Десятки тысяч людей по всей России услышали призыв критика режима Алексея Навального и вышли протестовать в воскресенье 26 марта. Но российские СМИ эти демонстрации напрочь замолчали. Более 700 человек были задержаны, в том числе и сам Навальный. Журналист Utrikesmagasinet Лена Юнсон описывает воскресные протесты как самые масштабные за последние пять лет, но в то же время считает, что либеральная оппозиция не способна сформировать политическую альтернативу. Власть не позволяет ей созреть и принять на себя политическую ответственность.

Самые значительные протесты в России за пять лет прошли 26 марта 2017 года — на фоне подавленных, как показывают опросы, настроений в русском обществе. Эта безнадежность подстегивается ощущением, что ничего нельзя изменить, и никак нельзя повлиять на собственную ситуацию, а властям и политическим институтам до проблем граждан нет дела.

Но, несмотря на то, что власть подавила протестное движение, задушила либеральную оппозицию и вырезала либеральные голоса из общественных дебатов, все равно десятки тысяч людей в более 80-ти городов России последовали призыву критика режима и блогера Алексея Навального и вышли на демонстрацию против коррупции в среде высшей политической элиты. Призыв Навального, лидера Фонда борьбы с коррупцией, по информации полиции в Москве, услышали семь тысяч человек, тогда как сотрудники Навального говорят примерно о 15 тысячах участников.

С 2012 года оппозиция находится в изоляции, из которой, похоже, очень трудно вырваться. Навальному сейчас удалось, подняв на повестку дня вопрос о коррупции и непомерных запросах властей, разбудить тех граждан, которые и сами чувствуют тяготы экономического кризиса. Его видео на Youtube о коррупционных аферах премьер-министра Дмитрия Медведева за короткое время посмотрели больше 13 миллионов интернет-пользователей.

Что демонстрации значат в политическом плане? Победа ли это? Что они выражают? Могут ли они изменить политические обстоятельства? Улучшится ли положение оппозиции?

То, что демонстрации имеют символическое значение, несомненно. Однако они едва ли могут иметь какие-то прямые политически позитивные последствия. В нынешней ситуации они скорее представляются криком отчаяния в пустыне.

Почему «криком отчаяния»? Как говорили репортеры, освещавшие демонстрации по всей России, протесты были выражением скорее общего недовольства участников, чем открытой политической поддержки Навальному. Демонстранты пришли с разных политических сторон и воспользовались случаем объявить о своем недовольстве в ситуации, когда все другие каналы для его выражения оказались закрыты. Выборы в России не предлагают никаких реальных альтернатив, СМИ не пропускают критику, а демонстрации запрещены.

Почему «крик в пустыне»? А кто слушает-то? Федеральные государственные телеканалы и новостные бюро предпочли замолчать эту новость, несмотря на то, что интернет кишел информацией о митингах. Власти, однако, при этом были отлично готовы принимать ответные меры. Спецподразделения полиции ОМОН с автобусами в большом количестве присутствовали на месте проведения акции. В Москве они немедленно начали очищать Манежную и Пушкинскую площади.

Именно в рамках политических вопросов такого типа власти больше всего боятся мобилизации народа. Проблема коррупции объединяет широкие социально-экономические слои, и там есть протестный потенциал. Пусть даже Медведев и подвергается критике и в самой властной элите, Путин все равно не может им пожертвовать. Не может власть удовлетворить ни требований Навального, ни требований демонстрантов. За год до выборов она может лишь надеяться на то, что удастся все это намертво замолчать.

Но оппозиция? Что демонстрации значат для оппозиции? Жестокая правда заключается в том, что либеральной оппозиции не хватает как идейной, так и институциональной базы, и поэтому она не может воспользоваться этой внезапной мобилизацией.

Либеральная оппозиция, как и раньше, в высшей степени раздроблена. Единственная возможность объединения возникла в годовщину убийства либерального политика Бориса Немцова. Оппозиция не в состоянии прийти к согласию относительно общих кандидатов на выборах, что могло бы обеспечить им большие шансы войти как в федеральные, так и местные народные представительства.

Еще важнее то, что оппозиция пока не в силах сформулировать альтернативу политике правительства и президента. Оппозиция знает, против чего выступает, но не может сформировать политическую программу и тем самым стать политическим противовесом. Бывший либеральный министр финансов Алексей Кудрин ведет, конечно, очень важную работу в своем Комитете гражданских инициатив, где проводятся серьезные исследования и дискуссии в поисках либеральной альтернативной политики. Но этого недостаточно.

И, наконец, не менее важен тот факт, что власть не позволяет оппозиции учиться политическому мастерству, не допуская ее к участию в политической работе и не давая взять на себя часть политической ответственности. Поэтому оппозиции трудно расти, развиваться и зреть. Власть душит ее в зародыше.

Русский народ не восстанет. И остается актуальным вопрос: кто сможет ухватить и использовать этот крик отчаяния, звучащий в российской политической пустыне? Если либералам не позволят использовать народное недовольство, не сделают ли это крайние правые?