей: речь идет фактически о силовой смене режима в Ливии.

Полковника Каддафи давно никто не любит, его бомбили еще по приказу Рейгана, но цель свержения Муаммара Каддафи и ликвидации его режима ставится впервые. Мотивы у врагов Каддафи разные, но все они вытекают из внутриполитического положения и потребностей соответствующих правительств. 

Зашатавшиеся арабские автократы, сдавая своего ливийского «брата», рассчитывают откупиться от своих революций поддержкой чужой. В условиях, когда внимание западных правительств и их избирателей будет приковано к Ливии, «друзья ливийской революции» попытаются решить свои домашние проблемы вдали от мировых медиа-прожекторов.

Консервативно-либеральный кабинет в Лондоне демонстрирует решительность по отношению к главному организатору теракта 1983 года в небе над шотландским Локерби – по контрасту с предшественниками-лейбористами, видевшими в Каддафи главным образом хозяина «черного золота» и даже отпустившими непосредственного исполнителя преступления к своему хозяину.

Президент Франции отчаянно стремится поднять свой рейтинг перед выборами 2012 года, одновременно отбиваясь от обвинений в опасных связях членов его кабинета со свергнутыми авторитарными правителями Туниса и Египта. За «предательство» в отношении Каддафи Саркози тут же получил разоблачение о получении им самим денег на предыдущую избирательную кампанию непосредственно от ливийского полковника.

Сложнее всего положение Барака Обамы. Ему совсем не хочется влезать в третью войну в мусульманской стране в то время, как он ищет выход из двух остальных. В этом своего верховного главнокомандующего поддерживает Пентагон – от министра до генералов, которые не горят желанием растягивать фронт. Белый дом, однако, тоже не может игнорировать фактор выборов 2012 года, и это главное. Обама не может допустить, чтобы резня в городе-миллионнике Бенгази – в том случае, если войска Каддафи войдут в город, а США будут только наблюдать со стороны – легла черным пятном на его репутацию. И двадцать лет спустя американцы не могут простить администрации старшего Буша, что в 1991 году она подняла иракских шиитов на восстание против Саддама, а затем бросила их, предоставив тому же Саддаму возможность уничтожать повстанцев ударами с воздуха.   

Сторонники вторжения – от неоконсерваторов до либеральных интернационалистов - упрекают Белый дом в том, что Обама потерял много времени. В действительности президент США даром времени не терял. Результаты его деятельности налицо. С инициативой международного вооруженного вмешательства выступила Лига арабских государств. Это раз. Проект резолюции Совбеза ООН внесли Великобритания и Франция. Это два. В ходе голосования Россия и Китай воздержались, дав возможность резолюции пройти. Это три. Не зря, как видно, съездил в Москву вице-президент Байден.

Все эти дипломатические успехи, однако, носят тактический характер. Каддафи уже показал себя противником сильным и находчивым. Будучи объявленным «политическим трупом», он восстал из политического гроба и решительно развернул военную ситуацию в свою пользу. На предъявление резолюции ООН он ответил согласием с выдвинутыми требованиями прекратить огонь, тем самым лишая международную коалицию повода к нанесению удара.

Удар, однако, будет нанесен: ведь речь идет не столько о Бенгази, сколько о Каддафи и его режиме. Дальнейшее развитие событий предсказать не просто, можно высказать лишь несколько самых общих соображений.

Несколькими точечными ударами, если только они сразу же не приведут к гибели Каддафи и его сына Сейф-аль-Ислама, дело решено не будет. Основная нагрузка ляжет на США, на их же счет будет занесена практически неизбежная гибель мирных жителей. Масштабы ударов придется расширить практически до воздушной войны – как в Югославии в 1999 году. Но и этого может оказаться недостаточно. Даже под бомбежками армия Каддафи будет обладать способностью наступать против необученного и неорганизованного противника.

В какой-то момент единственным способом избежать поражения окажется наземное вторжение. Вряд ли страны НАТО пойдут на это. Единственным ресурсом, который можно будет задействовать, станет египетская армия – при западной военной и технической поддержке. Столкнувшая в конце концов Мубарака с его фараонского престола, армия Египта вынуждена будет выполнять свой «интернациональный долг» в соседнем государстве. Такие формы вмешательства, как показывает опыт, особенно болезненны. 

Будущее Ливии не ясно и в том случае, если Каддафи все-таки будет устранен и его режим рухнет. Серьезные племенные и региональные различия, отсутствие общенациональных институтов делают сохранение целостности Ливии проблематичным. Реализация лозунгов свободы и демократии будет делом еще более трудным, чем в Ираке и Афганистане. 

США, таким образом, совершенно неожиданно оказались вынужденными взять на себя ответственность за страну, о которой еще два месяца назад в Вашингтоне вспоминали редко. Это новое бремя отвлекает американскую политику от действительно стратегических целей Вашингтона в регионе – консолидации Египта и его мягкого реформирования под отеческим оком армии и поиска безопасной траектории для «мягкой посадки» для саудовского режима.

Впрочем, по поводу «мягкой посадки» между Вашингтоном и Эр-Риядом возникли фундаментальные противоречия. Поводом стали волнения в Бахрейне, где США выступали за реформы и диалог, а саудовцы – за жесткое применение силы. Если США будут продолжать призывы к арабской «перестройке», их отношения с саудовским режимом будут обостряться.

Вернемся в Совбез ООН. Резолюцию по Ливии не поддержали, наряду с Китаем и Россией, также Бразилия, Индия и Германия. Внутри ведущей группы государств мира возникло, таким образом, принципиальное расхождение по вопросу о международной интервенции во внутренние войны. У каждой из неподдержавших резолюцию стран, как и у тех, кто поддержал, - свои мотивы. 

Москва, по-видимому, в конце концов решила, что пытаться удерживать другие страны от ошибок, которые они хотят совершить – дело неблагодарное. РФ, возможно, пересмотрела отношение к использованию своего права вето, зарезервировав его для действительно первостепенных для России случаев. К таким случаям происходящее в Ливии очевидно не относится. Отказавшись от принципа дипломатической роскоши – «ветирую все то, что не нравится»,- Москва приобрела способность к дипломатическому торгу, обменивая то, что ценно для партнера, на то, что ценно для нее самой. Это, конечно, чистой воды Realpolitik, который хорош главным образом тем, что он постимперский («дипломатия – это искусство торга»), а не имперский («без нас ни одна пушка не заговорит»).

Проблема, однако, остается: мир становится все менее похожим на вестфальскую модель суверенных государств, и принципы невмешательства во внутренние дела друг друга все больше противоречат принципам человечности. Как в этих условиях относиться к массовым нарушениям прав человека, которые совершают правительства суверенных государств? Где пролегает порог вооруженного вмешательства? Каковы стандарты подходов, кто судьи и кто исполнители? Закрывать глаза на эти проблемы, ограничиваясь лишь критикой интервенции, нельзя: глобализация формирует международное общество. Без решения же этих вопросов международные отношения все чаще будут становиться заложником внутренней политики тех стран, которые будут создавать поводы для интервенций, и тех, которые станут – с охотой или без - на них реагировать.

Дмитрий Тренин – директор Московского центра Карнеги.