Москва - Петербургский международный экономический форум – этот российский Давос – открылся выступлением президента Дмитрия Медведева. Это была откровенная, жесткая речь. «Нам неправильно ориентироваться лишь на спокойный и размеренный рост, это ошибка, - заявил он. - За пресловутой стабильностью может скрываться очередной застой, поэтому нужно быстрее и решительнее менять все, что мешает прорывному развитию». Перечислив некоторые российские достижения после распада Советского Союза, он изложил свою концепцию: приватизация государственной собственности, капитальная перестройка правовой системы, отмена визовых ограничений, снижение налогов, борьба с коррупцией. Медведев сказал об этом по-доброму: «Удавка на шее коррупционеров должна сжиматься постоянно и неумолимо».
Западные авторы тут же рассыпались в похвалах. Это «программа изменения России». Медведев сделал «смелые заявления». Он поставил цель скорейшего «реформирования, модернизации и децентрализации России». Он «воодушевил» и добавил «энтузиазма» инвесторам.
Не сомневаюсь. Такие жесткие и «крутые» речи дело обычное, и их часто можно услышать на экономических конференциях из уст других высокопоставленных кремлевских либералов. И они срабатывают, потому что произносят эти речи люди очень толковые, обладающие даром убеждения, такие как первый заместитель премьер-министра Игорь Шувалов или легенда приватизации Анатолий Чубайс. Кажется, они знают, о чем говорят. И это действительно так.
Но здесь есть одна загвоздка. Трудно найти различия между всеми этими речами, причем не только между теми, которые произносят разные министры. Чем, например, речь Медведева в Санкт-Петербурге отличается от его выступления перед российской политической элитой в ноябре 2009 года? И чем та речь, в свою очередь, отличается от его статьи «Россия, вперед!», которая была напечатана в оппозиционном издании Gazeta.ru? Во всех трех случаях Медведев говорил об удушающей российской коррупции, об опасной зависимости от добывающих отраслей, о необходимости проветрить контролируемую Кремлем политическую систему.
Есть и еще один момент. Я не единственная, кто не может различить эти речи. Борис Макаренко это хорошо известный и эрудированный политолог из аналитического центра, носящего название Институт современного развития, который является медведевским мозговым трестом. Я спросила его, есть ли различия между этой речью и другими речами Медведева, с которыми он выступал прежде. Макаренко утверждает, что на сей раз Медведев предложил нечто «более конкретное», что он говорил о снижении порога прохождения в Думу, который сегодня составляет 7 процентов (иными словами, чтобы получить хотя бы одно место, партии надо набрать как минимум 7,01 процента голосов. Если она их не наберет, эти голоса распределяются пропорционально между всеми остальными партиями. По этой причине мелкие и зачастую оппозиционные партии в парламент не попадают).
Но в своей санкт-петербургской речи Медведев об этом не упомянул. Он вообще ни слова не сказал об избирательной политике. Однако он обмолвился об этом в воскресном интервью Financial Times:
«Мы, например, в какой-то момент подняли планку прохода [партий] в Государственную Думу до 7 процентов. Я считаю, что, может быть, это и правильно было именно потому, чтобы произошла структуризация политических сил…. Но в какой-то момент нам придется принять другое решение и опустить эту планку, для того чтобы была лучшая политическая конкуренция и чтобы те, кто не может набрать семь процентов, все-таки могли набрать, например, пять и войти в Государственную Думу, или три».
На самом деле, Медведев впервые поднял эту тему в своей речи в ноябре 2009 года. «Не упоминал ли он об этом в ноябре 2009-го?» - спросила я Макаренко.
«Нет, не упоминал», - ответил он. Потом на минуту задумался и сказал: «Ах, да, вы правы. Упоминал».
Безусловно, вопрос заключается в том, почему Медведев продолжает говорить об одном и том же, используя одни и те же слова. Безусловно, Медведев и его команда точно знают, что в России идет не так, и у них есть определенные мысли по поводу исправления ситуации. Но даже если бы они и хотели ее исправить на самом деле (а учитывая стоящие на кону интересы, это очень большое «если»), возникает вопрос, хотят ли этого люди, находящиеся у них в подчинении, то есть те, кому придется заниматься этим на практике. К сожалению, все мы прекрасно понимаем, какой будет ответ на этот вопрос. Не хотят.
