«Так называемый Запад в течение многих столетий разрастался благодаря колонизации. Россия не захватила и не поработила ни единой страны. Если мы взглянем на предыдущие века, когда она расширяла свою территорию, мы увидим, что она всегда была, скорее, тем, кто дает, чем тем, кто берет», — объяснял председатель комитета Совета Федерации по международным делам Константин Косачев. 20 представителей ЕС (в особенности его восточной части) демонстрировали возмущение, но Косачев не обращал на них внимания: он говорил по-русски и обращался к телекамерам, стремясь убедить не нас, а своих соотечественников.

«Запад, — рассказывал он, — под прикрытием экспорта демократии на самом деле продвигает свои интересы, а одновременно навязывает силой свои ценности и либеральный порядок. США и Европа хотят обладать монополией на правду, но если мы соскоблим внешнюю позолоту, мы увидим „реальную политику": сильные повелевают слабыми, богатые властвуют над бедными, умные — над глупыми. Запад возмущается по поводу якобы имевшего место нарушения территориальной целостности Украины, а сам нарушал территориальную целостность в Косово. США осуждают Россию за то, что та якобы вмешивалась в их выборы, хотя сами без зазрения совести меняют руководство разных стран по всему миру. Резюмируя, можно сказать, что Запад действует лицемерно. Есть ко мне вопросы?»

А здесь застрелили Немцова

Дорога из Шереметьево в Замоскворечье, район в центре Москвы, около полуночи занимает примерно час, днем следует добавить еще один: московские пробки вошли в легенду, и в этой легенде нет ни малейшего преувеличения.

Таксист — худой седоголовый человек лет 50-ти говорил только по-русски. Уровень моего владения русским колеблется от нулевого до слабого, так что разговор не клеился. Водителя это не смущало, и он демонстрировал мне достопримечательности, мимо которых мы проезжали: «Вот стадион Динамо, там купола храма Христа Спасителя, здесь рождественская иллюминация, красиво, правда?».

Иллюминация действительно производила сильное впечатление: она выглядела так, будто проект разрабатывал любимый архитектор Саддама Хусейна, только с еще большим размахом. «Красиво», — согласилась я. «Вот Кремль, — продолжал таксист. — А на этом месте застрелили Немцова. Вы первый раз в Москве?» — спросил он после минутного молчания. «Второй», — ответила я.

Четыре года назад я делала интервью с Дмитрием Глуховским — автором цикла постапокалиптических романов, действие которых разворачивается в московском метро. В этот раз я приехала на трехдневное мероприятие под названием «Российские реалии для новых европейских лидеров». Со стороны России организатором выступал глава влиятельного Совета по внешней и оборонной политике Федор Лукьянов, а со стороны Европы — известный болгарский политолог Иван Крастев и его Центр либеральных стратегий.

Среди «новых европейских лидеров» оказались журналисты, молодые политики и аналитики из Германии, Франции, Италии, Словакии, Австрии и Польши, а платил за все Фонд имени Роберта Боша (Robert Bosch).

Россия защищает права меньшинств

«Будучи гражданкой государства, часть которого в течение 123 лет находилась под российской оккупацией, и которое позже в течение 45 лет окружал „братской заботой" СССР, я позволю себе не согласиться с тезисом, что Россия никогда не захватывала других стран», — заметила я. Косачев вежливо улыбнулся. Журналисты уже свернули свои камеры, так что мы перешли на английский. «Я бы хотела спросить о другом. Вы говорили, что существуют три вещи, которые объединяют всех: каждая страна хочет благосостояния, безопасности и уважения. Как это соотносится с отношениями между Россией и Украиной?».

Сначала Косачев подчеркнул, что «под российским правлением не исчез ни один национальный язык», а россияне «делились своими национальными ценностями, но не стремились заменить ими местные культуры». Потом началась длинная лекция о том, что после распада СССР, конечно, появились национальные государства, однако, по своему этническому составу они оказались неоднородными. В каждом из них от стран Балтии до Грузии и Украины осталось русское меньшинство, и Россия заботится лишь о том, чтобы соблюдались его права. Киев «решил спровоцировать конфликт» и начал создавать русскоязычным проблемы, а это «очень чувствительная тема» для Кремля. «Проигнорировать ее — означало бы для любого президента совершить политическое самоубийство. Россия просто вступилась за своих. Кто говорит иначе, ошибается или лжет», — подытожил Косачев.

Россия не нападает, она только защищается

В книге «Путь к несвободе» Тимоти Снайдер (Timothy Snyder) пишет об идеологии (он называет ее «политикой вечности»), которая лежит в основе российского подхода к пониманию мира. В его рамках одухотворенная Россия всегда выступает жертвой козней материалистического Запада. Она не нападает сама, а лишь защищается. «Она никому не причиняет вреда, вред причинить могут только ей, поэтому любая ответственность с нее снимается». Снайдер отмечает, что Москва использует избирательный подход к истории: она выбирает из нее моменты имперских триумфов, которые используются в качестве обоснования современных претензий на сферу влияния в Восточной Европе и Средней Азии, или «удары в спину», позволяющие объяснить, почему Россия враждебно относится к своему окружению.

