Допустим, завтра вечером в последний момент удастся достичь договоренности по Брекситу.
Давайте не будем брать в расчет ярых «евросоюзников», которые никогда не смирятся с нашим уходом из ЕС, а также столь же ярых «брекситёров», которые так и будут жаловаться, почему лидеры Британии «предали» волю народа и не вывели страну из ЕС сразу. Так вот, если не учитывать эти две группы радикалов, будет справедливо сказать: при выходе из ЕС по договоренности вся Британия вздохнет с облегчением.
Устав от переговоров по принципу «стоп-старт», дипломатических угроз и контругроз и балансирования на грани, большинство из нас хотят какого-то решения. А предприятия, бизнес-компании — они просто жаждут определенности. Они хотят, чтобы мы как нация смогли двинуться вперед и понемногу устранить экономический ущерб от пандемии.
Разрушители поздравляют сами себя
Номер 10 (общепринятая в британской прессе метафора для администрации премьер-министра по адресу его резиденции: Даунинг-стрит, 10, прим. перев.) представит сделку как свой триумф. А Брюссель и еврократы поздравят себя, что дожали-таки Бориса Джонсона.
Но, на мой взгляд, какой бы ни была сделка — если она вообще состоится — ликование Макрона, Меркель, фон дер Ляйен и компании будет, мягко говоря, преждевременным.
Уже несколько недель внимание по обе стороны Ла-Манша приковано к последствиям сделки (или, наоборот, к последствиям отсутствия сделки) для Британии.
Предполагается, что, чем бы ни закончились переговоры, ЕС будет процветать и двигаться к прогрессу и без нас.
Эта несколько близорукая легенда выглядит следующим образом. Мы, барахтаясь в океане современности в одиночку, обязательно сгинем в шторм, а ЕС, весь из себя объединенный и целеустремленный, выплывет как ни в чем ни бывало.
На самом деле, это бесконечно далеко от истины.
Британия не пропадет и не сгинет. А вот ЕС…
Со сделкой или без, перед ЕС стоят колоссальные проблемы по всем фронтам — от экономического склероза и сокращения населения до крепнущих разногласий между его 27 членами.
Все труднее скрывать напряженность между государствами побогаче — Францией, Германией и Нидерландами — и Грецией и Италией, не говоря уже о более бедных новоприбывших членах из бывшего Восточного блока.
С 2016 года массовая неприязнь к Брекситу поверхностно сплотила Евросоюз. Но как только Великобритания перестанет быть брюссельским козлом отпущения, ЕС снова окажется лицом к лицу с собственными неудачами — хроническими и весьма серьезными.
Европейский проект в глубоком кризисе, он — банкрот, как экономически, так и нравственно. Сама его модель управления устарела и не отвечает вызовам двадцать первого века.
В Британии это обстоятельство слишком часто выпускается из виду — во многом из-за нашей склонности к упоенному самосозерцанию насчет Брексита. Посмотрите только на поток панических статей, где муссируются сценарии «жесткого Брексита без договоренности», а также слухи, что в Британии грядет голод, порты будут перегружены, а страны ЕС перестанут пускать людей по британским паспортам.
С извращенным злорадством «евросоюзники» (сторонники сохранения Британии в Евросоюзе — прим. ред.) приводят в пример пандемию коронавируса — она ведь усугубила проблемы наших портов — чтобы в очередной раз наречь нас «больным человеком Европы».
Смерть поселилась в Брюсселе
Однако эти насмешники почему-то не учитывают тот факт, что самый высокий показатель смертности от сovid-19 на душу населения в мире зафиксирован в Бельгии, в столице ЕС, где расположилась штаб-квартира Европейской Комиссии. А Бельгия с ее федеральной конституцией, многоязычным населением и управленческим параличом — это ЕС в миниатюре.
Так вот, зарубите себе на носу: разросшаяся Брюссельская империя, ослабленная собственной идеологией и бюрократией, переживает упадок.
