Путин воспринимает Америку как угрозу российским жизненно важным геополитическим интересам.

Сославшись на враждебные действия США против России, президент РФ Владимир Путин недавно отменил важное соглашение, заключенное в первые годы после окончания холодной войны, по ликвидации 34 тонн оружейного плутония. Этого количества достаточно для 17 тысяч зарядов.

Этот шаг стал продолжением все той же наклонной траектории, начавшейся в 2012 году с отказом России от продления Программы совместного уменьшения угрозы, которая в течение двух десятилетий работала над предотвращением попадания «оставшегося без присмотра» бывшего советского ядерного оружия в руки террористов.

Разрыв российско-американского сотрудничества поднимает вопросы — в том числе, о том, будет ли испытывающий нехватку финансовых средств Кремль тратить деньги на программы по обеспечению безопасности ядерных объектов.

Это не старые опасения времен холодной войны. В 2016 году Инициатива борьбы с ядерной угрозой в своем признанном рейтинге «Индекс безопасности» назвала Россию страной с самым высоким риском среди государств, располагающих оружейными ядерными материалами.

Россия вовсе небезразлично относится к вероятности того, что какая-нибудь террористическая группировка сможет получить достаточно радиоактивных материалов для создания примитивной ядерной или грязной бомбы. В конце концов, в России происходили теракты, число жертв которых сопоставимо с числом жертв терактов 11 сентября 2001 года, теракта на Бостонском марафоне или теракта в Сан-Бернардино.

Проблема в том, что Россия считает США еще большей угрозой своим жизненно важным геополитическим интересам и безопасности.

Это восприятие угрозы началось с украинского кризиса. Большинство представителей американского правительства считают, что корень проблемы кроется в том, что Россия силой отобрала территорию у соседнего государства, а также продолжает раздувать вооруженное сепаратистское движение, дестабилизирующее страну и тормозящее выполнение легитимных устремлений украинского населения по проведению внутренних реформ и курса на интеграцию с Западом.

Более того, действия России подрывают базовые принципы уважения суверенитета и территориальной целостности, служащие залогом относительного мира и стабильности в Европе с середины прошлого века. В результате Вашингтон возглавил международные усилия с целью заставить Россию заплатить за плохое поведение, в том числе путем санкций и дипломатической изоляции.

Россия воспринимает украинский конфликт совсем иначе. С точки зрения Москвы, Вашингтон поддерживает Украину не для обеспечения ее развития, а чтобы расширить американское политическое, экономическое и военное влияние на территорию, которую Россия считает своей стратегической «буферной зоной».

Кремль также опасается, что успешные внутренние реформы и западная интеграция Украины посеют зерна революции в самой России. В ситуации, когда практически все западные лидеры осудили Россию и Владимира Путина лично, страх России перед тем, что западные страны осуществят в ее отношении стратегию смены режима, служит чем-то вроде самореализующегося пророчества.

В результате российское руководство считает, что борется не против глобальных угроз совместно с США и с другими западными странами, а сопротивляется возглавляемой американцами кампании давления с целью ослабить Россию и лишить ее статуса мировой державы.

В этом контексте совместные усилия по борьбе с распространением ядерного оружия и материалов, которые должны быть выгодны обеим сторонам, кажутся в лучшем случае попыткой отвлечь внимание, а в худшем — троянским конем ради вероломных целей США.

Не стоит удивляться, что Россия не заинтересована ни в каком виде сотрудничества, совета или даже финансовой помощи от Вашингтона в вопросе ядерной безопасности и разоружения в условиях, когда американские санкции обошлись российской экономике в миллиарды и когда, как считает Россия, американская система противоракетной обороны и размещение вооружений в Восточной Европе угрожают российскому стратегическому потенциалу сдерживания.

Этот взгляд, основанный на принципе игры с нулевой суммой, не отвергает возможности отдельного сотрудничества в случае, когда это соответствует интересам России. Москва не прекратила поддерживать переговоры по ограничению иранской ядерной программы, несмотря на введенные против нее западные санкции после аннексии Крыма.

Скорее всего, эта позиция отразила прагматичный подход России, не желавшей появления на своих границах еще одного ядерного государства.

Поддержка, оказанная Россией иранской ядерной сделке, и ее сотрудничество в деле ликвидации химического оружия режима Башара Асада, установили положительные прецеденты. Они дают надежду на то, что Россия может быть открыта инициативе по возобновлению многостороннего дипломатического процесса по ядерной программе КНДР, которая оказалась на грани стратегического прорыва.

Международное агентство по атомной энергии, пользующееся широкой поддержкой России, может выступить в качестве координатора, например, по обмену удачным опытом обеспечения ядерной безопасности с другими странами и по возвращению обратно американского и российского высоко обогащенного урана, использовавшегося в ядерных программах других государств.

США могли бы дополнительно способствовать возрождению сотрудничества в сфере ядерной безопасности, расширив повестку дня до атомной энергетики и предложив вознаграждение за взаимодействие для «Росатома», государственной корпорации, ответственной за российский ядерный комплекс.

Но суровая реальность заключается в том, что Россия связала сотрудничество в ядреной сфере с с прочими аспектами российско-американских отношений. Вместо того, чтобы бороться с этой позицией, будущая американская администрация должна рассмотреть возможность диалога по безопасности с Россией, который включал бы сотрудничество в сфере нераспространения ядерного оружия, а также затрагивал бы связанные с этой областью вопросы — от модернизации ядерного оружия до последствий растущей эффективности средств защиты от баллистических ракет, обычных вооружений и даже космических и киберсредств.

Если американцы обеспокоены тем, что Россия бряцает ядерным оружием, а Москва боится, что США поддержат смену режима, такой диалог по меньшей мере мог бы способствовать снижению вероятности ошибочного восприятия и ненамеренной эскалации.

Роберт Литвак — вице-президент Центра Уилсона, Мэттью Рожански — глава Института Кеннана