Лондон — Судя по всему, Михаил Ходорковский не слишком переживает за собственную безопасность. Я говорю ему, что лично знаю людей, которые постоянно на мушке: одни относятся к этому с фатализмом, другие, наоборот, с повышенной бдительностью. А где он стоит по этой шкале? Он отвечает, что среди фаталистов. Если решение убрать его примут в самом Кремле, защитить себя он не в силах.

Утешает меня одно, признается он: «Я хорошо знаю, насколько все в России делается непрофессионально». Мрачно шутить, как и многие его земляки, Ходорковский умеет.

Сегодня он — один из главных борцов за права человека, но у него сохранились манеры делового титана, человека, привыкшего командовать. По-своему он даже непоседлив. Но при этом вдумчив — вплоть до того, что ни на один вопрос не отвечает сходу, не подумавши. В отличии от многих, он не льет воду, собираясь с мыслями.

В 2009 году, когда Ходорковский еще был политзаключенным — причем самый на тот момент во всей России — великий эстонский композитор Арво Пярт (Arvo Pärt) посвятил ему симфонию. Свое посвящение Пярт объяснил так: «Мне кажется, что личность Михаила Ходорковского в представлении не нуждается». Тем не менее, времени с той поры утекло немало, и небольшой биографический очерк я все же приведу.

Ходорковский родился в 1963 году в семье заводских инженеров. Его папа — еврей, а мать — христианка. Жили Ходорковские в Москве. Деловой нюх и хватка будущего титана проявились с детства. Как ни парадоксально, при этом он был пылким коммунистом. В университете он даже был секретарем комсомольской ячейки — молодежного крыла Компартии.

Сидя с напротив него в Лондоне, я спрашиваю: «И вы думали, что коммунизм навсегда?» «Разумеется», — отвечает он. И все же: «Нам тогда казалось, что подлинный коммунизм еще не настал». Он вспоминает лозунг, хорошо известный советским людям: «Партия торжественно провозглашает: нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме!».

Как и многие другие, Ходорковский в конечном счете восстал против этой идеологии — которая долгое время была чем-то вроде государственной религии.

Когда в 1985 году к власти пришел Горбачев, он начал спускать многое на тормозах, и Ходорковский — ему едва исполнилось 20 — открыл свой бизнес: начал с кафе, затем занялся импортом и экспортом и так далее. Я спрашиваю: «Как вы думаете, предпринимательство у вас в генах? Некоторые же рождены для музыки, науки или, например, спорта?» Некоторое время он размышляет. «Не уверен», — отвечает он. «Не знаю. Новатором я не был, новые идеи всегда предлагали другие — а у меня другие таланты. Но я заранее мог сказать, которая из них выстрелит. Кроме того, я не склонен к риску».

И еще: «Я успешный организатор, но этому можно научиться».

В 1989 году Ходорковский с партнерами основали «Менатеп», один из первых в России частных банков. В «Дикие девяностые» «Менатеп» приобрел контрольный пакет акций нефтяной компании ЮКОС. Со временем Ходорковский стал самым богатым человеком в России — по некоторым оценкам, его состояние достигло 15 миллиардов долларов.

Босс всея Руси Владимир Путин завел правило, сильно разочаровавшее олигархов: в бизнесе делай то, что считаешь нужным, но в политику не суйся. (Кстати, миллиардов у Путина намного больше, чем у Ходорковского — да и, кто знает, может, даже больше всех в мире.) (Так в тексте — на самом деле подобные утверждения делались даже чиновниками Минфина США, но никаких доказательств не приводилось, а в 2016 году панамских офшорах следователи, искавшие миллиарды Путина, нашли деньги Порошенко — прим. ред.)

Ходорковский правилами пренебрегал, лез в политику и властные игры — причем неоднократно. В 2001 году — на второй год путинского правления — он основал «Открытую Россию», чья миссия заключалась в том, чтобы продвигать демократические ценности. Он открыто обвинял Кремль в коррупции. Финансировал независимые СМИ. Спонсировал оппозиционные партии. Многие видели в нем соперника Путину.

К октябрю 2003 года терпение у босса лопнуло: Ходорковского арестовали небольшой армией в аэропорту Новосибирска — некоторые даже были в масках. Ближайшие десять лет он не вылезал из тюрем и лагерей.

Его судили за уклонение от уплаты налогов и приговорили к девяти годам. Затем его снова судили — за растрату — дали еще тринадцать с половиной (позже срок скостили до двенадцати). Путин решил примерно наказать Ходорковского, чтобы было не повадно другим олигархам. Мол, политика — это мое. Сообщение до адресатов дошло.

На пике второго процесса Ходорковский заявил, что он надеется, что русский народ рано или поздно заживет в «стране свободы и закона», где «права человека не будут зависеть от прихоти царя, доброго или злого».

Михаил Ходорковский преподнес сюрприз — олигарх стал политзаключенным и символом прав человека. Правозащитная организация «Эмнести Интернешенл» (Amnesty International) объявила его узником совести (то есть признала, что никаких преступлений он не совершал, а за решетку угодил за убеждения). За его освобождение боролись Эли Визель (Elie Wiesel, писатель, журналист, лауреат нобелевской премии мира 1986 года — прим. перев.) и Елена Боннер. Арво Пярт посвятил ему симфонию, сказав, что желает заключенному «душевного спокойствия и бдительности духа — большее вне моей власти».

