Руководитель отдела России варшавского Центра восточных исследований Марек Менкишак (Marek Menkiszak) рассказывает, как Россия борется с экономическими проблемами, возникшими на фоне западных санкций. Реагируют ли россияне на перспективу появления новых американских ограничительных мер и смогут ли те остановить неоднозначный проект «Северный поток — 2»?

— Biznes Alert: Цены на нефть растут, как обстоят дела у российской экономики?

— Марек Менкишак: Она продолжает опираться на сырьевую модель, экспорт нефти и газа, ей недостает иностранных инвестиций. Россия справилась с рецессией и сразу же погрузилась в стагнацию. Заметные улучшения есть: остановилось падение ВВП. По предварительным оценкам, в прошлом году рост составил 1,5%. Следует, однако, подчеркнуть, что в предварительных прогнозах речь шла о росте на уровне 2,1%, так что ожидания российских властей не оправдались. Квартальные данные показывают, что после энтузиазма первого квартала, когда рост ВВП составил 2,5%, наступил спад. Рост промышленного производства удерживается на уровне 1%, это слабый показатель.

Сбываются прогнозы независимых российских аналитиков, которые предупреждали, что проблемой российской экономики станет отсутствие сбалансированного динамичного роста. Перед Россией встала перспектива стагнации: роста ВВП на 0,2% в год. При неблагоприятном инвестиционном климате и недостаточном притоке иностранных инвестиций это перечеркнет шансы на экономическое развитие, которое бы позволило бы России поправить свое международное положение. Однако такого роста будет достаточно, чтобы обеспечить финансовую стабильность и сохранить уровень социально-экономических показателей. Российская экономика может держаться на этом уровне много лет…

— И спокойно пережить выборы.

— Именно так. Кремль делает ставку на сохранение политической стабильности. Главная угроза — это массовое обнищание населения, которое может пошатнуть стабильность. Если взглянуть на социальные показатели, можно увидеть, что доходы россиян снижаются четвертый год подряд. В 2016 году спад оставил 6%, в 2017 — 1,7%. Этот негативный тренд остановить не удалось. Примерно 40% россиян не хватает денег на повседневные нужды: покупку продуктов питания и одежды. Сбережения тают, у 70% россиян никаких денежных накоплений нет вообще. Проблема касается в первую очередь пенсионеров: рост пенсий не успевает за ростом цен на продукты и лекарства. Правительство, судя по всему, осознает серьезность ситуации, так что эта тема займет важное место в избирательной кампании. Власти предпримут какие-то шаги или постараются сделать вид, что их предпринимают.

— Какую роль играют оборонный и энергетический сектор?

— Это два ключевых для России сектора. Доходы от продажи нефти и газа составили в прошлом году примерно 190 миллиардов долларов. Половина — это экспорт нефти, 30% — нефтепродуктов и 20% — экспорт газа. Это больше, чем в 2016 году, когда объем этих доходов составил 150 миллиардов долларов, но гораздо меньше, чем в рекордном 2013, когда россиянам удалось заработать на экспорте энергоресурсов 350 миллиардов.

Начавшийся сейчас рост котировок не может не радовать Россию: в 2016 году нефть марки «Юралс» стоила 42 доллара, а в 2017 уже 53. Это помогает российскому бюджету сократить дефицит. При этом бюджет составлен на основе консервативного прогноза: в нем заложена цена в 40 долларов за баррель.

— Сейчас она дошла почти до 70 долларов.

— Да. Следующий элемент — это военно-промышленный комплекс. Здесь сложно говорить о точных цифрах, поскольку некоторые предприятия работают как для военного, так и гражданского сектора, а в федеральном бюджете доля секретных расходов составляет 25%. Факт таков, что ВПК, расходы на который в России продолжают увеличиваться несмотря на кризис, играет не только чисто военную или геополитическую роль, служа созданию имиджа мощной державы и сдерживанию противников. В него вливают деньги в том числе для того, чтобы сохранить социальную стабильность. Полтора десятка миллионов людей, которые работают в этом секторе и их семьи — это значительная часть населения.

— Появился ли в России какой-то новый средний класс?

— Зависит от того, что мы под этим понимаем. Понятие «средний класс» связано в России не столько с деньгами, сколько с притязаниями. В эту группу включают не только предпринимателей, но и представителей государственной администрации в широком смысле этого слова. В рамках такого подхода к «среднему классу» относят 20-25% россиян. Эта классификация не совсем совпадает с западной, в первую очередь по критерию доходов.

