Прекращение огня в Сирии, к чему призывает ООН, «нереально». Это заявление постоянного представителя РФ при ООН Василия Небензи указывает на то, что Москва отказывается от введения перемирия в Восточной Гуте, граничащей с Дамаском. Гуманитарная обстановка в этом районе серьезно ухудшилась в результате продолжительного обстрела со стороны сирийского режима и использования хлора. Оправдывая свою позицию, российский представитель заявил: «Мы хотим добиться прекращения огня и завершения войны, однако я не верю в то, что террористы согласны на это». Россия ранее проводила переговоры в Гуте с боевиками, но «не террористами». Она стала одним из четырех районов, вошедших в «зоны деэскалации». Тогда вслед за прекращением огня удалось добиться соглашения с боевиками и доставить гуманитарную помощь населению района, однако режим и его союзники отказались от всех договоренностей, поскольку не желали капитуляции боевиков и их переезда вместе с семьями в Идлиб.

Когда речь заходит о том, что сирийский режим совершил эту бомбардировку, то это означает, что русские и другие союзники замешаны в этом. Дело в том, что режим, желавший избавиться от той опасности, которую представляла Гута для столицы, не имел ни возможностей, ни человеческих ресурсов для этого. Однако ожесточенная бомбардировка проходила одновременно с операцией в Идлибе, который были вынуждены сделать зоной внутренней миграции для населения районов, захваченных военными, как ранее это было на востоке Алеппо и некоторых районах Хомса и той же Гуты. Эту бомбардировку совершила Россия, применив при этом в Серакибе хлор. Следовательно, для Москвы скрываться за сирийском режимом — это не просто мера предосторожности во избежание обвинений в применении химического оружия, — ведь она препятствует его использованию и на международном уровне гарантирует, что Дамаск не будет его применять.

Почему Россия подвергла бомбардировке Идлиб? Мировое сообщество знает, что это месть за самолет Су-25, сбитый переносным зенитным ракетным комплексом (ПЗРК). Подобные инциденты случались редко с момента начала российской операции в Сирию осенью 2015 года. Этот произошел после провала конгресса в Сочи. Москва рассматривает его как ознаменование нового этапа, которого она ожидала, но не знала, когда он наступит. Это тот этап, в котором она стала полноценным участником конфликта в Сирии, а не просто стороной, обладающей военным превосходством на фоне слабых и измотанных противников. Возможно, она полагала, что смогла преодолеть такой этап. Возможно, из-за недавнего провала она действует поспешно, заявляя иногда об окончании войны. Спустя две недели, прошедшие с момента падения самолета и гибели пилота, Москва не смогла определиться со своими ориентирами. Кажется, что она подозревает группировки, получающие поддержку от Америки, и никого не исключает, раз полагает, что все стороны, вторгшиеся в Сирию, хотят отправить ей предупреждение. Вместе с тем большинство ее ответных ударов направлены на рынки, школы и больницы, то есть на гражданских лиц, а не на «террористов», как она их описывает.

Этими «успехами» в Идлибе и Гуте Россия хочет добиться политического решения кризиса, однако после ее заявлений об «окончании войны» и поражении группировки ИГИЛ (запрещена в РФ — прим. ред.) Сирия увидела лишь продолжение «военных преступлений». Для всех стало ясно, что ситуация вернулась к истокам: в конфликте между режимом и народом «терроризм» используется для искажения его сущности, а не для «средневековой осады», которой подверглась Гута. Постоянный представитель Франции в Совете безопасности эту ситуацию охарактеризовал следующим образом: «Сейчас мы возвратились к наиболее мрачному этапу этого конфликта». Это ясно свидетельствует о том, что Россия потеряла свои ориентиры.