Терроризм в Африке: оправдано ли военное вмешательство США?

В октябре 2017 года в Нигере небольшой отряд американских спецназовцев попал в засаду, устроенную боевиками, связанными с самопровозглашенным «Исламским государством» (запрещенной в России террористической организации — прим.ред.). В перестрелке четверо американцев погибли, а в Вашингтоне разразилась настоящая буря. Судя по всему, сам факт присутствия военных США в Нигере стал полной неожиданностью как для американской общественности, так и для конгресса. Член сенатского Комитета по делам вооруженных сил Линдсей Грэм признал: он «не знал о том, что в Нигере находится тысяча американских солдат». Сенатор Джек Рид — заместитель председателя комитета от Демократической партии — был удивлен не меньше: «По-моему, администрация должна прояснить, в чем состоит роль США в Нигере, а также в других районах Африки и мира».

На самом деле оснований для удивления у сенаторов не было. После того как в 2007 году было создано Объединенное командование в зоне Африки (AFRICOM), США неуклонно расширяют военное присутствие в Африке южнее Сахары. По оценкам экспертов, общее число американских военных, которые служат примерно в 46 пунктах, разбросанных по территории континента — на передовых оперативных базах, совместных или запасных военных объектах (например, базах для беспилотников), — составляет около 6000.

Они по большей части имеют региональный характер и связаны с недовольством местного населения, направленным прежде всего против властей. Масштаб ответных действий Вооруженных сил США и их наращивание грозит увеличением, а не снижением опасности для Америки. Для предотвращения формирования экстремистских группировок и мобилизации ими сторонников куда эффективнее использовать невоенные методы, но, похоже, у администрации президента Дональда Трампа пока нет активной стратегии применения гражданских средств борьбы с теми угрозами, которые действительно существуют.

Анализ проблемы терроризма в Африке

Оправдывает ли масштаб террористической угрозы в Африке военное вмешательство США? Главный аргумент сторонников такого вмешательства: уровень террористической активности быстро растет — и американские военные силы и средства необходимы, чтобы сдержать насилие и сохранить стабильность. Политические лидеры США регулярно ссылаются на статистические данные, согласно которым количество терактов в Африке резко увеличилось: если в 2007 году их было около 400, то в 2016-м — уже более 2000. Так, в одном из выступлений в 2015 году командующий силами специального назначения в Африке генерал Дональд Болдук подчеркнул, что существуют угрозы со стороны «Исламского государства»*, «Аш-Шабаб»*, «Господней армии сопротивления»*, «Боко харам»*, «Аль-Каиды в исламских странах Магриба» (АКИМ)* (запрещенные в России террористические организации — прим.ред.) и «еще 43 незаконных группировок». В 2016 году Болдук во внутриведомственном отчете отметил: «Проблемы, возникшие в Африке, могут перерасти в угрозу более серьезную, чем та, с которой США сейчас сталкиваются в Афганистане, Ираке и Сирии».

Несомненно, за последние десять лет уровень насилия, связанного с терроризмом, в Африке южнее Сахары вырос. Но если внимательно изучить информацию, которую дают две авторитетные базы данных — База данных о международном терроризме (Global Terrorism Database, или GTD) Университета Мэриленда и Проект по сбору данных о зонах и ходе вооруженных конфликтов (Armed Conflict Location & Event Data Project, или ACLED), — станет очевидно, что этот рост совсем не так велик, как нам постоянно внушают высокопоставленные американские политики и военные.

GTD, в отличие от базы данных ACLED, дающей информацию о политически мотивированном насилии в целом, посвящена именно терактам. Один из примечательных результатов, зафиксированных GTD: в течение десяти лет количество терактов в Африке и их жертв росло — со 114 терактов и 1944 погибших в 2006 году до 2051 теракта и 13 182 погибших в 2016-м (в число погибших включаются и сами террористы). Если ужесточить критерии анализа и учитывать только атаки, несомненно связанные с терроризмом (при помощи соответствующего фильтра GTD), эти цифры значительно снижаются — до 101 теракта и 1880 погибших в 2006 году и 1612 терактов с 9620 погибшими в 2016 году.