— Некоторые критики Владимира Путина возлагали надежды именно на этих людей. Могут ли санкции склонить их поднять бунт?

— С одной стороны, если взглянуть на экономические показатели, можно сказать, что экономика адаптировалась к ограничительным мерам. Это не значит, что санкции не работают, а российское руководство не заинтересовано в их смягчении. Оно совершенно справедливо не считает это смягчение необходимым условием для сохранения экономической стабильности. Санкции могут прежде всего оказать долгосрочное воздействие на потенциал оборонного и энергетического сектора. Инвесторов отпугивает сам факт того, что они продолжают действовать и существует риск их ужесточения (особенно со стороны США), а это негативно сказывается на российской экономике. Основное условие развития — приток в страну иностранного капитала. Но в России существуют проблемы с системной коррупцией, независимой судебной системой, возникают вопросы по поводу защиты прав собственности и соблюдения законов. А к этому добавляются санкции.

— Изменит ли ситуацию помощь других стран?

— Соглашение о сокращении добычи, заключенное с нефтяным картелем ОПЕК, в который входит Саудовская Аравия, привело к повышению цен на рынках. Это, конечно, оказало положительное воздействие на российскую экономику. При этом имеющиеся данные показывают, что в период, предшествовавший заключению соглашения, российские концерны резко увеличили объем добычи. Так что эффект был, скорее, психологическим, чем экономическим. Рынок всегда эмоционально реагируют на такие сигналы, но их значение не стоит преувеличивать.

Большие деньги из Саудовской Аравии пока не пришли. Переговоры продолжаются, но речь идет о «виртуальных» проектах. С Китаем все серьезнее. С одной стороны, Россия предпринимает успешные попытки постепенно диверсифицировать экономическое сотрудничество на этом направлении. Появились крупные инфраструктурные проекты, например, газопровод «Сила Сибири». Его значение также переоценивают: после запуска по нему будет поставляться всего несколько миллиардов кубометров газа в год, на проектную мощность в 38 миллиардов кубометров он будет выходить постепенно. Крупные контракты «Роснефти» на экспорт нефти в Китай призваны показать, что если Европа не хочет открыть двери для поставок из России, то россияне найдут альтернативу на Востоке. Это тоже не совсем так: в обозримом будущем основным рынком для России останется европейский.

— Об этом уже говорят сами россияне. Газпром сделал такое заявление, когда объем экспорта в Европу увеличился.

— Активность российских лоббистов, продвигающих проект «Северный поток — 2», показывает, каковы реальные приоритеты России. Китайцы до сих пор занимали довольно осторожную позицию и не спешили спасать российскую экономику. Это один из опосредованных эффектов западных ограничительных мер: китайские компании опасались сами попасть под действие американских санкций. Пекин начал инвестировать в отдельные компании, связанные с неформальными российскими элитами. Это, конечно Игорь Сечин и «Роснефть», а также Геннадий Тимченко и «Новатэк». Точечная поддержка некоторых проектов и людей, обладающих политическим влиянием, это часть изобретательной китайской стратегии. С одной стороны, Китаю не приходится нести большие расходы, а с другой — ему удается усилить политическую составляющую российско-китайского сотрудничества. Китайцы инвестируют в российские политические элиты, чтобы извлечь конкретную выгоду. В частности, Сечин известен тем, что он выступает за сотрудничество с Китаем, и это сотрудничество действительно началось. Существуют и другие сферы взаимодействия, менее известные широкой общественности, например, российско-китайское сотрудничество по обмену опытом в сфере кадровой политики, слежения за гражданами и блокирования интернета.

— Как повлиял на это сотрудничество корейский кризис?

— Оно укрепилось. Мы видим здесь своего рода «разделение труда». Китай содержал и продолжает содержать северокорейский режим. Формально, и Москва, и Пекин поддерживают санкции ООН против Пхеньяна, однако, как сообщают СМИ и говорят эксперты, имеющие доступ к источникам информации, эти санкции удается обойти. Россия действует более заметно. Появились сообщения о том, что она через цепочку подозрительных посредников поставляет в Северную Корею нефтепродукты. Эксперты полагают, что Россия и Китай действуют сообща: китайцы прячутся за спину россиян, а те готовы…

—… выступить в роли «мальчиков для битья». В чем выгода?