Несколько десятилетий назад ЕС (тогда действительно вольное объединение европейских стран называлось Европейским Сообществом — прим. ред.) действительно обладал недюжинной притягательной силой. В 60-х и начале 70-х годов целый ряд британских премьер-министров считали присоединение к «общему рынку» панацеей от экономических злоключений.
В 1973 году Эдвард Хит (Edward Heath) согласился на все требования Брюсселя. Французские переговорщики решили, что это будет хорошая шутка — попросить у островного государства уступок в сфере рыболовства. И французы просто не поверили своей удаче, когда услышали согласие.
Но теперь, когда ЕС скатывается в застой, а раскол усугубляется, снисходительное отношение Европы к Британии сменилось решимостью наказать нас за дерзость и ослушание.
Евросоюз мучит Британию в назидание «брекситёрам»
Сознательная непримиримость на переговорах по Брекситу — разумеется, это часть стратегии Брюсселя, чтобы удержать от аналогичного шага других членов. Мальте, Польше и Венгрии грозят финансовые последствия — вплоть до отказа в помощи по восстановлению после коронавируса, — если они не подчинятся диктату ЕС по политическим и судебным вопросам и насчет свободы слова.
Но эту тягу к расправе нельзя считать признаком устойчивой, процветающей организации. Напротив, это поведение учреждения слабого и отчаявшегося.
Ширящийся кошмар ЕС продиктован самой природой его миссии — достичь «еще более тесного союза» путем политической интеграции.
Возникшая из благородного желания предотвратить новую войну в Старом свете, цель Европейского Сообщества не передалась Евросоюзу без потерь. С годами старая цель предотвращения войны была утрачена. Она превратилась во всеобщую уравниловку, которая страшным катком покатилась по национальным демократиям и экономикам.
Догматы ЕС ведут его к неограниченной миграции
Догмат федеративного единства повлек за собой единую валюту, которая усугубила безработицу и задолженность, лишив государства-члены возможности вести собственную налоговую политику и устанавливать собственные процентные ставки в соответствии со своими потребностями.
Сейчас ЕС отчитывает Британию за несоблюдение его «правил». Но при этом сам грубо нарушил свои собственные правила, облегчив включение проблемной Греции с ее задолженностью в Еврозону, — причем с катастрофическими последствиями.
Точно так же и одержимость свободным перемещением продиктована намерением создать новую концепцию европейского гражданства — через ослабление национальной идентичности. И спешка с выполнением задачи привела к неприятным последствиям.
Массовая миграция из стран Средиземноморья и Восточной Европы в страны-члены с лучшими жизненными перспективами вызвала социальные потрясения, снизила уровень благосостояния и навредила экономике отдельных стран.
Только задумайтесь, сколько молодежи трудоспособного возраста эти страны потеряли — и чем это для них чревато.
Помимо стресса в семейной жизни, выпавших доходов и несостоявшихся налоговых поступлений, многие государства ЕС столкнулись со старением населения и падением рождаемости.
Пожалуй, решающую роль в Брексите сыграло ощущение, что мы утратили контроль над границами. Сегодня в некоторых странах это ощущение потери суверенитета усиливается из-за того, что Германия заставляет отдельные государства-члены принимать свою долю иммигрантов «по квоте», вне зависимости от желаний и мнений самих отдельных государств.
Негибкость — еще одно следствие фиксации Брюсселя на единстве.
Из-за ЕС Европа всегда опаздывает
Модель управления и сбора доходов в сегодняшнем ЕС по сути пришла к нам из конца 1950-х годов. Тогда организация еще называлась Европейское Сообщество, да еще и с приложением прилагательного «экономический» — Европейское Экономическое Сообщество (ЕЭС). Она насчитывала всего шесть стран-основателей. В двадцать первом веке организации из 27 членов эта схема сбора налогов не подходит совершенно.
Одно то, что на согласование «чрезвычайного» бюджета по коронавирусу у ЕС ушло полгода, доказывает, насколько медленной стала Европа.