В эту статистику входят и данные о тех терактах, которые спровоцированы внутренними конфликтами в африканских странах и практически не затрагивают ключевых интересов США: например, некоторые эпизоды гражданских войн в Южном Судане и регионе Великих озер. Поэтому критерии необходимо дополнительно ужесточить, чтобы в итоге получить данные (1) только о случаях, без сомнения признанных терактами, и (2) терактах, к которым причастны только активные радикально-исламистские группировки, напрямую угрожающие национальной безопасности США. Мы в нашем анализе пользуемся критериями Центра стратегических исследований по проблемам Африки (Africa Center for Strategic Studies, или ACSS), который приводит следующий список таких организаций: АКИМ и ее ячейки, «Аш-Шабаб», «Нусрат аль-Ислам», «Боко харам», «Исламское государство» (запрещенные в России террористические организации) и его структуры, а также связанные с ними экстремистские организации джихадистского толка.

Применив эти критерии, можно сделать два интересных вывода. Во-первых, масштаб террористической деятельности на континенте оказывается значительно меньше — еще на 50 % по сравнению со статистикой 2016 года. Количество терактов в 2006 году снижается до 35, погибших — до 122, а в 2016 году — до 801 случая с 4536 погибшими. Во-вторых, скорректированные данные говорят о неуклонном росте террористической активности вплоть до 2014 года, когда она достигает апогея (1202 теракта, 16 176 жертв), а затем — ее резком снижении.

Те же тенденции прослеживаются и при изучении базы данных ACLED, хотя она основывается на более широком понимании политически мотивированного насилия. Когда мы сужаем критерии для ACLED, оставляя только теракты, связанные с радикальными исламистскими группировками, количество атак в 2006 году уменьшается до 41, а погибших — до 37. Далее число жертв постоянно растет, достигая максимума в 2015 году (15 791 погибший в 2129 терактах), а затем резко падает (8386 погибших и 2498 терактов в 2017 году).

Данные GTD и ACLED ставят под сомнение утверждение американских лидеров, что за последнее десятилетие количество терактов в Африке постоянно и неуклонно увеличивалось.

Чем объясняется столь мощный всплеск террористической активности в 2014-2015 годах, а затем ее резкое снижение? Если внимательно изучить данные, станет очевидно, что большинство терактов в Африке за эти годы совершили «Боко харам» и «Аш-Шабаб».

Если исключить из анализа эти две организации, всплеск терроризма в 2014-2015 годах превращается лишь в небольшой прирост, который сам по себе привлек бы куда меньше внимания американских лидеров.

Угрожают ли Соединенным Штатам «Аш-Шабаб» и «Боко харам»?

Анализ деятельности этих двух группировок демонстрирует, что они находятся в совершенно разном положении и состоянии. По данным GTD, число погибших от рук «Аш-Шабаб» достигло максимума — более 2000 — в 2014 году, а затем снизилось (менее 1500 в 2016-м). Тем не менее эта организация еще способна устраивать жесточайшие теракты. Согласно статистике GTD, за 2014-2016 годы ее активность немного снизилась (с 496 терактов с 2042 погибшими до 334 терактов с 1476 погибшими). Данные ACLED, напротив, указывают на небольшой рост — с 1358 терактов с 3286 жертвами в 2014 году до 1779 терактов с 4604 погибшими в 2017-м.

Несмотря на эти различия, обе базы данных четко показывают, что «Аш-Шабаб» остается мощной и активной силой, способной погубить немало людей. Американское разведывательное сообщество тоже отмечает: хотя количество операций «Аш-Шабаб» в регионе «сократилось после гибели многих ее руководителей-иностранцев в 2015 году и позднее», у группировки «сохранилось достаточно ресурсов, людей, влияния и боеспособности, чтобы оставаться серьезной угрозой для стран региона, особенно Кении». Однако на сегодняшний день единственной операцией за пределами Африки, которую приписывают «Аш-Шабаб», остается неудачное покушение на датского карикатуриста в 2010 году. Кроме того, она добилась некоторых результатов в вербовке американцев сомалийского происхождения (в основном из Миннесоты) для участия в боевых действиях на исторической родине, но число таких добровольцев по-прежнему невелико.