Возьмем для примера недавнюю публичную критику Медведева в адрес министра природных ресурсов Юрия Трутнева. «Это просто полное безобразие», заявил президент, что из всех тех планов, что были разработаны министерством совместно с президентской администрацией, ни один не прошел через парламент и не был окончательно принят. «Если мы с вами договариваемся действовать в определенном временном промежутке, - раздраженно продолжил президент, - но не получается, – скажите администрации. У нас есть свои рычаги. В конце концов, я подключусь. Если все это застряло, надо было мне позвонить, сказать мне». Поскольку все эти вещи – встречи с министрами, телефонные звонки – обычно инсценируются, Медведев явно пытался показать, что намерен закрутить гайки волокитчикам в своих рядах. Вместо этого он показал обратное: его слова непросто претворить в реальные дела.
И это, между прочим, проблема не только Медведева, которого многие высмеивают, считая человеком слабым и неэффективным. Этой зимой сайт WikiLeaks рассказал о том, что сильный и волевой Владимир Путин сталкивался с аналогичными проблемами во время своего президентства. «В 2006 году, то есть, на пике путинской власти в условиях быстро развивающейся экономики, в президентской администрации ходили слухи о том, что 60 процентов его указаний не исполняется», - сообщалось в одной из телеграмм посольства США.
Но вот что происходит на самом деле. Министерство внутренних дел действительно перестраивают и реформируют, к чему призывал Медведев в одном из своих выступлений. Но закон о реформе министерства писало само министерство, и многие обозреватели по правовым вопросам отмечают, что эта реформа просто узаконила многие злоупотребления и нарушения МВД.
После выступления Медведева наверняка начнется капитальная перестройка судебной системы. Путин сделал то же самое меньше десяти лет назад. Его призывы создать «диктатуру закона» трансформировались в так называемое «телефонное право». То есть, судьи часто получают по телефону указания о том, какие решения им выносить. Об этом явлении рассказала недавно помощница судьи, который рассматривал дело Михаила Ходорковского. Она обвинила своего начальника в том, что он пресмыкается перед вышестоящим начальством и исполняет его команды.
Нетрудно себе представить, что та антикоррупционная реформа, которую Медведев предложил в Санкт-Петербурге, также станет пародией на ее руководящие принципы. Так, президент призвал увольнять госслужащих лишь по подозрению в коррупции, даже если не будет достаточных улик и оснований для суда над ними.
Безусловно, другая проблема заключается в том, что действия самого президента зачастую подрывают его вдохновляющие заявления. Думая над правовой реформой, Медведев в то же время предложил оставить генерального прокурора Юрия Чайку в должности еще на один срок. Сын Чайки замешан в скандале с подпольными казино в Московской области, которые «крышевала» … прокуратура. Война Медведева против коррупции идет бодро и активно, однако ни одно из обвинений в суде против борца с коррупцией Алексея Навального не было достаточно основательным, чтобы провести по нему расследование. А сотрудников Министерства внутренних дел, чьи действия стали причиной смерти в СИЗО Сергея Магнитского после того, как он вскрыл факт кражи 230 миллионов долларов из российской казны, даже наградили медалями за их работу.
И это политическая реформа, об острой необходимости которой говорит Медведев? Это конкуренция и честная игра, которые должны сотворить чудеса в российской экономике? Пусть президент скажет об этом сам. Корреспондент Financial Times спросил его, не поможет ли предвыборное соперничество с Путиным за пост президента и настоящая конкуренция создать ту состязательность, о которой Медведев так часто говорит в своих речах:
Financial Times: Не считаете ли вы, что такая открытая конкуренция была бы хороша для развития демократии в России?
Дмитрий Медведев: Открытая конкуренция – всегда хорошо.
Financial Times: А почему не на пост президента?
Дмитрий Медведев: Потому что я только что сказал, что участие в выборах ведь заключается не в том, чтобы способствовать развитию лозунга свободной конкуренции, а в том, чтобы победить.
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Чем речь Медведева в Санкт-Петербурге отличается от его выступления перед российской политической элитой в ноябре 2009 года? И чем та речь, в свою очередь, отличается от его статьи «Россия, вперед!» Почему Медведев продолжает говорить об одном и том же? Ведь Медведев и его команда точно знают, что в России идет не так, и у них есть определенные мысли по поводу исправления ситуации.