— Существование северокорейского режима соответствует стратегическим интересам Кремля, ведь Пхеньян — враг США. Логика тут проста. Люди, управляющие Россией, считают Соединенные Штаты своим главным противником. Россияне поддерживают каждого, кто бросает вызов Вашингтону. Их не волнует, что у Северной Кореи есть военная ядерная программа и ядерное оружие, главное — ослабить США.

— Помогает ли российская программа импортозамещения снизить воздействие санкций?

— Ситуация выглядит, скорее, негативно. Работа в России ведется в двух направлениях — это поиск новых поставщиков и развитие отечественного производства. Статистика показывает, что объем сельскохозяйственного производства растет, это объясняется, в частности, тем, что в прошлом году удалось собрать рекордные урожаи. Очередной год действия санкций повысил спрос на российскую продукцию. Проблема в том, что, как показывают официальные исследования рынка, начало снижаться качество. Какая польза от того, что место хороших продуктов занимают российские, если их цена из-за отсутствия конкуренции растет, а качество снижается из-за несовершенства технологий и желания сэкономить на производстве. На полках появилось множество продуктов, которые не отвечают российским стандартам. Заменить абсолютно все невозможно. Например, 90% высокопроизводительных станков импортировалось с Запада. Такое количество невозможно легко заменить станками российского производства, неизбежно произойдет падение качества. Появляется все больше сообщений о неполадках и несчастных случаях, происходящих из-за того, что западную технику заменили российской.

— Как выглядит ситуация в углеводородном секторе?

— У россиян есть перспективные месторождения и технологии, позволяющие начать их разработку. Некоторые технологии можно купить у стран, которые не подключились к санкциям, остается только вопрос, насколько это рентабельно. Инвестировать в новые технологии и новые источники энергии невыгодно, если традиционные методы позволяют получить дешевые ресурсы, в итоге нет и соответствующего политического импульса. Существуют программы развития возобновляемых источников энергии, но это точечные инвестиции, которые могут не стать прибыльными. В случае России их масштабное развитие не имеет особого смысла.

— А новые месторождения?

— Новые месторождения в Арктике (в том числе на суше) и Сибири — это огромные ресурсы, которые обеспечивают России свободу действий. Они остаются основной сырьевой базой. Старые истощенные месторождения, разработка которых обходится все дороже, можно заменить новыми, хотя на это требуются средства. Речь идет в основном об обычных месторождениях. Хотя россияне стараются развивать сланцевые технологии, эта задача не входит в число их экономических приоритетов. Россия хочет присутствовать на международных рынках, а разговоры о сланцах — это попытка привлечь иностранные инвестиции. Здесь мы вновь возвращаемся к теме санкций.

— Недавно издание «Политико» опубликовало статью на тему доктрины генерала Герасимова. В публикации говорится, что россияне, добившиеся относительной стабильности, оказывают влияние на события в разных уголках света. Они на самом деле пытаются изменить судьбы мира?

— Фамилию генерала Герасимова на Западе знают, пожалуй, лучше, чем в России. Конечно, россияне ведут наступательные действия, эту угрозу следует учитывать, однако, здесь нет ничего нового. История повторяется. Советский Союз тоже проводил на Западе хитроумные операции. Философия, подход, механизмы остались прежними, изменились лишь инструменты. Для агитации за Брексит использовались сотни тысяч управлявшихся из России фальшивых аккаунтов в социальных сетях, но это не значит, что россияне заставили Великобританию выйти из состава ЕС.

Москва старается использовать разные проблемы, локальные кризисы, все то, что может дестабилизировать ситуацию в западных странах, которые она считает своими соперниками. Но с другой стороны, это не она устроила Брексит или референдум в Каталонии, не она выбрала президентом США Дональда Трампа. Москва лишь использовала существующие процессы для своих диверсионных и пропагандистских операций.

Считая Россию всемогущей, мы, как ни странно это звучит, помогаем ей. Конечно, угрозы недооценивать нельзя, но Кремль больше всего боится того, что Россию начнут игнорировать. Российские власти (насколько это позволяют их возможности) пытаются показать, что они способны вести подрывную деятельность, а Москва — соперник, с которым следует считаться.