Лидеры США, как и раньше, видят в «Аш-Шабаб» угрозу: эта группировка действует в фактически неуправляемом регионе со слабой государственностью, давно уже превратившемся в базу для филиалов опаснейших террористических организаций, например «Аль-Каиды на Аравийском полуострове» и «Исламского государства в Сомали». Операции против боевиков «Аш-Шабаб» Соединенные Штаты проводят с ноября 2017 года. В отличие от других террористических организаций, например «Боко харам», «Аш-Шабаб» «умело» подрывает авторитет сомалийских властей и «позиционирует себя как альтернативную госструктуру». Есть также веские основания утверждать, что «Аш-Шабаб» ограничивает свою деятельность территорией Сомали и соседних стран из-за успешных военных акций США, направленных на подрыв потенциала этой группировки, — ударов беспилотников и действий спецназа. Если бы Соединенные Штаты и их союзники ослабили давление и позволили «Аш-Шабаб» восстановить силы, она вполне смогла бы в будущем организовать теракт на территории Европы или США.

С «Боко харам» все по-другому: ее деятельность после апогея в 2014-2015 годах резко сократилась (см. схему 3). У «Боко харам» еще есть базовый потенциал для организации масштабных терактов, но ее активность идет на спад, а привлекательность в глазах потенциальных сторонников слабеет.

В 2015 году «Боко харам» публично присягнула на верность ИГ и сменила название на «Западноафриканскую провинцию Исламского государства». Но после того как «Исламское государство» назначило вместо возглавлявшего группировку Абубакара Шекау нового лидера, «Боко харам» раскололась. Эксперты сомневаются, что две фракции «Боко харам» и остатки «Исламского государства» в Сирии действуют скоординированно.

Как отмечает Элис Хант-Френд на страницах National Interest, «конечно, прогнозы во всем, что относится к антитеррору, больше похожи на гадание на кофейной гуще, но сейчас Западная Африка для мирового вооруженного экстремизма — это скорее место „спроса", чем „предложения". Это рынок сбыта для „товаров" „Аль-Каиды" [„Исламского государства"] и других радикалов, а не источник международного террористического „предпринимательства"».

Есть мнение, что судить о «Боко харам» только по тому, в каком положении она находится сейчас, и исключать ее из списка будущих угроз для США — серьезнейший просчет. Так, Джей Питер Фам из аналитического центра «Атлантический совет» утверждает: «Сам факт того, что большинство активных членов организации действуют в африканских странах и там же устраивают теракты, не означает, что она не сможет превратиться и не превратится в угрозу международного масштаба». Действительно, разведданных о «Боко харам» слишком мало, и в прошлом эта группировка совершала нападения на представительства международных организаций в Нигерии, например штаб-квартиру ООН в Абудже в 2011 году. В то же время Фам признает: популярность «Боко харам» «завоевала главным образом тем, что изобличала нигерийскую политическую элиту и это нашло отклик у многих простых граждан». Хотя ее деятельность серьезно угрожает стабильности в соседних странах, выход «Боко харам» на международный уровень маловероятен.

А как обстоит дело с «Исламским государством»?

Экспансия «Исламского государства» на Африканский континент, ставшая результатом прошлогоднего поражения ИГ в ливийском Сирте и возвращения большого количества боевиков в родные страны из Сирии, все чаще привлекает внимание экспертов. Прежде всего их интересуют три его ячейки — «Исламское государство в Большой Сахаре» (ИГБС), «Исламское государство в Сомали» и «Джабха Восточная Африка».

«Исламское государство в Сомали» действует на небольшой территории в регионе Пунтленд, но эта группировка явно набирает силу. В последнем отчете Группы контроля ООН по Сомали и Эритрее отмечается: возможности группировки ограниченны, но могут вырасти за счет «притока иностранных боевиков, бегущих из Ирака, Сирийской Арабской Республики и других стран». В начале ноября 2017 года Вооруженные силы США нанесли первые авиаудары по боевикам этой организации. «Джабха Восточная Африка» — еще одна фракция ИГ. На ее счету меньше терактов, чем у двух других группировок: самой громкой операцией «Джабхи» стало нападение на колонну миротворцев из Миссии Африканского союза в Сомали (АМИСОМ) в 2016 году.

В 2017 году число терактов, связанных с ячейками «Исламского государства» (за исключением «Боко харам»), и их жертв существенно увеличилось. По статистике ACLED, в 2016-м таких терактов было всего четыре (12 погибших), а в 2017-м — уже 49 и число жертв возросло до 152.

