Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на

Деловая столица (Украина): не пригласили к Наполеону. Как Кремль ведет борьбу на историческом фронте

© CC0 / Public Domain Wikipedia / Перейти в фотобанкОтступление Наполеона из Москвы
Отступление Наполеона из Москвы - ИноСМИ, 1920, 17.02.2021
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Обозреватель украинской газеты, начитавшийся маркиза де Кюстина, решил опровергнуть великую роль России в мировой истории. Российские исторические грабли, пишет он, могут набить европейцам несколько болезненных шишек. А Украину эти грабли могут и убить как отдельное от России общество.

Тезис об «особой» и, желательно, «великой» роли России в мировой истории — один из значимых активов Кремля, приносящий ему немалые дивиденды

На данный момент российская сторона не получала приглашения от французского президента Эммануэля Макрона для участия в памятных мероприятиях по случаю 200-летия со дня смерти Наполеона Бонапарта. Об этом на прошлой неделе сообщил Дмитрий Песков, отвечая на заданный в ходе пресс-конференции вопрос.

Актуальный Наполеон

В принципе, до 5 мая, и даже с учетом того, что такие приглашения принято высылать сильно заранее, время, примерно до начала марта, все еще есть. Возможно, что Путина, в итоге, пригласят, скрыв тяжелый вздох, как приглашают на семейные торжества дальнего родственника с неприлично криминальным настоящим. Но, возможно, и открестятся от такой родни — уж очень неудачно складывается сейчас для Кремля ситуация в публичном информационном поле.

Но в воздухе уже повисла напряженность, вызвавшая вопрос. Хотя, казалось бы, при чем тут Бонапарт? Мало что ли сегодня проблем у России?

Проблем у России действительно немало, но Бонапарт, а точнее, историческая память о нем, имеют к ним самое прямое отношение. И дело не в Путине лично, а в факте приглашения из России хоть кого-нибудь, все равно кого. Хоть историка Соколова, наполеоноведа-расчленинградца, получившего в конце декабря 12 лет за убийство и расчленение любовницы-аспирантки. Срок, к слову, Соколову отмерили очень скромный. За подрыв в компьютерной игре нарисованного здания ФСБ трем 15-летним подросткам из Канска, сидящим в СИЗО уже 8 месяцев, совершенно реально светит до 20 лет.

Но вернемся к приглашению. Приглашение на мероприятие, связанное с Наполеоном, остро необходимо Кремлю в принципе, и тут уже дело не в амбициях Путина. Тем более, что от 5 мая до 8 всего три дня, и приглашение «на Наполеона» почти автоматически будет означать приглашение еще и на мероприятия по случаю окончания Второй мировой войны в Европе. Участие же в обоих мероприятиях станет очередным подтверждением российской роли «спасительницы Европы».

Ложь о спасении. Ложь ради спасения

Борьбу за признание своей значимости в этой роли Россия ведет давно и ожесточенно. Если говорить о Наполеоне и о последовавших за его поражением событиях, то и Александр I, и Николай I люто боролись за него, как за единственный шанс России хотя бы немного утвердиться в глазах Европы как ее часть, пусть и самая задняя. Без такого утверждения влияние и уважение России в европейской иерархии оказывалась, в лучшем случае, вровень с тогдашней Турцией, да и то, еще вопрос, у кого влияния было бы больше. К этому, собственно, все и пришло к началу Крымской войны.

Ради такого признания Россия была согласна на любую, даже самую малопочтенную роль. Она охотно стала британским инструментом в борьбе с усилением Франции, а затем вышибалой по вызову на службе у полноценных европейских монархов. Николай I соловьем разливался перед заезжим Астольфом де Кюстином, бывшим помощником Талейрана, вынужденным на некоторое время удалиться из Европы в связи с некстати случившимся и невольным каминг-аутом, что в то время не приветствовалось в европейском обществе. Но де Кюстин все равно написал о России самое ужасное, что только мог: чистую правду. Никакая клевета не была бы хуже, и растянувшаяся на полтора века российская истерика по поводу записок де Кюстина не опровергла ничего из написанного им по факту.

Возможно, если бы Николай или кто-то из его ближайшего окружения без затей предложил бы де Кюстину деньги — по-настоящему крупные, такие, чтобы хватило до конца жизни, тот написал бы что-то другое, более приятное для Петербурга. Но методы взаимодействия с Европой в то время еще не были отработаны, а роль печатного слова сильно недооценивалась. Между тем, покупка де Кюстина за любую цену, какую только можно вообразить, обошлась бы России дешевле, чем убытки от влияния его труда на европейские умы плюс траты на попытки, большей частью, провальные, нивелировать эти неприятные последствия.

