Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на

Петр Павел: Россия «хочет повлиять на общественное мнение» в НАТО

© РИА Новости Стрингер / Перейти в фотобанкВоеннослужащие ВС Польши во время Международных военных учений Rapid trident-2016 во Львовской области. 2016 год
Военнослужащие ВС Польши во время Международных военных учений Rapid trident-2016 во Львовской области. 2016 год
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Военные возможности России постоянно растут. Россия хочет показать, что обладает заслуживающей уважение военной мощью, которая используется для достижения внешнеполитических целей. Развертывание авианесущей группы вокруг «Генерала Кузнецова» у побережья Сирии не говорит о враждебных намерениях, а должно продемонстрировать возможности России и ее способность проводить независимые операции.

Председатель Военного комитета НАТО генерал Петр Павел ответил на вопросы Le Monde во время проходившего с 18 по 20 ноября в Галифаксе Международного форума по вопросам безопасности.

Le Monde: Помимо бомбардировок Алеппо Россия увеличила количество демонстраций военной силы за последнее время. В море с появлением подлодок на севере Европы, в воздухе с пролетом бомбардировщиков и французских границ и на сирийском фронте с пусками крылатых ракет с Черного моря. Вам не кажется, что Москва воспользуется периодом смены власти в США, чтобы проверить НАТО на прочность?

Петр Павел: В нынешний период это важный вопрос. Военные возможности России постоянно растут, как и ее присутствие, в том числе подводного флота. Нужно смотреть шире этих событий. Россия хочет показать, что обладает заслуживающей уважение военной мощью, которая используется для достижения внешнеполитических целей, в частности восстановления позиций на международной арене. Таким образом, развертывание авианесущей группы вокруг «Генерала Кузнецова» у побережья Сирии не говорит о враждебных намерениях, а должно продемонстрировать возможности России и ее способность проводить независимые операции, когда она того пожелает.

Не думаю, что в настоящий момент российская внешняя политика ставит перед собой целью разрушить образ конструктивного партнера, на который Москва претендует на международной арене. Если она на самом деле заинтересована в том, чтобы вновь стать серьезным глобальным игроком, любые агрессивные поступки в этот переходный период противодействовали бы достижению этой задачи.

— Не создает ли усиление военного присутствия России в восточном Средиземноморье трудностей в плане предотвращения инцидентов с силами НАТО?

— Разумеется, это осложняет ситуацию, потому что чем больше военных сил развернуто, тем значительнее вероятность инцидентов. Россия координируется с США для их предотвращения. Мы в НАТО тоже пытаемся восстановить контакты с ней на военно-политическом уровне, поставив на первое место сокращение рисков и прозрачность.

— У вас все еще нет связи с вашим российским коллегой?

— Именно так. Говорят, что каналы для военных контактов открыты, но никакого реального наполнения тут все еще не видно. Как бы то ни было, за последние месяцы мы провели два заседания Совета Россия-НАТО и надеемся организовать еще одно до конца года. Представитель России и генсек альянса обсудят это на встрече в конце ноября.


— Вы не думаете, что Россия могла дестабилизировать президентскую кампанию в США кибератаками и вмешательством, а также может повлиять на выборы в Германии и Франции? Как обстоят дела с планами НАТО касательно кибервойны и гибридной войны?


— Доказательств у меня нет, но с учетом развития технологий и множества случаев такого вмешательства по всему миру, это действительно вызывает тревогу. Россия хочет повлиять на общественное мнение в этих странах. Некоторые средства вроде информационных кампаний совершенно законны. Другие же носят более скрытный характер, например, кибератаки. Тем не менее у нас имеются трудности с определением источника атак, и поэтому я не стал бы говорить о возможном российском вмешательстве в выборы.

Нам удалось продвинуться вперед по кибервойне и гибридной войне. Причем не только с помощью разработки стратегии, но и благодаря сотрудничеству с ЕС, На саммите в Варшаве НАТО обозначила киберпространство новым полноправным направлением проведения операций, что влечет за собой целый ряд последствий. Киберпространство будет частью всех наших планов операций, а его роль в военных учениях будет расширена. Отразится все это и на командных структурах.

— Вызывает ли избрание Дональда Трампа напряженность в НАТО?

— Мы выслушали множество заявлений во время предвыборной кампании, но теперь эта фаза в прошлом. Теперь нужно ждать решений новой администрации. Разумеется, некоторые заявления вызвали споры. При этом многие из аргументов повторяют сказанное в прошлом президентом Обамой, пусть и в несколько иных формулировках. Это касается, например, разделения финансовой нагрузки и необходимости для европейцев больше тратить на свою оборону. Эти опасения справедливы. Мы принимаем их во внимание. В 2016 году расходы союзников выросли. Вопрос в том, что нам нужно ускорить темпы. Эта тема будет обсуждаться на саммите в Брюсселе в следующем году.

Нам нужно не просто смотреть на цифры (2% ВВП и 20% оборонных инвестиций), а следить за тем, чтобы средства привели к формированию реальных военных возможностей и позволили восполнить известные пробелы НАТО, в том числе в сфере военного транспорта, разведки и киберопераций.

— НАТО утвердила новую военно-морскую стратегию. Означает ли это, что организация будет вести себя агрессивнее на море?

— Нет. Эта стратегия означает признание глобального характера действий НАТО. Альянс не должен быть мировым жандармом, однако ему необходима глобальная бдительность. Пиратство в Индийском океане, волнения в Южно-Китайском море — все это отражается на мировой торговле. Свобода судоходства крайне важна.

В Средиземном море операция по обеспечению безопасности Sea Guardian пришла на смену контртеррористической Sea Endeavour, которая проводилась в рамках статьи 5. НАТО ведет борьбу с контрабандой. Кроме того, она оказывает поддержку операциям ЕС в плане логистики и разведки. В Эгейском море мы помогаем Frontex в борьбе с нелегальной миграцией.

Количество мигрантов значительно сократилось. На данном этапе они по большей части едут из Ливии, но в Турции складывается непростая ситуация, потому что она принимает на своей территории 3 миллиона беженцев. У ЕС и Турции есть договор, однако на фоне нынешнего развития событий все может измениться. Нам нужно быть готовыми к возобновлению миграционного потока, потому что риски сохраняются.

— Каково положение турецких военных в НАТО на фоне продолжения чисток Анкарой?

— У нас есть турецкий персонал во всех командных структурах. Две трети этих людей были возвращены в Турцию. Кто-то приехал обратно, но пустующие должности все еще остаются. Турция обещала нам выполнить свои обязательства, и сейчас мы обсуждаем с турецкими властями график. Отсутствие людей означает, что реализация некоторых наших проектов задержится. Тем не менее есть и другие страны, которые не заполняют посты, и мы попросили их исправить ситуацию.

Так, например, обстоят дела с Францией.