Вряд ли, однако, можно говорить о том, что у «Исламского государства» в Африке есть серьезная база. Связанные с ИГ теракты по-прежнему составляют ничтожный процент общего количества террористических атак на континенте, а его ячейки по сути небольшие отколовшиеся группировки, несравнимые по масштабу с организациями, в которые они раньше входили. Джозеф Сигли из ЦСИА отмечает: ИГ «не сумело по-настоящему „пустить корни" в странах, где действуют самые активные исламистские вооруженные группировки Африки. В первую очередь это относится к Африке южнее Сахары». Политическому руководству не следует путать отдельные операции с деятельностью хорошо организованной структуры.

Какие выводы можно сделать после изучения приведенных данных?

Общее количество терактов и их жертв на территории Африки за последние десять лет увеличилось далеко не так значительно, как принято считать. Данные GDT и ACLED однозначно свидетельствуют: после пика в 2014-2015 годах уровень насилия в целом снизился, число жертв тоже уменьшилось.

В основном это связано с крахом «Боко харам»: количество людей, погибших от действий этой группировки, снизилось на 70 %. «Аш-Шабаб», напротив, наращивает свой потенциал и понемногу расширяет зону активности. Хотя благодаря действиям АМИСОМ и авиаударам США эту организацию удалось вытеснить из крупных городов, а большая часть ее лидеров погибла, она по-прежнему способна на масштабные теракты.

Если оставить за скобками «Боко харам» и «Аш-Шабаб», совокупный рост террористической активности в Африке за десять лет оказывается значительно меньшим. Предположение, что на континенте укрепляет позиции «Исламское государство», пока не находит подтверждений в увеличении количества и масштабов терактов. АКИМ по-прежнему представляет реальную угрозу, но не столь серьезную, как «Боко харам» или «Аш-Шабаб».

Но даже если те или иные угрозы не мешают достижению США их ключевых целей, разве поддержание стабильности в неспокойных регионах вроде бассейна озера Чад не соответствует американским интересам в целом? У этой статьи нет задачи это оспорить.

Необходимость лишить «Боко харам» ее убежища на северо-востоке Нигерии и не допустить развала соседних государств — соображения весьма веские. В конечном итоге все это отвечает интересам США в сфере безопасности. Но даже американские ресурсы небесконечны, поэтому Вашингтону следует выстроить более четкую иерархию приоритетов, определить, где вмешательство США по-настоящему необходимо, а какие проблемы не столь важны. К сожалению, Министерство обороны США так и не научилось этого делать. Высокопоставленные чиновники ведомства перечисляют десятки угроз, исходящих с Африканского континента, но редко подкрепляют запросы на ассигнование и проведение операций фактическими данными. Угрозы не одинаковы по масштабу. Прежде чем принимать соответствующие решения, руководству США следует более тщательно анализировать данные и тенденции. Это позволит эффективнее распределять ресурсы и сосредоточиться на самых серьезных угрозах.

Наращивание американского военного присутствия в Африке

Если в 2006 году в Африке находился лишь 1% всех сил специального назначения, размещенных за пределами США, то в 2016-м — уже примерно 17%: 1700 военнослужащих в 20 африканских странах. Американские контингенты сосредоточены в нескольких регионах — в основном в Восточной Африке и зоне Сахеля. На юге континента их немного.

За модель американские военные взяли «веерную» структуру — ее узловым центром служит база «Кэмп-Лемонье» в Джибути (и отчасти штаб-квартира Африканского командования в Штутгарте). Этот центр дополняет целый ряд меньших по размеру временных объектов, в том числе военные базы в Габоне, Гане и Сенегале, эксплуатируемые совместно с этими странами, базы для беспилотников в Камеруне, Чаде, Кении и Сомали и недавно оборудованная база стоимостью в 100 млн долларов в городе Агадес (Нигер). По оценке Ника Тэрса — специалиста по журналистским расследованиям, общее количество американских военных объектов в Африке равно 46: это две передовые оперативные базы, 13 совместных баз и 31 запасной объект.

Многие из этих объектов развернуты за последние несколько лет. Отчасти это отражает эволюцию антитеррористической стратегии США: переход от масштабных боевых операций традиционного типа (как в Ираке и Афганистане) к «точечному присутствию» с акцентом на действия спецназа и удары беспилотников.

Эта разветвленная система изображена на карте с геотегами (см. ниже): она составлена по данным открытых источников и дает наглядное представление о масштабе военной активности США в Африке.