Европейская история: с Россией и без нее

Но вернемся к Наполеону. В неприглашении кого бы то ни было из России на памятные мероприятия о нем тоже была бы своя логика. Причем, никак не связанная с современными трениями между Москвой и Брюсселем. В конце концов, 200-летие со дня смерти великого корсиканца — это вообще не о его военном поражении, а совсем о другом. О том, что Наполеон был в первую очередь не завоевателем, а реформатором, а его завоевания были просто инструментом, способом очистки Европы от средневекового исторического мусора. И 200-летие со дня смерти Наполеона, отмеченное без России и незамутненное воплями «деды воевали, Европу спасали», могло бы, наконец, стать спокойным подведением итогов жизни первого, после Карла Великого, системного объединителя Европы, изменившего ее принципиально. Да, Наполеон споткнулся о Россию, которую удачно для себя использовала Британия — но при таком взгляде на историю приглашение России все равно выглядит неуместно, как приглашение на годовщину смерти наемных служащих похоронного бюро, копавших могилу и опускавших в нее гроб.

А вот найти потомков российской эмиграции наполеоновских времен было бы очень любопытно. Интересно, кем они стали? Насколько ярко проявили себя в европейской истории? Их ведь было немало, если при Бородине в составе французских войск сражался целый корпус из русских перебежчиков, а в 1814 году русскую армию пришлось спешно выводить из Европы, поскольку из 150 тысяч ее личного состава не менее 40 тысяч дезертировали, решив остаться во Франции.

Таким образом, победа, по крайней мере, моральная, осталась за Наполеоном. Если же вспомнить, что наполеоновский кодекс лежит в основе всего континентального законодательства, а границы ЕС и его ближайших сателлитов в общих чертах совпадают с империей Бонапарта, можно говорить и о его исторической победе. Даже британцы оказались перед угрозой континентальной блокады вследствие Брексита.

Что в этом случае остается на долю России? В лучшем случае — роль туземной пехоты британских джентльменов, вступивших в конфликт с великим континентальным реформатором.

История и экономика. Наши дни

Но перспектива такой исторической трактовки, безусловно, не устраивает Кремль, привыкшего извлекать прямые выгоды из «особой и решающей» роли России в европейской истории. В Москве научились и искусству использования для этого полезных европейцев. И далеко не одних только полезных идиотов, а, очень часто, вполне вменяемых и сообразительных господ, зарабатывающих на российском лоббизме немалые деньги.

Пример? Вот президент Германии Франк-Вальтер Штайнмайер, слегка попеняв России за Навального, заявляет о важности «Северного потока — 2», поскольку «в последние годы отношения в сфере энергетики стали чуть ли не последним мостом между Россией и Европой» и подчеркивает «особое измерение» немецко-российских отношений.

При этом Штайнмайер передергивает дважды. Во-первых, непонятно, почему «мост между Россией и Европой» так важен для Европы. Для России — да, важен, и это как раз понятно, но вот Европе определенно было бы лучше без такого моста, и это можно предметно доказать, анализируя эпоху за эпохой и факт за фактом. Во-вторых, соскальзывая затем на тему исторической ответственности Германии за развязывание Второй мировой войны, Штайнмайер сводит историческую вину Германии перед СССР к вине перед современной Россией. Между тем, Россия в ходе Второй мировой войны пострадала незначительно в сравнении с западными районами СССР, прежде всего, с Украиной и Белоруссией. Но исторической вины перед ними, которая обязывала бы предпринять шаги для улучшения положения этих стран в настоящем, в частности, для их защиты от российской агрессии, не только военной, но также идеологической и экономической, Штайнмайер не ощущает. Не ощущает он и исторической вины перед Польшей, добивающейся выплаты Германией компенсаций за совершенные на ее территории преступления и нанесенный ущерб. Зато перед Россией он эту вину ощущает, и как-то подозрительно привязывает ее к теме достройки «Северного потока — 2».

Штайнмайеру вторит и Герхард Шредер, один из бесчисленных мелких «антидекюстинчиков», которых Россия десятками и сотнями скупает в Европе. Благо, в эпоху интернета и соцсетей, каждый их член — готовый корреспондент, а мелкие масштабы скупаемых Москву не смущают. Политкорректное равенство уродства, тупости и патологии с красотой, умом и нормальностью делает хор уродливых карликов гораздо весомее любого одинокого голоса, каким бы мощным этот голос ни был. Таким образом, ставка на толпу европейских лилипутов оказывается верна. Эту толпу, в силу ее многочисленности, невозможно перекричать, а ее связи с Москвой можно разоблачать только поштучно, что столь же бесполезно, как отлов вручную расплодившихся тараканов.

