Два депутата Госдумы — Мария Максакова и Денис Вороненков, которые вдобавок муж и жена, сбежали в Киев. Вороненков даже получил в декабре 2016-го украинское гражданство, что закономерно вызвало бурю негодования на Украине. В конце концов, получить паспорт уже много месяцев не могут те люди, которые сделали для независимости Украины куда больше, чем два депутата, голосовавшие за аннексию Крыма. Но, когда смотришь на реакцию на происходящее, начинаешь думать, что паспорт — не такая уж и большая плата за право наблюдать подобный паноптикум. Потому что случай с семейной депутатской парой — это сказ о том, как в современной России будет выглядеть история Кисы Воробьянинова.

Вороненков может сколько угодно рассказывать в интервью о своей латентной оппозиционности. О том, как он героически сопротивлялся глупости режима. О том, как не голосовал за аннексию, а его карточкой для волеизъявления воспользовался кто-то другой. Достаточно поднять его твиты трехлетней давности, чтобы убедиться — он ничем не отличался от остального состава Госдумы в тот момент, когда публичный реваншизм был залогом безбедного существования.

И точно так же не имеет значения, по каким причинам он сбежал на Украину. Были это бизнес-трудности, или перешел дорогу тому, кому не стоило, или счел, что роль диссидента оплачивается лучше, чем роль винтика в системе. В конце концов, предатели всегда найдут себе оправдание — вне зависимости от того, предают ли они соседнюю страну, голосуя за аннексию ее территории, или свою собственную.

Киса Воробьянинов ведь тоже не был ни революционером, ни столпом режима. Он всего лишь жил так, как ему хотелось, не замечая перемен вокруг себя. Просто в какой-то момент эти перемены прошлись по нему — и вот он уже просыпается в уездном городе N., сохранив из прежней аристократической жизни привычку здороваться с собой на французском или немецком.

Депутаты Госдумы — это всего лишь самые обычные хамелеоны, серая масса, акакии акакиевичи в мундирах. Просто чей-то мундир подразумевает функцию шута — и тогда рождается Милонов или Поклонская. А чей-то — роль кнопкодава, выполняющего в сессионном зале функцию массовки. Пока корабль плывет — они ощущают себя новой аристократией. Когда идет на дно — пытаются сбежать первыми.

Корабль российской государственности пока что откачивает воду из трюмов — и потому Максакова и Вороненков выглядят как исключения из правил. Но если вы думаете, что российские государственные мужи готовы защищать систему, которая их породила — вы глубоко заблуждаетесь. Потому что точно так же завтра на их месте может оказаться любой другой российский функционер, который станет рассказывать о своей неутомимой борьбе с «антинародным режимом». И точно так же будет хвалиться тем, что не голосовал за «присоединение Крыма». Хотя, разумеется, голосовал.

Потому что это все — люди без убеждений. Они транслируют лишь то, что позволяет сохранять в данный момент зону комфорта. Если завтра в России синонимом успешности станет имидж диссидента — они без колебаний его примерят. И в этом смысле Вороненков мало чем отличается от Суркова, Володина или Медведева. Они все паразитируют на том, что в данный конкретный момент в РФ считается мейнстримом. И если завтра наступят новые девяностые — мы обнаружим во вчерашних функционерах пламенных обличителей и срывателей масок. В конце концов, четверть века назад мы это все уже наблюдали.

И та же Мария Максакова, у которой в запасе все это время было гражданство Германии, которое, по идее, закрывало ей доступ в нижнюю палату российского парламента — это тоже не девиация, а норма. Точно такие же спасательные круги есть у значительной части российского истеблишмента. У кого-то — активы. У кого-то — паспорт. У кого-то — встроенные в Запад дети. А доступом ко всем этим благам цивилизации будут служить признательные показания в тот момент, когда вся система пойдет вразнос. Потому что никому не хочется вспоминать, как звучит фраза «подайте бывшему депутату Государственной думы». Хотя, наверняка, кому-то все же придется.

А потому, вполне возможно, что именно Вороненков и Максакова, которые сегодня, с точки зрения Москвы, выглядят как отщепенцы, в какой-то момент станут основателями новой нормы. Людьми, которые успели сбежать из России в тот момент, когда это еще не было мейнстримом.