Интервью с главным редактором исторического журнала «Карта», руководителем неправительственной организации Центр «Карта», занимающегося документированием новейшей истории Польши и Восточно-Центральной Европы Збигневом Глузой (Zbigniew Gluza).
Polityka: Подписанный 18 марта 1921 года в Риге мирный договор завершил изнурительную советско-польскую войну и установил польские границы Польши на востоке. В возрожденной Польше документ встретили с облегчением, но переговоры были бурными, а в их процессе происходили неожиданные повороты.
Збигнев Глуза: Даже изначальный состав польской делегации был беспрецедентным: в нее входили представители и правительства, и Законодательного сейма. Последний представляли шестеро депутатов от важнейших фракций. Правительство, в свою очередь, выбрало экспертов из дипломатических кругов и армии. Мнения сторонников разных представленных в Сейме сил расходились, что мешало выработать солидарную польскую позицию и провоцировало разнообразные трения. При этом делегация не получила четких инструкций по поводу переговорной стратегии, ей предписывалось реагировать на события.
— Переговоры начались, когда война еще была в разгаре. Какие последствия это за собой влекло, что происходило на фронте, когда обе стороны садились за стол переговоров?
— Переговоры стартовали уже 17 августа 1920 года в Минске. Всего днем ранее польские силы начали контрнаступление в Варшавской битве, а большевики не знали, что их войска проигрывают войну. Они вели себя заносчиво, никаких договоренностей достичь не удалось. Через две недели, когда стало понятно, что польский контрудар оказался успешным, переговоры перенесли в Ригу. Там советская сторона придерживалась более дипломатичного подхода. Тот факт, что войска продолжали противостоять друг другу на фронте, усиливал ощущение неопределенности: ни поляки, ни большевики в тот момент не верили в прочный мир.
— Усилилась ли переговорная позиция Польши благодаря победе в Варшавской битве?
— Несомненно, хотя ничего еще не было предрешено. 12 октября 1920 года в Риге было заключено перемирие, спустя шесть дней две армии приостановили военные действия. Рамки будущего договора создавались в течение следующих пяти месяцев на встречах представителей обеих сторон. Вряд ли можно сказать, что у польской делегации был большой дипломатический опыт. Ее глава, Ян Домбский (Jan Dąbski) из Польской народной партии «Пяст», не разбирался в восточных вопросах, тогда как его советский коллега, Адольф Иоффе, уже успел ранее подписать несколько международных договоров. На мой взгляд, однако, главной проблемой была не недостаточная квалифицированность членов польской делегации, а отсутствие у польской стороны четкого геополитического видения будущего Восточной Европы.
— Переговоры в Риге касались не только Польши и Советской России. Ставкой было также будущее Украины, Белоруссии. Какие инструкции польские делегаты получили по этому вопросу?
— Позицию польской стороны по вопросу Украины и Белоруссии отлично иллюстрирует сообщение работавшего в русской эмигрантской прессе журналиста Николая Бережанского. 21 сентября 1920 года наступил момент «признания полномочий», то есть в том числе того, от чьего имени ведет переговоры советская сторона. Бережанский описывает, как потрясло публику и большевистскую делегацию то, что поляки без малейших возражений согласились с тем, что она имеет право представлять Украину. Иоффе достал портсигар и закурил. В тот момент войска Украинской Народной Республики, в соответствии с договором, который подписали Пилсудский и Петлюра, сражались на польской стороне (эти украинские подразделения как раз сложили оружие лишь в ноябре 1920 года). Таким образом имело место очевидное предательство союзника. Так же Польша отвернулась от воевавших на ее стороне белорусов.
— С того момента большевики фигурировали в документах как «российско-украинская мирная делегация». Почему поляки так быстро сдались в этом вопросе? Ситуация на фронте была благоприятной.
