Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на
Почему во Франции (к сожалению) никогда не будет консервативной партии

По случаю выхода книги «Консерватор, говорите?» эксперт Летиция Штраух-Бонар представляет нам свое видение консервативной философии, консерватизма в политике и того, как могла бы выглядеть консервативная партия на французский манер.

© AP Photo / Daniel Ochoa de OlzaЭйфелева башня в дни национального траура в Париже
Эйфелева башня в дни национального траура в Париже
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Во Франции вообще никто не представляет политический консерватизм. Потому что этого в принципе не может быть никогда: данная идеология настолько чужда Франции, что движение под таким названием просто не сформируется. Печально, но нужно быть реалистами. Однако правое большинство все же может расширить свою базу.

Atlantico: Что означает быть консерватором в политике? Что вы хотите сказать, когда пишете, что понятие «консерватор» зачастую оторвано от изначального смысла и употребляется неправильно?


Летиция Штраух-Бонар (Laetitia Strauch-Bonart):
Речь идет о переложении в политику определенного характера, некоего психологического темперамента. Консерватором можно быть в разных областях. Когда вы занимаетесь сохранением определенных дисциплин или практик, дорогих вам вещей, вы становитесь консерватором. В политике это касается институтов и выборов, а также нашего сосуществования.

Это политика в изначальном смысле греческого «полиса», то есть «города»: совокупность взаимодействия людей, которые формируют политическое сообщество. Консерватизм — это средство сохранения политических и общественных договоренностей, которые существуют уже очень давно и считаются полезными.

Речь идет не о том, чтобы сохранять все подряд (в частности и неудачные вещи), а лишь то, что эффективно работает. То, что прошло испытание временем ценнее непроверенных изобретений. Поэтому у консерватора неоднозначное отношение к переменам. Он не против них, но не приемлет перемены ради перемен.

— Как вы отмечаете, консерваторам свойственно недоверие к переменам и большая осторожность, которую иногда воспринимают как трусость. При каких условиях консерваторы считают перемены приемлемыми?

— Существует своего рода реакционный темперамент (как вы понимаете, я намеренно придаю этому карикатурный смысл), который сводится к категорическому неприятию любых перемен. Настоящий консерватор — тот, кто призывает дать оценку переменам.

Далее встает вопрос насчет критериев оценки. Как несложно догадаться, те варьируются в зависимости от культуры, религии, цивилизации… Тем не менее общее для всех культур правило гласит, что к неизвестному следует отнестись с осторожностью, если существующее и так работает. Даже если предложенное намного лучше, оно заслуживает критического взгляда, если все довольны существующим.

Затем стоит отметить инверсию доказательной базы. Обычно во всех касающихся перемен дискуссиях (прежде всего это касается преобразований в обществе) от консерваторов требуют отстаивать их позиции, тогда как прогрессисты не обязаны ничего доказывать. Представлять доказательства должны те, кто хочет перемен, а не консерваторы. Если стороннику перемен не удается убедить противника, значит он не прав. Но если ему удается показать пользу предложенных преобразований, консерватор должен их принять.

Так, например, консерватор, как мне кажется, должен принять идею гражданских союзов, потому что не может не признать факт существования любви и однополых пар в обществе. В то же время вопрос официального брака носит совершенно иной характер, так как касается модели семьи, преемственности поколений и гораздо более глубоких вещей. Мы имеем дело с тысячелетним институтом, который консерватор обязан отстаивать.

Я — консерватор, но в то же время и либерал в экономике. Я выступаю за умеренный и регулируемый либерализм. Разного рода технологические инновации, по моему мнению, не должны вызывать опасений у консерваторов. В то же время от них можно часто услышать, например, о недовольстве ГМО. Но в этом случае игра стоит свеч, потому что потенциальные перспективы перевешивают возможные риски.

— Как относятся консерваторы к государству? Они против любого вмешательства государственных властей?

— У консерваторов нет единого отношения к государству. В Англии ее изначальный консерватизм относится к государству с недоверием. Во Франции же консерваторы к нему куда благосклоннее, в том числе в экономике. Все упирается в культурные различия и влияние традиций.

Я выступаю за консерватизм, который отталкивается в большей степени от британской модели. Он не доверяет государству, но не по определению, а потому что источниками многих очень хороших вещей становятся гражданское общество и его организации. Гражданское общество от футбольного клуба до благотворительной организации играет социальную и практическую роль: это место формирования определенных характеров и добродетелей.

Во Франции же укоренилось представление, что эти организации могут быть лишь на второстепенных ролях, потому что не взаимодействуют со всеми людьми на равной основе, для чего необходимо государство.

В некоторых моментах я с этим согласна. Так, например, важно, чтобы все дети получили равное образование. Однако в некоторых областях присутствие государства мешает ассоциациям и творчеству, ограничивает возможности гражданского общества.

Консерватор в любом случае защищает основополагающие функции государства (защита человека и права). В этом заключается гарантия нормальной работы общества. В других областях консерватор скажет вам, что готов заменить гражданское общество только в том случае, если оно провалит свою миссию. Более догматичный консерватор даже скажет «без государства», но это, как мне кажется, представляет собой излишне узкую версию консерватизма.

Во Франции проблема стоит иначе, потому что нам свойственно отдавать предпочтение государству. Все зависит от конкретной области, но в образовании, например, действует такая логика: сначала государство, а если это не работает, тогда уже гражданское общество. К сожалению, сейчас зачастую именно так и происходит.

— Вы считаете, левых политиков и правых реформаторов (Саркози, Раффарен) антиподами концепции политического консерватизма. Почему? И кто тогда сейчас лучше всего воплощает в себе политический консерватизм во Франции?

— Думаю, во Франции вообще никто не представляет политический консерватизм. Потому что этого в принципе не может быть никогда: данная идеология настолько чужда Франции, что движение под таким названием просто не сформируется. Печально, но нужно быть реалистами. Однако правое большинство все же может расширить свою базу.

Некоторые политики все еще говорят о приверженности этой традиции, например, Эрве Маритон (Hervé Mariton) у «Республиканцев». Определенные шаги в этом направлении наблюдались у таких людей как Лоран Вокье (Laurent Wauquiez) и даже Саркози. В любом случае, рассчитывать нужно на партию, а не одного человека.

Думаю, правым нужно стать либеральнее, отстаивать экономический либерализм, который связан с независимостью гражданского общества. Дело в том, что в консервативной партии на французский манер неизбежно окажутся антилиберальные правые. Правые должны включать в себя и либералов, и консерваторов для совместного обсуждения проблем и взаимоконтроля.

Я не понимаю либералов, которые хотят реформировать все подряд, в частности в общественной сфере. В партии консерватор (там сейчас он обычно где-то на обочине или за пределами) мог бы повлиять на либералов. Сегодня они находятся главным образом в Национальном фронте или же в движениях, которые вообще расположены вне политики. Более широкая партия позволила бы добавить сюда прагматизма.

Наконец, нужно сказать, что отсутствие консервативной партии не так уж серьезно, потому что не стоит ждать всего от политики. Стоит проявить доверие к гражданскому обществу, как я и говорил. Консерватизм — это философия, которая выходит далеко за рамки политики: моя книга предлагает читателю философский взгляд и предлагает ему поразмыслить о консервативной стороне жизни.

Летиция Штраух-Бонар, историк и публицист.