Содержание столь обширной сети баз обходится недешево. Документов в нашем распоряжении немного, но сообщения в прессе свидетельствуют о резком увеличении американских военных расходов на континенте. Среди наиболее крупных ассигнований можно назвать 1,2 млрд долларов, выделенных на превращение «Кэмп-Лемонье» в постоянную базу, 228 млн долларов для создания на территории этой базы центра специальных операций ВМС и 49 млн долларов в рамках недавно заключенного с частной авиакомпанией контракта на доставку в 19 стран грузов для американских контингентов. По закону об ассигнованиях на национальную оборону на 2018 год — его только что утвердил президент Трамп — конгресс выделяет Африканскому командованию 186,5 млн долларов на «действия в особой обстановке» и еще 225,3 млн на «расходы по эксплуатации и содержанию объектов».

Впрочем, список военных объектов не дает полной картины деятельности Африканского командования. Как отмечают исследователи Адам Мур и Джеймс Уокер, «важное значение имеют и не столь заметная административная и военная деятельность, обеспечивающая сотрудничество между США и правительствами африканских стран, а также их вооруженными силами, поддержка этого взаимодействия деньгами, вооружениями, информацией, кадрами и идеологической работой». Исследователи указывают на договоры о статусе американских контингентов, совместные учения, разрешения на использование воздушного пространства соответствующих государств, соглашения о сотрудничестве в области безопасности и программы помощи по военной линии, предусматривающие выделение «Министерству обороны США миллиардов долларов с последующей передачей определенным странам для финансирования оснащения и подготовки антитеррористических структур».

Одной из новых сфер инвестиций для американских вооруженных сил стало создание сети баз беспилотников и центров наблюдения, охватывающей весь континент. Среди известных нам объектов — уже упоминавшиеся базы в Камеруне и Нигере. Помимо них есть еще аналогичные объекты в Буркина-Фасо, Чаде, Джибути, Кении, Сомали, Уганде и на Сейшельских островах. На этих базах расположены как разведывательные, так и боевые летательные аппараты (MQ-1 Predator, MQ-9 Reaper и PC-12). Это позволяет вести постоянный сбор информации, наблюдение и разведку, а также наносить авиаудары по наиболее значимым целям.

Американское командование утверждает, что «не ведет войну в Африке», но факты говорят об обратном. Так, в марте 2017 года Трамп объявил Сомали «зоной активных боевых действий», что означает снижение требований по защите гражданского населения. В ноябре 2017-го Африканское командование сообщило: с начала года американские беспилотники нанесли по противнику 28 ударов (в ноябре они велись семь дней подряд), в результате которых было уничтожено более 45 боевиков. Да, официально США не ведут в Африке войну, но американские чиновники и командование с готовностью признают, что действуют в серой зоне. В частности, в статье, опубликованной журналом Small Wars Journal, Болдук подтвердил: его подчиненные «действуют в сложной, изменчивой, неясной и неоднозначной обстановке, между войной и миром».

Судя по статистическим данным, интенсивность специальных операций США в этой серой зоне резко увеличивается. Согласно отчету Командования сил специального назначения в Африке, предназначенному для служебного пользования, в 2016 году части, которыми командует Болдук, ежедневно «проводили 96 операций в 20 странах». Даже по сравнению с 2014 годом, за который американский военный контингент в Африке провел 674 боевые операции (то есть примерно по две в день), рост активности выглядит весьма значительным.

Тем, кто критикует наращивание американского военного присутствия в Африке, все это напоминает заколдованный круг: чем больше военные рассказывают о новых террористических угрозах, тем больше у них оправданий для отправки на континент все новых частей и вооружений. Кроме того, стирается граница между войной и «невойной». Как выразилась Роза Брукс, военные предпринимают «тысячи других действий… чтобы „создать благоприятные условия на театре боевых действий", заранее предотвратить и обуздать будущие конфликты, подорвать или уничтожить силы и средства потенциальных противников, кем бы они ни были и где бы ни находились».

