Российский оппозиционный политолог и публицист, доктор исторических наук АЛЕКСАНДР СЫТИН в интервью «Апострофу» объяснил, в чем ошибки составителей так называемого «кремлевского списка» в США, почему туда не включили самого Владимира Путина, какой удар Запад мог бы нанести по нынешней российской системе и при каком условии ослабнет интерес Москвы к так называемым ДНР-ЛНР.

— В чем смысл и логика «кремлевского списка»?

— Составители «кремлевского списка», по всей вероятности, исходили из положения о том, что предупреждение о возможных санкциях в отношении каждого из них (его фигурантов, — «Апостроф») каким-то образом сплотит их на «антипутинской платформе», побудив их либо воздействовать на Путина в сторону политических перемен на международной арене, либо добиться через механизм выборов его смены на другого лидера, который окажется более дружественным Западу.

С моей точки зрения, исходный посыл неверен и в значительной мере продиктован излишним доверием Запада, утратившего советологическую (русологическую) школу, к русским либеральным эмигрантам а-ля Каспаров. Во всяком случае именно эту точку зрения я неоднократно слышал на «посиделках» русской эмиграции за рубежом.

На самом деле никто в отрыве от Путина сейчас в России не обладает и сотой долей того влияния и воли, которые позволили бы претендовать на самостоятельную политическую роль и тем более добиться конституционным путем существенных политических перемен. Нынешняя русская либеральная оппозиция один в один повторяет путь своих предшественников 1905-1917 годов.

Путин создал такой монолит власти и капитала, расшатать который каким-либо конституционным путем невозможно. В России это носит название «вертикаль власти», но слово «вертикаль» далеко не в полном объеме передает содержание нынешней русской политической жизни. Здесь просто не существует реальных политических альтернатив нынешнему лидеру и нынешнему курсу, как не существовало их при Сталине. Можно сколько угодно ворчать по поводу санкций на совместных пьянках на охотничьих делянках и в элитных банях, но сплотиться и произвести какие-либо действия решительно невозможно.

— На ваш взгляд, почему в список не попал сам Путин?

— Если внести туда Путина, то фактически не с кем будет вести какие-либо переговоры, а на полную изоляцию такой огромной страны, напичканной ядерным оружием, никто, естественно, не пойдет.

— Имеет ли какое-то значение для путинского режима, например, возможная отставка премьера РФ Дмитрия Медведева, особенно после череды скандалов?

— С моей точки зрения, Медведев — фигура сугубо техническая, в его самостоятельное политическое будущее я не верю. Он близок к Путину, удобен ему — этим и только этим объясняется его политическое долгожительство. Если понадобится, его отправят в отставку, но в правительстве существует концептуальное противостояние между так называемыми «либералами» (условно, сторонниками [экс-министра финансов Алексея] Кудрина, хотя он и не в правительстве) и фундаменталистами (условно, сторонниками [советника президента Сергея] Глазьева). Медведеву удается этот конфликт гасить и держать под контролем. Его роль сродни роли председателя Думы. Ни о каких его «управленческих достижениях» речи не идет, и, я глубоко убежден, от него никто ничего такого и не ждет. Он это понимает и действует в рамках отведенной ему в системе вертикали власти роли. Это всех устраивает, в том числе Путина, да и самого Медведева.

— Почему день выборов в России совпадает с днем годовщины аннексии Крыма? Это такая сила политического символизма Крыма для власти и народов РФ?

— Здесь власти очень повезло. День приходится на воскресенье. С их точки зрения, грех было бы упустить такой случай. Символизм такого рода в России вообще в ходу, особенно такие вещи любил Сталин.

— На ваш взгляд, правда ли, что никакой российский оппозиционный политик не собирается следовать международному праву и возвращать Крым Украине?

— Все «оппозиционеры» стоят на имперских позициях. Неимперскую точку зрения высказывал только [Гарри] Каспаров, но верить в его политическое будущее я бы не стал. Имперскость оппозиции объясняется двумя вещами: во-первых, погоней за электоральной популярностью, во-вторых, и это главное, стремлением вписаться в существующую вертикаль власти, получить некое участие в Совете директоров огромной корпорации «Российская Федерация». О том, что РФ управляется по принципам крупной вертикально интегрированной корпорации, я неоднократно говорил и писал. Так вот, так называемые «либералы» хотят либо войти в состав Совета директоров этого ЗАО, либо — в идеале — приватизировать в свою пользу эту вертикаль, сменив ныне управляющих ЗАО и составивших эту вертикаль «чекистов». В этой ситуации говорить о радикальной смене политического курса с моей точки зрения бессмысленно.