За нашу и вашу историю

В самой же России историю вполне системно и продуманно вводят в моду. Число книг на историческую тему, включая, к слову, и «попаданческий» жанр, часть которого тоже является разновидностью популярной исторической, или что бывает чаще, псевдоисторической литературы, и исторических циклов на ютубе, растут в геометричекой прогрессии. Причем многие из этих творений, даже явно заказного характера, вполне читаемы и смотрибельны. Более того, они даже сообщают более или менее правдивые факты. Иной вопрос, что факты эти подобраны тенденциозно, а их подборка, в свою очередь, тенденциозно истолкована. Прямой лжи вроде бы и нет — зато пропаганда, притом, самая беззастенчивая, налицо.

Россия сегодня ведет войну за господство на всем пространстве европейской, и, шире, мировой истории. Ее историческая пропаганда отлично работает в рамках СССР, уже не выстраивая, а укрепляя и продвигая вперед давно завоеванные позиции. Постепенно она расползается и на Европу, а с совершенствованием машинного перевода будет все быстрее расползаться и на весь мир. Эта пропаганда рассчитана на не слишком образованную, но активную и любознательную часть общества, которая интересуется историей, и из которой впоследствии и вырастут политики и лидеры мнений. Она вполне эффективна и обладает серьезным пролонгированным действием, формируя взгляды обрабатываемой ей аудитории на десятилетия вперед, а нам сегодня почти нечего ей противопоставить.

При этом позиции, завоеванные Россией на историческом фронте, будут успешно использоваться любой российской властью. Противостояние условного Путина и условного Навального не имеет к их удержанию и использованию в дальнейшем никакого отношения. Более того, в этом противостоянии уже намечается и компромисс, отработанный на Белоруссии: тандем нерукопожатого диктатора и его ближайшего окружения, символически «персонально санкционированного», и бессильного вождя оппозиции, призывающего к ненасильственному сопротивлению и таким образом канализирующего любой реальный протест. В Белоруссии это отлично работает на фигурах Лукашенко и Тихановской. Муж Тихановской, как мы помним, сидит, но его мало кто знает, и всем на него, в общем-то, наплевать. В России та же схема выстраивается чуть сложнее: плохиш Путин, с которым, тем не менее, «надо говорить», иначе поломается «последний мост», хорошая Юлия Навальная и совсем хороший сиделец Алексей, о котором, при надлежащей раскрутке Юлии за пару лет все забудут. Эта нехитрая комбинация, когда тиран и оппозиционер(ка) образуют устойчивую и дополняющую друг друга пару, может работать годами.

Но вернемся к дате смерти Наполеона. Естественно, что Путина, либо, по негласной договоренности, кого-то из официальных лиц Кремля, на мероприятия в Париже все-таки пригласят. Но допустим невероятное: Путина не пригласили, а пригласили Юлию Навальную. Конечно, в Кремле возмутятся таким выбором, а на российском телевидении изойдут плевками, но что он изменит по сути? Присутствие представителя России, независимо от того, кто это будет, еще раз легитимизирует российскую версию истории. Навальная — так Навальная, да хоть бы и расчленителя Соколова отпустили из заключения на время, пусть даже так. Персоналии в данном случае не имеют никакого значения.

Успехи и поражения в войне за восприятие исторических событий в массовом сознании имеют самые прямые экономические и политические последствия. Здесь нет никаких «дел давно минувших дней», и правильная оценка событий эпохи Наполеона имеет сегодня не меньшее значение, чем правильная оценка событий Второй мировой войны и событий зимы 2014 года. В России это поняли и ведут войну за все исторические плацдармы, не жалея на это сил и средств. Европа, как обычно, вообще не понимает, с чем она столкнулась в лице России, видя только вывески «суд», «СМИ», «партии», «эксперты», «протесты», и не вникая в то, что скрыто за ними. Редкие случаи просветления немедленно подавляются Москвой, заливающей деньгами либо самих просветленных, либо их оппонентов.

Мы же — здесь под словом «мы» я говорю обо всех постсоветских странах, по меньшей мере, обо всей балто-каспийской дуге, — даже продекларировав желание дистанцироваться от России, ограничиваемся рептильным подражанием Европе. Собственной эффективной политики, и, что еще важнее, практики в вопросе исторической войны мы не имеем, а все наши попытки отвечать лишены системного характера, и на российском фоне выглядят слабо и по-дилетантски. Между тем, российские исторические грабли, щедро разбросанные Москвой, могут, конечно, при случае, набить европейцам несколько болезненных шишек. Но существенного вреда им они не причинят. Зато нас эти грабли могут и убить как отдельное от России общество, бросив труп этого общества на съедение московским падальщикам.

Что же до государств постсоветских стран, в том числе и Украины, то, при крайне слабом обществе, подверженном российскому влиянию, они все больше напоминают кота Шредингера.