На это командование Вооруженных сил США отвечает, что именно в серой зоне рождаются конфликты и именно там их надо предотвращать. Весьма красноречив в этом отношении доклад Африканского командования о текущей ситуации и стратегии, подготовленный в 2017 году. Там утверждается, что наибольшую угрозу для американских интересов на континенте представляют вооруженные экстремистские организации (ВЭО), «соперничающие друг с другом за главенство над другими экстремистскими движениями в Африке». В докладе также подчеркивается, что ВЭО пользуются наличием в Африке бесконтрольных территорий и готовы «наносить удары по американским партнерам, союзникам и самим США». Смысл этого тезиса очевиден: предотвращать угрозы Соединенным Штатам необходимо только военными средствами и судьба этого противоборства будет решаться в серых зонах.
Правильно ли поступают США, увеличивая военное присутствие?

Хотя статистические данные говорят о весьма скромном повышении уровня террористической активности в Африке — и даже его существенном снижении после пика, который пришелся на 2014-2015 годы, — масштаб военного вмешательства США неуклонно и резко растет.

У этого противоречия есть несколько возможных объяснений. Одно из них — именно активные действия Африканского командования способствовали ослаблению террористической угрозы, и, чтобы ситуация улучшалась, эту линию следует продолжать. Увы, это объяснение не подтверждается фактами. Наглядный пример — ситуация с «Боко харам». Одна из главных причин снижения ее террористической активности — потери, понесенные в 2015-2016 годах. И хотя Соединенные Штаты сыграли важную роль в формировании многонационального контингента для борьбы с этой группировкой и помогли странам региона усилить свою боевую мощь, именно в то время произошла размолвка между Вашингтоном и правительством Нигерии. На пике конфликта Абуджа приостановила американскую программу по обучению нигерийского пехотного батальона, а США дали понять, что не желают делиться с нигерийцами разведывательной информацией из опасения, что в силовых структурах этой страны действуют агенты противника. Более того, нигерийский посол в США публично обвинил Вашингтон в том, что он препятствует проведению операции против «Боко харам». Перелом в войне с этой группировкой был достигнут в первую очередь силами нигерийской армии и военных контингентов ее союзников — Камеруна, Чада и Нигера. Большую помощь им также оказали частные военные компании из ЮАР. Что же касается Вооруженных сил США, то они в лучшем случае сыграли вспомогательную роль.

Другое возможное объяснение увеличения американского военного присутствия заключается в том, что общедоступные данные о том, как развивается террористическая активность, неполны, а американские военные располагают закрытой информацией об угрозах, требующих соответствующих действий. Ничто, однако, не указывает на достоверность такого сценария. Американское командование по-прежнему ограничивается общими словами об угрозе со стороны ВЭО. Из более конкретных высказываний — заявления, что «Исламское государство» может создать плацдарм на континенте. Но при этом никто не утверждает, что ИГ быстро мобилизуется или успешно привлекает под свои знамена десятки боевиков. Даже самые последние данные за 2018 год не говорят о том, что количество связанных с африканскими ячейками ИГ терактов и их жертв серьезно растет.

Есть и третье объяснение: якобы меняется сам характер терроризма в Африке. Группировки, прежде сосредоточенные на локальных задачах — такие как АКИМ, «Боко харам», «Аш-Шабаб» и ИГБС, — теперь переориентируются на теракты за пределами Африки, в Европе и США. Однако и в этом случае нет никаких свидетельств, что какая-либо из крупных африканских террористических группировок решила действовать на других континентах. Так, «Боко харам» никогда не проявляла заинтересованности в расширении географии своих операций за пределы бассейна озера Чад, да и не имела для этого сил и средств. Что же касается «Аш-Шабаб», то у озабоченности Вашингтона есть основания, но пока что на ее счету лишь один инцидент в Европе в 2010 году, когда террорист пытался убить ножом датского карикатуриста. Ячейки «Исламского государства» в Африке на сегодняшний день тоже слишком слабы и раздроблены, чтобы представлять серьезную угрозу для Соединенных Штатов.

Главный аргумент американских военных в пользу дальнейшего усиления военного присутствия в Африке звучит так: серая зона сама по себе чревата угрозами, а массовая безработица и «нарушение гражданских прав из-за государственной коррупции и произвола силовых структур» делает африканцев «легкой добычей вербовщиков преступных и террористических организаций». Но этот аргумент Африканского командования относится не к военным вопросам, а к проблемам развития. Собственно, и сами военные признают, что первопричина этой уязвимости — слабость государственного управления — «не связана с основными задачами Министерства обороны США».