Что бы там ни говорили об отклике Уайтхолла (правительства Британии, прим. перев.) на пандемию, канцлер Риши Сунак (Rishi Sunak) по крайней мере отвечал на все вызовы по мере их поступления, а не после нескольких месяцев телефонных конференций с 27 другими министрами финансов, как это делали в ЕС. Британия первой в мире развернула массовую вакцинацию против коронавируса. По мнению министра здравоохранения Мэтта Хэнкока (Matt Hancock), это — прямое следствие того, что наши регулирующие органы ускорили внедрение вакцины Pfizer/BioNTech, а не стали ждать европейского одобрения.
Позиции склеротической евросоюзной бюрократии ослабляет и то, что Еврокомиссия вот-вот потеряет чуть ли не пятую часть годового бюджета из-за Брексита.
Что означает выпадение британской доли из бюджета Евросоюза? Это означает, что раскошелиться придется гражданам других богатых стран Западной Европы. Если огромный вклад Великобритании в бюджет ЕС оказался стимулом для «брекситёров», то надо помнить, что немцы и голландцы тоже платят за членство в ЕС столько, что каждому хватит на годовое членство в эксклюзивном лондонском клубе. Новые финансовые требования лишь усилят напряженность.
Добрые времена «сильного Запада»
Негибкость и идеология тормозят ЕС и на мировой арене. Когда европейский проект только зарождался, мир был разделен железным занавесом между капитализмом свободного рынка и коммунистической диктатурой.
Западная Европа и Северная Америка были локомотивами мировой экономики. Подъем Японии был первой ласточкой возрождающейся Азии. Это потом «тигриные» азиатские экономики вроде Южной Кореи и Сингапура наберут силы, а Китай найдет ту зловещую смесь маоизма и рыночной экономики, которая сделает его «мастерской мира» сегодня.
Но на чем, спрашивается, сосредоточили свою энергию Еврокомиссия и Европейский Парламент (Европарламент), когда восточноазиатские соперники понемногу оправляются от коронавируса и продолжают свой экономический марш вперед?
Вместо того, чтобы решать актуальные задачи, структуры Евросоюза погрязли в идеологии «прозревшей» политкорректности и экономики нахлебничества, где предприятия рушатся, а рабочие места исчезают, что сажает все население на пособие.
Самоедская пропаганда «новой Европы»
Бесконечный шквал самоедской пропаганды, характерной для сегодняшнего ЕС, бичует все мыслимые пороки европейской цивилизации и подрывает устойчивость континента. А динамика ЕС буксует из-за пристрастия к громоздким, неэффективным программам социального обеспечения.
На Европу приходится лишь 7% населения мира, но 50% всех расходов на социальное обеспечение. Неудивительно, что стран с быстрорастущими экономиками в Европе нет.
Иронично еще и то, что акцент на интеграции на самом деле лишь разжигает дисгармонию. Насаждение в Европе политкорректности повлекло за собой новый раскол между Востоком и Западом: Польша и Венгрия сопротивляются такому порядку, когда повседневная жизнь, судебная система, свобода СМИ и даже конституция диктуются из-за рубежа.
Неудивительно, что именно народы, некогда возглавившие борьбу против кремлевского господства в коммунистическую эпоху, воспринимают в штыки попытки Брюсселя помыкать собой.
ЕС, разумеется, еще покряхтит. Но трещины все ширятся.
Сколько он еще прокряхтит? Это не про Брежнева
Доноры устали давать, а получателям не нравится, что их заставляют пресмыкаться и лизать сапоги дающих. Еврогордыня ведет к падению.
Регионы ЕС победнее могут поставить подножку высокомерной и недальновидной брюссельской элите, которая пытается надеть смирительную рубашку на все 27 стран-членов. Поскольку бюджет ЕС резко сократится из-за Брексита, пряников у Брюсселя поубавится, и ему придется почаще браться за кнут, чтобы держать несогласных в узде.
Все изъяны ЕС воплотились в нынешнем президенте Еврокомиссии Урсуле фон дер Ляйен (Ursula von der Leyen), чей недостаток воображения и творческого лидерства полностью проявились на этой неделе, когда переговоры по Брекситу зашли в тупик.
