Когда жена профессора Владимира Персикова убежала от него с оперный певцом, она оставила ему записку следующего содержания: «Невыразимую дрожь отвращения вызывают во мне твои лягушки. Я всю жизнь будут несчастна из-за них». В не столь хорошо известной повести Михаила Булгакова под названием «Роковые яйца» опасное явление, появившееся в результате зоологических исследований этого профессора, угрожает не только его жене, но и самой цивилизации.

Бедствие, описанное в этой повести, — она была написана в 1925 году, а действие в ней происходит тремя годами позднее, — не является, по сути, заболеванием. Воображаемые эпидемии, о которых идет речь в романе Мэри Шелли «Последний человек» (The Last Man), в «Чуме» Альбера Камю или в незабываемой повести Жозе Сарамаго «Слепота», могут показаться более уместными в период вспышки COVID-19. Нельзя назвать эту интересную повесть лучшим произведением Булгакова (таковой по праву является его сатирическая фантазия «Мастер и Маргарита»). Однако, будучи повествованием о бюрократической неразберихе, необязательной катастрофе и радикальных контрмерах, эта притча ужасно актуальна.

В своей лаборатории в Москве Персиков обнаруживает «луч жизни», который заставляет разного рода амеб и головастиков очень быстро размножаться и расти. Под впечатлением своего открытия он заказывает дополнительный набор образцов из Германии, а также экзотические яйца с другой стороны Атлантики (как и нынешний вирус, это глобальная история). Иностранные державы стремятся получить эти новые технологии, однако советское государства реквизирует их для того, чтобы быстро развернуть производство птицы. Александр Файт (Alexander Faight, так в тексте вместо Александр Рокк — прим. редакции ИноСМИ), аппаратчик, возглавляющий совхоз, раньше работал флейтистом в Одессе; он как раз нес свой инструмент, когда встретил гигантскую змею, которую попытался умиротворить вальсом из оперы «Евгений Онегин». Сделать это ему не удалось, и змея проглотила его жену.

Булгаков иронизирует по поводу церкви, беззаботных кутил на улице, ограниченных ученых — и, естественно, по поводу большевиков. Однако его описание пресыщенных и некомпетентных чиновников не устаревает и может относиться к любым формам правления. «Клянусь, это получится», — радостно говорит Файт по поводу птицефермы. Катастрофа происходит из-за того, что бюрократы перепутали поставки и направили Персикову куриные яйца, предназначавшиеся для птицефермы, а на птицеферму — яйца экзотических животных. Файт докладывает о случившемся двум агентам спецслужб; один из них думает, что это галлюцинации, другой полагает, что просто из цирка убежало какое-то животное. А редактор одной газеты называет все это пьяным бредом.

Однако вскоре начинается настоящее безумие. В Москве объявляется военное положение на фоне потоков беженцев. Подобно европейцам, приветствующим аплодисментами машины скорой помощи со своих балконов, напуганные граждане выходят на улицы и приветствуют кавалеристов, направляющихся на межвидовое сражение, а также марширующие газовые эскадроны «с отведенными за спину трубками и с баллонами на ремнях за спиной». Артиллерийские батареи обстреливают леса, с аэропланов разбрызгивается яд. Количество жертв среди мирного населения растёт. Под влиянием извечного инстинкта начинаются поиски виноватых.

В конечном итоге, в игру вступает погода, кстати сегодня на нее тоже кое-кто возлагает надежды. Невероятные летний мороз убивает змей и замораживает яйца, и уже через год все заканчивается. Москва, как одобрительно отмечает Булгаков, «опять затанцевала, загорелась и завертелась огнями».