Четыре раза Ходорковский объявлял голодовку с требованиями улучшить условия содержания своих товарищей и менее известных заключенных, включая бывшего коллегу, умиравшего от СПИДа. «В русской тюрьме, — говорит мне Ходорковский, — ты можешь чего-то добиться, только если готов поставить на карту вою жизнь. Если пойти ва-банк — и умереть — ты не готов, то ничего не получишь. Я играл со смертью четырежды, и всякий раз побеждал».

В конце 2013 года, накануне зимней Олимпиады в Сочи, Путин помиловал ряд статусных политзаключенных, включая Ходорковского. Тот сразу же отправился на Запад в добровольное изгнание.

Некоторых заключенных пережитое будто никак не касается — ни психических, ни эмоциональных следов не остается. У других же остается глубокая травма. Мне и многим другим кажется, что Ходорковский относится к первой категории — спокойный, уравновешенный, счастливый, никак не тронутый тюрьмой. Так ли это? «Думаю, мою семью это задело гораздо глубже», — отвечает он.

Я роняю слово «дом» и оговариваюсь, что для изгнанника это, должно быть, понятие неоднозначное. Ходорковский объясняет: «Для меня дом — это где моя семья или, по крайней мере, бóльшая ее часть. Если они уедут в другое место, я и там буду как дома».

Сейчас он живет в Великобритании. В тот самый день, как он сюда приехал, Москва предъявила ему обвинение в убийстве российского мэра в 1998 году. Со стороны это может показаться забавным, но российское государство так и поступает. Когда я спрашиваю его об этом обвинении, он с вышеупомянутым юмором висельника отвечает: «Расстраивает, что Браудера (Bill Browder) обвиняют в нескольких убийствах, а меня только в одном».

Это правда. Браудер — финансист и инвестор, ставший борцом за права человека — обвиняется в ряде убийств, в том числе в убийстве своего собственного адвоката Сергея Магнитского. (Так в тексте — на самом деле Браудер прежде всего обвиняется в мошенничестве и уходе от налогов: его фонд в 1990-е годы и 2000-е годы повысил свою капитализацию в 40 раз — прим. ред.) Хотя именно его смерть в тюрьме и толкнула Браудера на путь правозащитника.

В 2014 году Ходорковский заново запустил «Открытую Россию», а совсем недавно начал еще один проект — «Правосудие для журналистов». Жизнь российского журналиста, похоже, необычайно коротка. Ходорковскому надоело смотреть, как их безнаказанно убивают, и он решил с этим побороться.

Многие интересуются, сколько денег у Ходорковского осталось из прежних богатств. Меня тоже гложет любопытство, но я не спрашиваю. Сообщают, что его состояние исчисляется сотнями миллионов. Сумма все еще внушительная, пусть и скромнее прежней.

Не мучит ли его деловой зуд на фоне всей правозащитной работы? Не жаждет ли его внутренний бизнесмен нового дела? Он отвечает, что нет. «У меня нет ни мотивации, ни стимула. Денег у меня много. Желание замахнуться на нечто масштабное и по-настоящему грандиозное, как тогда в России, исчезло».

Складывается впечатление, что если он вдруг разорится на следующей неделе, он вернется на следующий же год. Он не спорит, ссылаясь на свои прошлые достижения: «Этот навык всегда со мной».

Мы подробно обсуждаем трех последних лидеров Кремля, с 1985 года по настоящее время: Горбачева, Ельцина и Путина. Ходорковский знает всех троих. И считает их по-своему трагическими фигурами. У Ельцина было много личного мужества, говорит он. Но в конце концов, он оказался еще одним царем, который передал власть собственноручно избранному преемнику, пусть и не сыну, но Путину.

Хотите верьте, а хотите нет, но Путина Ходорковскому жаль. Он считает, что Путин в российские лидеры не годится — это не его ума дело. Путин — классический чекист и обучен везде видеть угрозы. Возможностей же он попросту не замечает (разве что для личного обогащения). Будущего России он не видит. Он не понимает, чего не хватает России, чтобы подняться и стать лучше.

Ходорковский говорит, что Путин похож на хорошо обученного сторожевого пса. Одно он умеет делать хорошо: охранять хозяина. Но если хозяин вдруг потеряет сознание и рухнет на пол, пес не пустит к нему врача и тот умрет. Путин считает, что он защищает Россию, говорит Ходорковский, но он не приносит стране добра. Скорее наоборот.

Михаил Ходорковский, наоборот, делает только добро — насколько это возможно в его положении. Причин, которые мешают России стать демократическим государством, где царит верховенство закона и соблюдаются элементарные человеческие права, он не видит. Влиться в семью демократических государств России не помешает ни генетика, ни что-либо иное.

Чего он хочет добиться движением «Открытая Россия»? «Торопить уход Путина» он, по собственному признанию, не собирается. Путин рано или поздно уйдет, так или иначе. «Ключевой вопрос: что будет дальше? У нас в России есть весьма неприятная традиция избавляться от одних царей и сажать на их место других. Эту традицию я хочу сломать».

Многим из нас этот способ потратить свое время — и деньги — покажется благородным. Особенно после 17 лет в бизнесе (недолгая выдалась карьера) и десяти лет в российских тюрьмах.