Урсула фон дер Ляйен — это Тэтчер наоборот
Хотя она чем-то похожа на Маргарет Тэтчер, Урсула не имеет гни одного из достоинств Тэтчер. Урсула — не дочь лавочника. Она родилась в еврорубашке. Ее отец, Эрнст Альбрехт — высокопоставленный западногерманский политик и основатель европейской бюрократии, поэтому можно сказать, что свое место в центре немецкой политики Урсула унаследовала.
Итог: все министерства, которыми она руководила, рассыпались в труху. Из правительстве в Берлине ее выставили после провала в министерстве обороны, когда огромные суммы растратили на всякого рода консультантов, а солдатам пришлось готовиться к Третьей мировой с метлами в руках.
Из, казалось, стопроцентной преемницы Ангелы Меркель Урсула могла уйти в политическое небытие. Но она вовремя катапультировалась на пост президента Еврокомиссии. Это еще один симптом болезни ЕС: на работу Евросоюз с удовольствием берет второсортных конформистов.
Урсула фон дер Ляйен не только никак не подстегивает коллег и глав правительств решать вопросы, но даже с кризисом борется, словно в замедленной съемке.
Борьбу с экономической стагнацией, убылью населения и агрессивными соседями вроде России и Турции затмили выдуманные проблемы.
Между тем, именно такой политический паралич и привел к ситуации, когда могущественная Османская империя, некогда раскинувшаяся от Балкан до Ближнего Востока и Северной Африки, в XIX веке стала «больным человеком Европы».
Турецкие султаны сосредоточились на всем, кроме самого необходимого для спасения своей империи. ЕС сегодня делает то же самое.
За неустанными попытками Брюсселя сковать нас по рукам и ногам своими угнетающими бизнес-правилами даже после Брексита стоит страх — страх перед возрожденной и конкурентоспособной Британией. Но даже если Британия этим требованиям уступит- хотя пока я пишу эти строки, Борис Джонсон настаивает, что об этом и речи быть не может — остальной мир этого не сделает.
Так, Канада на «равные условия игры» по-брюссельски не подписывалась.
И можете ли вы себе представить, что любая из сверхдержав мировой экономики, США или Китай, смиренно примет условия, что Европа пытается навязать Великобритании?
Даже такие многообещающие державы, как Индия, не дадут связать себя по рукам и ногам, лишь бы Брюссель был доволен.
«На варваров — одна была надежда!» Об образе врага
Маргарет Тэтчер очень нравилось стихотворение греческого писателя Константиноса Кавафиса «В ожидании варваров». Он остро уловил состояние империи в упадке, где варварская угроза становится отвлекающим моментом от внутренних проблем.
Для ЕС Брексит — сродни «внезапному смятенью и лиц растерянности», охватившим у Кавафиса имперских чиновников после известия, что варвары так и не пришли.
«Как жить теперь? Какой придумать выход? На варваров — одна была надежда!».
Великобритания была для Европы прекрасным предлогом не выполнять свои обязательства. Десятилетиями мы «стояли на пути» федеративной Европы. Затем наш затянувшийся выход отнимал у Брюсселя время и силы, пока остальной мир двигался вперед. Теперь, когда Британия ушла окончательно, что удержит израненную Европу единоq? Что отгородит ее от страшной реальности?
Брексит был одним из способов вдохнуть новую жизнь в умирающую, тупиковую европейскую систему.
Даже если до конца переходного периода удастся придти к соглашению, после ухода Великобритании Европа все равно лишится оправданий для бездействия.
Может ли Брюссель точно диагностировать болезни ЕС? И, что еще важнее, пропишет ли он верное лекарство?
Учитывая его не слишком впечатляющую репутацию, этот исход кажется маловероятным. Вместо того, чтобы вплотную заняться своими запущенными недугами, Брюссель больше озабочен тем, чтобы запретить несогласным давать непрошеные советы, а сам искренне верит в шарлатанские псевдолекарства, которые лишь усугубляют ход болезни.
Воистину: ЕС стал больным человеком Европы.