Россия хочет договориться с Западом о разделе сфер влияния. Пока Кремлю не удается начать торг, но вывода, что ему следует смягчить свою политику, он из этого не делает (хотя Россия предпринимает попытки улучить свой имидж, например, в Северной Корее, Сирии и на Украине). Напротив, российские элиты продолжают считать, что негативные инструменты доказали свою эффективность, и только благодаря им Россию начнут считать сильной державой и достойным партнером по переговорам, интересы которого следует учитывать.

— Пойдет ли Запад в 2018 году на уступки России?

— Я думаю, нет. Европейский Союз демонстрирует усталость от сложившейся ситуации. Война в Донбассе превратилась в конфликт низкой интенсивности, она все меньше интересует Европу, в особенности Западную. Появляются мысли, что пора сделать первый шаг и начать обсуждать с Россией те темы, в которых мы способны вести сотрудничество, в первую очередь экономическое. Искушение начать нормализацию отношений с этой страной есть.

США, в свою очередь, занимают исключительно прагматичную позицию. С одной стороны, они хотят наказать Россию за то, что она перешла «красную черту», вмешавшись в американскую политику в ходе выборов. С другой — американцы считают, что санкции должны склонить Москву самой выступить с предложением. Такая политика мне нравится. Это полная противоположность тому свойственному Западной Европе курсу, которого придерживалась предыдущая администрация, (особенно во время первого срока Обамы). Если Россия начинала вести агрессивные действия, США задавались вопросом: чем мы обидели россиян, что они начали так действовать? А затем размышляли: что мы можем предложить России, чтобы она изменила свою политику? Сейчас американцы действуют иначе. Они придерживаются в отношении Москвы жесткого курса и наносят ей удары своими действиями. У Кремля есть выбор: он может продолжать стремиться к конфронтации и получать очередные удары или продемонстрировать готовность к компромиссам и занять конструктивную позицию, в частности, выступить с предложением к США. Такая стратегия приносит плоды.

Россия демонстрирует жесты доброй воли не потому, что она уверена в своих силах, а, скорее, потому, что опасается расширения санкций. Это чувство неопределенности и отсутствие надежды на нормализацию, отмену санкций, изменение политики США, Франции и Германии, которая была так сильна еще год назад. Значение здесь также имеет политический календарь: 18 марта в России состоятся президентские выборы, а летом пройдет чемпионат мира по футболу, который Москва надеется превратить в свою имиджевую кампанию. Спорт в России всегда играл важную политическую роль, сейчас он служит элементом легитимизации путинского режима. В связи с этим российские власти стремятся не допустить попыток дестабилизации ситуации во время выборов. Кремль смертельно боится такого развития событий, опасаясь, что США решат провести какую-то акцию возмездия, например, информационную атаку. Поэтому если не случится ничего экстраординарного (например, американцы не пойдут на какие-то исключительно радикальные шаги), Москва не станет предпринимать никаких агрессивных действий в своем окружении.

— Что говорит о состоянии отношений между Россией и Западом ситуация с газопроводом «Северный поток — 2»?

— Это, в принципе, та же тема. «Северный поток — 2», если взглянуть на него без эмоций, плох в первую очередь потому, что он изменит рынок ЕС и на долгие годы крепко свяжет Европу с основным поставщиком газа — Россией. Германия станет главным энергетическим хабом, способствуя тем самым распространению влияния России в Европе. Волей-неволей Берлину придется все более тесно сотрудничать с Москвой. С точки зрения Польши и абстрактных европейских интересов такая перспектива выглядит негативной. Сопротивление Дании может заставить россиян изменить маршрут прокладки нового газопровода, но оно не остановит строительство.

Получить согласие на его блокирование в Европейском совете очень сложно, поскольку в проекте принимают участие крупные западные компании. Переговоры о создании так называемой ямайской коалиции в Германии провалились, так что теперь опасность для российского проекта может представлять только перспектива введения американских санкций. Ввести их сложно, поскольку это спровоцирует серьезный конфликт между США и Германией, речь идет, скорее, о том, чтобы создать ситуацию, в которой все поверят, что ограничительные меры могут появиться. С этим придется считаться европейским компаниям. Участники проекта не входят в единый консорциум, а лишь предоставляют Газпрому кредиты. Это значит, что они находятся на особом положении, а «Северный поток — 2» остается проектом россиян. Все финансовые риски берет на себя российская сторона.