Вячеслав Никонов — депутат, телезвезда, а одновременно внук Вячеслава Молотова (один из глав польского МИД назвал его однажды «внуком пакта Молотова — Риббентропа») предложил «новым европейским лидерам» менее деликатную трактовку российской стратегии. Выглядел он при этом очень довольным.

«Вы знаете, когда Киев впервые подвергся вторжению? Ровно тысячу лет назад. На него напал польский король. В тот момент началась эта игра, а когда она закончится, я не знаю, наверное, еще через тысячу лет. Мы хотим добрососедских отношений с Украиной, но вы всеми силами стараетесь нам помешать. Особенно отличилась в этом плане Америка. Именно из-за американцев Украина лишилась Крыма и практически утратила Донбасс», — рассказывал Никонов.

«Россия не имела к этому никакого отношения? Она не аннексировала Крым, не отправляла „зеленых человечков" в Восточную Украину?». «Мы не имели ничего общего с путчем 2014 года и свержением законного президента. Что касается Крыма, то Европа проигнорировала волю народа: больше 90% крымчан проголосовали за присоединение к России. Так же было с Абхазией, Осетией, Чечней. Крым — автономная республика, согласно Уставу ООН он имел право на самоопределение», — парировал Никонов.

Россия заинтересована в существовании сильной Европы

Россияне во многом правы, говоря, что Запад (в первую очередь США) лицемерит, занимаясь так называемым экспортом свободы и демократии. Во время холодной войны многие страны Южной Америки, а позже Иран испытали на себе отрицательные последствия этого процесса. Однако указывать на лицемерие других опасно, ведь если вы не благочестивее жены Цезаря, вы выставляете себя еще большим лицемером. Кроме того, в жалобах на Запад слышится обида: они, прикрываясь громкими лозунгами, занимаются своей «реальной политикой», а цепляетесь вы к нам, мы что, хуже?

Мотив высокомерия Запада появлялся в разговорах с российскими политиками регулярно. «Вместо того чтобы относиться к России с уважением, которого заслуживает империя, США и ЕС обращались с ней как с второразрядным игроком, принимали решения через ее голову. В результате, — убеждали россияне, — вы утратили шанс наладить плодотворное сотрудничество. Россия заинтересована в существовании сильной Европы, такой, которая будет знать, что отвечает ее интересам, с которой можно поддерживать стабильные и прагматичные контакты».

Ошибка Москвы заключалась максимум в том, что «она слишком мягко и вежливо артикулировала свои интересы в сфере безопасности». «Россия относится к миру настолько же дружелюбно, насколько мир к ней. Америка заинтересована лишь в глобальном доминировании, нас она подавить не может, и это ее расстраивает. Единственное, что нам остается сделать, чтобы осчастливить Запад, — исчезнуть», — подчеркивает Никонов.

Маша Гессен, написавшая биографию Путина и книгу «Будущее — это история», в которой изображается жизнь России с перестройки до 2016 года, называет такой подход политикой обиды. На ее взгляд, не имеет значения, какой (более или менее жесткий) подход изберет Запад: российское чувство обиды, за которым скрывается комплекс неполноценности, будет лишь усиливаться.

Вопрос в том, не вредит ли Россия сама себе, обижаясь, что ее никто не любит и не уважает. Казалось бы, настоящая держава должна быть выше критики разных мелких стран, ведь они ничего не могут ей сделать. Какой смысл принимать близко к сердцу то, что говорит, например, Польша? «Все так, но как раз Польша достаточно велика, чтобы нанести оскорбление. А вот я, будучи болгарином, могу говорить что угодно: никто не станет обижаться на Болгарию, это было бы нелепо».

Важные государства игнорировать опасно

На почетном месте в списке обид России находится расширение НАТО. «Попробуйте взглянуть на ситуацию с российской перспективы. Не придавать значения тому, что соседняя страна присоединяется к военному союзу, который мы считаем угрозой, было бы безответственно. Москва смирилась с интеграцией стран Балтии и Восточной Европы, но, на наш взгляд, это политика свершившихся фактов, поэтому мы предостерегли НАТО: вы находитесь на нашей территории, не пересекайте красную линию, иначе мы ответим. Стремление Грузии и Украины присоединиться к Североатлантическому альянсу было явной военной провокацией. России пришлось ответить, ведь речь шла о нашей национальной безопасности», — объясняет политолог Алексей Чеснаков.

Никонов облекает эту идею в более краткую форму: «Важные государства игнорировать опасно, ведь это может обернуться неприятными последствиями». Никонов руководит фондом «Русский мир», который продвигает одноименную концепцию, исходящую из идеи, что национальность — это прежде всего язык и культура (разумеется, русские). С 2017 года понятие «русский мир», как пишет в своей книге «Утраченное царство» историк Сергей Плохий, стало неотъемлемой частью внешнеполитической стратегии Кремля. По мнению Путина, которое он высказал в своем выступлении 2006 года, «русский мир может и должен объединить всех, кому дорого русское слово и русская культура, где бы они ни жили — в России или за ее пределами». С этой целью создавался Евразийский союз — военно-политический блок под руководством Москвы. Украине полагалась роль главного украшения русского мира, но неблагодарные украинцы отказались от сотрудничеств. При этом им помогал Запад.