В этом, собственно, и заключается суть вопроса. Нет никаких доказательств, что террористическая угроза или заявленные задачи Африканского командования требуют серьезного наращивания американского военного присутствия. Напротив, аргументы американских военных говорят о том, что необходимо активнее использовать мирные средства — программы поддержки демократии и совершенствования государственного управления. Но вместо того, чтобы увеличить финансирование невоенных программ, администрации США, в том числе и администрация Барака Обамы, лишь сокращают его. Администрация Трампа не исключение: она даже предлагает еще сильнее урезать расходы на помощь иностранным государствам, хотя именно гражданские ведомства, чья работа прекрасно дополняет действия военных, могут возглавить реализацию долгосрочных программ по укреплению государственных институтов в Африке, борьбе с коррупцией и обеспечению прав граждан. В результате военные видят, что критически важные задачи не выполняются, и берут дело в свои руки, хотя у них нет соответствующей компетенции.

Многие эксперты указывают, что складывается парадоксальная ситуация: массированное иностранное военное присутствие лишь усугубляет те проблемы государственного управления, о которых говорит Африканское командование. Так, оценивая рост иностранного военного присутствия в Сахеле, профессор Иван Гишауа заявил в интервью Washington Post: «Военные акции против этих группировок — верный способ превратить их лидеров в героев, способствовать сплочению джихадистов и спровоцировать межэтническое насилие». «Все политики, работающие в этой зоне, — добавляет он, — отлично осознают взрывоопасность ситуации». Алексис Ариефф из Научно-исследовательской службы конгресса США, тоже отмечает: наращивание иностранного военного присутствия в Нигере «судя по всему, лишь подпитывает недовольство населения собственными правительствами и западными странами».

Кроме того, присутствие иностранных войск может способствовать укреплению авторитарных режимов, виновных в серьезных нарушениях прав человека. Со временем такие нарушения порождают недовольство, которое может стать причиной вооруженных восстаний и терроризма. Для подтверждения достаточно взглянуть на то, что происходит в некоторых странах — партнерах США в зоне Сахеля. Так, в прессе появляются сообщения о произволе силовых структур Мали, в том числе о «казнях без суда и следствия, исчезновении людей, пытках и незаконных арестах тех, кто обвиняется в поддержке вооруженных исламистских группировок». В Камеруне, как утверждает правозащитная организация Amnesty International, военнослужащие из обученного американскими инструкторами батальона быстрого реагирования (ББР) систематически совершали военные преступления в двух незаконно действующих центрах содержания заключенных. Один из этих центров находится при штабе ББР в деревне Салакат: эта военная база используется совместно камерунскими и американскими вооруженными силами.

Наконец, по мнению некоторых аналитиков, длительное взаимодействие американских военных с вооруженными силами стран-партнеров в долгосрочной перспективе усугубляет нестабильность, в частности — увеличивает вероятность военных переворотов. В одном исследовании на основе анализа данных по 189 странам за 39 лет сделан такой вывод: в результате подготовки военнослужащих иностранными инструкторами «меняется соотношение сил» между армией и гражданскими властями, что ведет к попыткам насильственного свержения последних. Случаев, когда обученные в США офицеры возглавляли военные перевороты, направленные против демократически избранных правительств, более чем достаточно — стоит вспомнить хотя бы Амаду Саного из Мали и свергнутого гамбийского диктатора Яхью Джамме.

Почему же американские администрации продолжают последовательно выделять огромные ресурсы на расширение деятельности Африканского командования?

Одна из главных причин связана с феноменом, который Роза Брукс называет «уолмартизацией 3 Вооруженных сил США». Пределы их компетенции и ответственности постепенно становятся все менее четкими, и армия превращается в «супер-Уолмарт», который решает любые проблемы с помощью гигантских ресурсов и «экономии за счет масштаба». Бывший посол США в Нигерии Джон Кэмпбелл называет это же явление «милитаризацией» американской внешней политики. Он считает, что в результате значительного увеличения ассигнований Пентагону после терактов 11 сентября 2001 года вашингтонские администрации все чаще поручают армии решение разнообразных проблем невоенного характера. При возникновении очередного кризиса политическое руководство не может устоять перед соблазном обратиться к военным: дать добро на очередные разведывательные операции и ликвидацию лидеров восстания куда проще, чем вести кропотливую дипломатическую работу и помогать иностранным государствам устранять глубинные причины недовольства граждан.