— Почему Россия затягивает реализацию Минских соглашений?

— Да сто лет никому не нужны эти Минские соглашения. Миротворцы по границе не нужны РФ, потому что тогда она потеряет плацдарм и пушечное мясо в ДНР/ЛНР. Кремль не готов поступиться точкой дестабилизации Украины, тем более в Москве думают, что наличие у Украины территориального конфликта помешает ее вступлению в НАТО. Присутствуют также пропагандистские соображения, типа «русские своих не бросают», но они — не более чем прикрытие для внутреннего информационного рынка целей дестабилизации Украины, как в военной, так, особенно, и в политической сфере. Некоторого ослабления интереса к ДНР/ЛНР можно ждать лишь после завершения полного электорального цикла в Украине, когда станет ясно, что никакие пророссийские силы не попадут в Раду. Да и то, это не более чем моя гипотеза. Этот нарыв Москва будет холить и лелеять насколько возможно долго.

— Может ли Сирия, откуда регулярно выводятся российские войска, стать «вторым Афганистаном», иметь такое же психологическое значение?

— Пока нет. На Афганистан тоже понадобилось много лет. Пока из Сирии не идут гробы в тех количествах, когда это уже невозможно будет скрывать. Пока туда, строго говоря, не начнут отправлять призывников-срочников так, что это спровоцирует в обществе страх перед призывом, подобный тому, какой царил во второй половине афганской войны, общество будет радоваться победам и дружно скорбеть о получивших посмертно звание героя России.

— Что можно считать главным вызовом для Путина и его системы власти, не только для «вертикали», но и для финансовой, медийной структур, в следующий президентский срок?

— Главные вызовы для путинского режима, безусловно, носят экономический характер. В отличие от Сталина, у Путина нет идеологической подкладки. У него есть социальный договор — материальные блага в обмен на лояльность. По мере истощения потока благ будет падать и лояльность, на ее место придут не протесты, а озлобленное равнодушие к пропаганде людей, обманутых в своих ожиданиях. Это будет аналогично позднему СССР.

Другим важным вызовом для системы является экономическая неравномерность развития регионов. Пока «вертикаль» сильна и трансферы в регионы более или менее регулярно поступают из единой кубышки — все нормально: региональные элиты лояльны центру. При отсутствии поступлений и истощении кубышки рост недовольства и мысли о сепаратизме неизбежно будут посещать головы руководителей, а главное — местных элит наиболее самодостаточных регионов-доноров. Идея, выраженная словами «хватит кормить Кавказ» — на место Кавказа можно подставить любое географическое понятие дотационного региона. Это очень постепенно и медленно будет овладевать массами (по Ленину).

С точки зрения медийных структур режим может не беспокоиться. Расходы на пропаганду, как и расходы на вооружение и ВПК, будут последним, от чего откажется режим, а значит, политика в области медиапропаганды будет продолжаться в прежнем ключе. О вызовах, связанных с утратой экономических позиций России на мировых финансовых рынках в рамках политики санкций, достаточно хорошо известно. Сильнейшим ударом по системе был бы арест русских активов за рубежом, в первую очередь счетов и недвижимости, принадлежащей российской государственной и бизнес-элите, вошедшей в «кремлевский список», и членам их семей. Но у меня нет никакой уверенности в том, что страны ЕС на это пойдут. Пока я такой решимости не наблюдаю.

— Какие варианты возможны для Путина под конец его следующей шестилетней каденции?

— С точки зрения его личной судьбы за него можно быть спокойным. Думаю, что за шесть лет он подберет преемника, который продолжит его курс и гарантирует ему спокойную жизнь внутри РФ. Другой вариант — та или иная форма пожизненного правления, какой-нибудь «хозяин земли русской» или что-нибудь в этом роде. В любом случае, думаю, ему лично ничего не угрожает.