Оранжевую революцию 2004 года Путин счел американской провокацией. Осенью 2013 года пророссийский президент Янукович отказался подписывать соглашение об ассоциации с ЕС («эта инициатива была огромной ошибкой Европы», — указывает Косачев), а в Киеве начались выступления украинцев, предпочитавших Европейский союз Евразийскому: Кремль назвал протесты очередным вмешательством Запада. Когда «евромайдан» сверг Януковича, Москва отреагировала: она начала дестабилизировать ситуацию в Донбассе и аннексировала Крым, то есть провела референдум, результаты которого напоминали о советской эпохе: в Севастополе за присоединение к России проголосовало чуть ли не 123% избирателей.

«Все имеет свои пределы. Наши западные партнеры перешли черту, вели себя грубо, безответственно и непрофессионально. Насколько нужно потерять политическое чутье и чувство меры, чтобы не предвидеть всех последствий своих действий. Россия оказалась на рубеже, от которого не могла уже отступить», — удивлялся Путин в марте 2014 года.

Слабый может пасть жертвой сильного

С российской точки зрения суверенным государством нельзя назвать не только Украину. «Суверенных государств мало. Грузия и Украина к ним не относятся, ведь ими управляют из Вашингтона», — констатирует Никонов. «А Германия?» — интересуется Франциска, представляющая партию немецких «Зеленых». «Тоже нет».

Обычно суверенитетом называют способность государства самостоятельно управлять своим функционированием, не подвергаясь воздействию каких-либо внутренних или внешних факторов. Для россиян основной атрибут суверенитета — это сила: сильные государства суверенны, а слабые могут пасть их жертвой.

«Суверенитет с точки зрения России — это не право, а способность защищаться. Им обладают государства, располагающие ядерным оружием и вышедшие на определенный уровень экономической самодостаточности, а также (с недавнего времени) способные создать национальный интернет. Перефразируя Оруэлла, все страны равны, но некоторым из них также повезло быть суверенными», — говорит Крастев.

Это всего лишь игра

Столкновение западного идеализма (или лицемерия) с российской политикой возвращения достоинства (или «реальной политикой») мы смогли наблюдать на третий день в ходе стратегической игры. Гостей из Европы и представителей хозяев разделили на группы, представляющие НАТО, ЕС, ООН и Россию, и предложили им урегулировать воображаемый кризис.

Согласно сценарию, парламент Басарабии (поразительно напоминающей Молдавию) внезапно решил заключить союз с соседним государством, с которым она была исторически связана. Проблема заключалась в том, что первая страна была бывшей советской республикой, а вторая — членом НАТО, в регионе сталкивались интересы более и менее крупных игроков, а одновременно просыпались националистические настроения. Инициатива Басарабии запустила такую цепочку опасных событий, что мир оказался на грани третьей мировой войны. В итоге, однако, всем сторонам удалось достичь компромисса и избежать ядерного апокалипсиса.

Игра продемонстрировала, насколько отличаются методы, которые используют разные стороны. «Моя группа, ООН, была смешанной, европейско-российской, с психологической точки зрения это оказалось очень интересным. Мы хотели незамедлительно созвать заседание Совета Безопасности, а если это не поможет, вмешаться в ситуацию. Европейцы, в свою очередь, говорили: „Спокойно, мы как-нибудь договоримся, существует международное право, институты, нормы"», — рассказывает Евгения, выступавшая координатором от России. «Это, видимо, были западные европейцы. Мы, представители Восточной Европы, начали бы искать дыру в системе», — добавляет венгерский депутат Петер.

Я спросила у Крастева, как появилась идея отправить «новых европейских лидеров» в Москву. «Во-первых, на Западе дискуссии о России редко посвящены ей на самом деле, — объяснил он. — Когда у нас все хорошо, мы говорим, что она стоит на грани краха, а когда у нас возникают проблемы, начинаем считать ее всемогущей. Сейчас мы видим в ней великолепно отлаженный механизм, который позволяет россиянам постоянно побеждать. Я думаю, что реальность выглядит иначе. Кроме того, после крымских событий мы начали приглашать только тех россиян, которые нам нравятся, а Москва — только тех представителей Запада, которые разделяют ее взгляд на мир. Я решил, что на этот раз мы сами выберем тех, кто отправится в Россию, а российская сторона на свое усмотрение организует нам встречи. Также меня интересовало, как меняется российская политика со сменой поколений. Карл Шмитт (Carl Schmitt) говорил, что победитель становится нелюбознательным. Я считаю утрату любознательности очень опасной, но это может произойти с каждым, кто занимается политикой».