Похоже, при Трампе в Белом доме не осознают, что военное вмешательство необходимо сочетать с активизацией мирных методов решения проблем. Так, администрации понадобился не один месяц, чтобы выбрать для Белого дома главного советника по делам Африки — не говоря уже о назначении заместителя госсекретаря, отвечающего за политику США на этом континенте. Госдепартамент традиционно уделяет меньше внимания Африке южнее Сахары, чем любому другому региону. Его африканский отдел по-прежнему слаб и испытывает недостаток в профессиональных кадрах — и это несмотря на то, что глубокие проблемы континента требуют кардинального решения, подкрепленного значительными ресурсами. Однако администрация Трампа не только не исправляет ситуацию, но усугубляет ее, еще больше урезая штат и финансирование Госдепартамента.

Даже те немногие конструктивные шаги по вопросам, связанным с Африкой, которые Белый дом все же предпринял, были сделаны в неверном направлении. Так, после нападения на американских спецназовцев в Нигере Пентагон заявил, что намерен уделять континенту больше внимания в рамках контртеррористических мероприятий и перейти к выбору целей для ударов «на основе статуса». Это означает, что даже если человек, подозреваемый в причастности к террористическим организациям, является рядовым боевиком и не представляет непосредственной угрозы для США и их союзников, командиры среднего звена теперь вправе отдать приказ о его ликвидации. Иными словами, вместо того, чтобы задуматься над сложным вопросом о результативности контртеррористической стратегии США, Вашингтон попросту наращивает масштаб военных операций. Это может увеличить потери противника, но, как показывает опыт войн во Вьетнаме, Ираке и Афганистане, не приведет к победе.
Заключение

Судя по приведенным в этой статье данным, лидерам США и представителям соответствующих ведомств пора задать себе непростой вопрос: оправдывает ли уровень террористической опасности, — в частности, серьезной угрозы со стороны «Аш-Шабаб» и угрозы со стороны «Боко харам», которая пусть и уменьшилась, но все же сохраняется, — дальнейшее наращивание американского военного присутствия в Африке? Или, может быть, интересам США больше отвечает вариант, при котором усилия в первую очередь направляются на противодействие «Аш-Шабаб» и сдерживание второстепенных угроз совместно с партнерами, но без создания на континенте постоянных баз и дислокации там многотысячного контингента?

Есть веские основания полагать, что дальнейшее увеличение американского военного контингента в Африке южнее Сахары неразумно со стратегической точки зрения и сопряжено с нецелевым использованием ресурсов. Многие из террористических группировок, которые оказались сегодня «на карандаше» у Министерства обороны США — американское командование выделяет на них дополнительные силы спецназа и ассигнование для строительства новых баз, — не угрожают напрямую ключевым интересам США. Более того, судя по опыту, Вооруженные силы США зачастую не самый подходящий инструмент для устранения причин конфликтов и решения проблемы нестабильности на континенте.

С учетом непростой ситуации в Африке, межэтнических распрей и традиционно негативного отношения африканцев к иностранному военному вмешательству, политическим интересам США больше соответствовал бы новаторский подход к дипломатии и помощи в целях развития. Такая корректировка потребует больших ресурсов для укрепления американского дипломатического и переговорного потенциала, но позволит урегулировать конфликты до того, как они перерастут в серьезные кризисы. Необходимо также увеличить финансирование долгосрочных программ по содействию демократии и совершенствованию государственного управления, которые дадут больше прав местным сообществам, помогут гражданским организациям бороться с коррупцией и будут способствовать повышению «чуткости» властей к нуждам народа.

Наконец, администрации Трампа стоит серьезно задуматься о том, осмысленно ли продолжать нынешнюю политику поддержки авторитарных лидеров и репрессивных режимов. Существует множество фактических доказательств того, что повстанческие и террористические группировки возникают как ответ на политические репрессии. Дипломатическая стратегия, нацеленная не на поощрение диктаторов, которые заявляют о своей готовности сотрудничать с США в борьбе с терроризмом, а на исключение авторитарного подхода и внедрение демократических принципов, несомненно, принесет ощутимые плоды. К сожалению, все это — кропотливая работа, требующая терпения. В отличие от ракетного удара, уничтожающего противников-террористов, она не дает немедленного результата. Но если ставить целью установление мира и стабильности на континенте, такой сбалансированный подход в долгосрочной перспективе окажется куда эффективнее.