Десятки тысяч россиян вышли этим летом с протестом на улицы. Полицейские задержали рекордное число демонстрантов, а еще больше людей получили травмы. Народное недовольство спровоцировал отказ московских властей допустить оппозиционных кандидатов на муниципальные выборы 8 сентября. Кроме того, протесты отразили многофакторное недовольство существующей системой и стали продолжением процессов, которые начались зимой 2011-2012, когда люди не побоялись холодов, чтобы выступить против нарушений партии власти «Единая Россия» на выборах и запланированного возвращения Владимира Путина на пост президента. С тех пор, несмотря на жесткие репрессии, демонстранты стали неотъемлемой частью российского пейзажа, обостряя напряженность как во власти, так и среди населения.
Хотя российская оппозиция включает в себя широкий спектр политических и идеологических течений (либералы, социалисты, монархисты, анархисты…), все признают необходимость вести борьбу с коррупцией. Алексею Навальному, который непрестанно поднимает эту тематику с 2000-х годов, удалось сделать ее частью всеобщего дискурса. С помощью целого ряда платформ (блог в LiveJournal, страница в Твиттере и информационные кампании Фонда борьбы с коррупцией) он разоблачает самые разные нарушения, от кумовства и личного обогащения чиновников до масштабных хищений на госпредприятиях.
Борьба с коррупцией, безусловно, позволила эффективно сплотить оппозицию и даже заставила власть публично поднять эту тему. В этом году во время традиционного общения с (тщательно отобранными) телезрителями Путина спросили, чувствует ли он «личную ответственность за это безобразие». «Конечно», — ответил он. Но затем добавил: «На самом деле число коррупционных преступлений снижается. И снижается, я думаю, в значительной степени благодаря тому, что мы действуем последовательно и бескомпромиссно, и так будем делать дальше».
Действительно, в стране было задержано несколько высокопоставленных лиц, в том числе бывший министр экономического развития Алексей Улюкаев, которому в декабре 2017 года дали восемь лет тюрьмы за взяточничество. Как бы то ни было, результаты таких усилий вызывают сомнения в их искренности. Например, бывший министр обороны Анатолий Сердюков был снят с должности в 2012 году после коррупционного скандала, обвинен в халатности в 2013 году и амнистирован год спустя. Сейчас он занимает высокую (и наверняка хорошо оплачиваемую) должность в Ростехе.
Чтобы лучше понять эти тонкости, стоит обратиться к корням постсоветской элиты. Западные СМИ описывают ее представителей, как ловких политиков, которые сколотили состояние в хаосе открытия страны для рыночной экономики в 1990-х годах. Законность некоторых практик действительно вызывает сомнения, но разве сам закон не был туманным в это смутное время? Борис Березовский был прекрасным примером этой сформировавшейся в 1990-е годы олигархии. Бывший продавец компьютеров стал владельцем или акционером банков, нефтяной компании, большой газеты и крупнейшего телеканала страны. Он даже занимал высокие должности при президенте Ельцине. Членов этой олигархии нередко сравнивали с «баронами-разбойниками» в США конца XIX века: их обогащение неблаговидными средствами быстро принесло им респектабельность.
Но это не дает нам ключа к разгадке причин процесса, который позволил этим олигархам сколотить такие состояния. Новую российскую элиту сформировала не безжалостная конкуренция, а политическая воля государства. Торопившийся расформировать советскую плановую экономику Ельцин приступил к массовой приватизации государственных активов в 1992 году. Процесс принимал разные формы, вроде продажи активов с «аукциона», в рамках которого простые граждане получали доли предприятий и могли обмениваться ими. Осуществлялась приватизация и путем указов, которыми Ельцин передавал целые предприятия людям по своему выбору.
Приватизации позволили сформировать новый класс олигархов, которые заполучили большие доли производственной инфраструктуры бывшего СССР за смешные деньги. Их объединяла не развитая деловая хватка, а умение применять связи с государственным аппаратом. Они пользовались своими каналами, чтобы получить, например, экспортную лицензию, или обещали поддержать Ельцина на выборах 1996 года в обмен на нефтекомпанию, как было с залоговыми аукционами в 1995 году.
«Чтобы стать миллионером в нашей стране вам не обязательно иметь голову на плечах или быть специалистом в какой-то сфере, — говорит банкир Петр Авен. — Зачастую достаточно кого-то, кто бы активно поддерживал вас в правительстве, парламенте, местных властях и органах безопасности. В один прекрасный день, вашему маленькому банку могут разрешить вести дела с государственными фондами. Или же вам щедро выдадут квоты на экспорт нефти, леса и газа. Другими словами, вас вознесут в ранг миллионера».
По приходу к власти в 2000 году Путин публично пообещал ликвидировать олигархический класс, дав понять, что ветер изменился, и что богатейшие люди перестали быть неприкасаемыми. Реальность выглядит совершенно иначе. Президент не только не разобрался с олигархами, но и способствовал их расцвету. В ежегодном рейтинге журнала «Форбс» в 2000 году в России не было ни одного миллиардера, тогда как к концу второго срока Путина в 2008 году их было уже 82. Одиннадцать лет спустя их число возросло до 98, несмотря на тяжелое положение дел в экономике и взаимные санкции России и Запада после аннексии Крыма в 2014 году.
Как бы то ни было, это понятие не отражает схожесть методов и приоритетов государственных и частных предприятий. В обоих случаях речь идет об оптимизации акционерной стоимости и окладов руководства, а не направлении прибыли на национальные стратегические задачи (это не говоря уже распределении богатств). Поэтому, несмотря на формальные отличия, получается один результат.
Размытая граница между государством и бизнесом возникла не при Путине и не означает, что государство вмешивается в экономику с целью взять ее под контроль, или что особо влиятельные личности являются мошенниками. Корни коррупции в стране уходят в сложившееся при Ельцине переплетение политики и экономики, а также в само формирование постсоветской экономики. Например, если бизнесмен хочет заполучить предприятие конкурента, он может заплатить высокопоставленным чиновникам, чтобы те устраивали налоговые проверки и трудовые инспекции, пока владелец не согласится на предложенную цену. За последние десять лет чиновники все чаще сами занимаются подобной практикой и используют свои полномочия, чтобы заполучить желанные активы, подтверждая тем самым поговорку: «Для своих — все, для чужих — закон».
В стратегическом плане оппозиция, очевидно, заинтересована в том, чтобы сделать акцент на коррупции, учитывая масштаб явления. Тем не менее, как и во всем мире, у политической программы, которая опирается главным образом на борьбу с коррупцией, есть риски и ограничения. Навальный часто осуждает растрату государственных средств в связи с коррупцией, что совершенно бесспорно. Как бы то ни было, эта логика может предполагать и более широкую позицию против государственного вмешательства и за рыночную экономику. Это может послужить для оправдания неолиберальных решений, которые могут оказаться еще жестче тех, с которыми уже столкнулась страна.
Кроме того, политика борьбы с коррупцией не ставит под сомнение структуры, которые позволили той утвердиться. Речь идет не о злокачественной опухоли на теле российского капитализма, а о его системной черте. Другими словами, нельзя справиться с хищениями в переплетении бизнеса и политики без глубоких преобразований в существующей экономической и политической модели.