— Такой была рекомендация правительства. Оно не хотело затягивать войну, а большевики, которые уже тогда считали Украину советской, заняли категоричную позицию. То, что поляки не действовали так же, было следствием абсолютного непонимания перспектив нашей страны и преобладания в политике националистической идеи. В предыдущие полтора года рухнула федералистская концепция, с которой Юзеф Пилсудский шел на восток. Первым ударом стали провалившиеся переговоры с литовским правительством. Весной 1919 года Михал Рёмер (Michał Römer) услышал от литовцев категорический отказ вести сотрудничество с поляками.
Союз с Симоном Петлюрой имел уже явно покровительственный характер, а предпринятая весной 1920 года Киевская операция завершилась военным разгромом. Молодое польское государство подвергло себя огромному риску (в глубине украинских земель население поляков не поддержало). Правые, которые занимали тогда в польской политике доминирующее положение, руководствовались этническими интересами Польши, а тогда требовалось мыслить в том числе в геополитических категориях.
— В ходе переговоров появилась возможность приобретения Польшей Минска, но наша делегация от нее отказалась. Почему?
— Депутаты часто поднимали тему возвращения Польши к границам 1772 года, поскольку считали, что возрожденное государство должно стать сильной державой, продолжать традиции Первой Речи Посполитой. Правые указывали на опасность аннексии земель, где польский дух был слишком слабым, их волновала целостность государства, риск «разбавления» польского народа. Регион Минска не был территорией, где присутствовал сильный национальный элемент, поэтому наша делегация не придавало ему особого значения. Однако в этом заключалась принципиальная ошибка, совершенная Польшей в Риге.
— В чем было дело?
— Польская Республика вела там переговоры с Россией как с единственным игроком на Востоке, в итоге мы лишили себя на 70 лет возможности выстраивать партнерские отношения с Украиной, Белоруссией и Литвой, не говоря уже о неофициальных российских силах. В следующие десятилетия двое проницательных визионеров, Адам Узембло (Adam Uziembło) (в 1932 году на страницах издания «Ютро Жечипосполитой») и Юлиуш Мерошевский (Juliusz Mieroszewski) (в 1972 году на страницах парижской «Культуры»), убедительно доказывали, что обрести прочную независимость Польша в условиях враждебности России, а ранее Германии может, лишь выстроив демократическую федерацию с привлечением соседних стран. В этом заключается парадокс истории: сто лет назад мы вместе с большевиками создавали «собственный» уклад Восточной Европы, игнорируя устремления неидеологизированных соседних народов. Сложно назвать это признаком наличия геополитического воображения. Достаточно было выступить на переговорах вместе с украинцами и белорусами, которые воевали с нами в рамках одного союза.
— А, может быть, федералистская концепция хороша лишь в теории? Для танго, как говорится, нужны двое, между тем Петлюра был слишком слаб и не пользовался на Украине особой популярностью.
— Федералистская концепция Пилсудского, которую не поддерживал Сейм в Варшаве, быстро оказалась иллюзией. Впрочем, она рухнула не на Украине, а в Литве. Еще до отправки Рёмера Пилсудский был согласен на появление отдельного государства со столицей в Вильне, существующего в тесном союзе с Польшей. Когда на Пасху в 1919 году польские войска входили в Вильно, Юзеф Пилсудский представал не только в образе освободителя от большевиков, но и поборника идеи такой государственности, которая защитит местное население от нападений извне и позволит преодолеть господствовавшую после Великой войны враждебность между народами. Начальник Польского государства в обращении ко всем жителям своей малой родины заявил о намерении объединить страну. Очень скоро оказалось, что политическая практика шла вразрез со словами. Уже тогда стало ясно, что внедрение федералистской концепции невозможно. Полагаю, после отказа литовцев в апреле 1919 года Пилсудский уже не мог верить в ее успех. Нет ничего удивительного в том, что двумя годами позднее, после изнурительной войны, на переговорах в Риге таких иллюзий уже не было.
— Как выглядели кулисы переговоров? Пресса подробно освещала пленарные заседания, что часто вело к эскалации напряженности. В начале октября преодолеть кризис удалось благодаря конфиденциальной встрече в узком кругу.
— Большинство основных вопросов обсуждали главы двух делегаций в сопровождении своих секретарей. Потом работали комиссии, под конец устроили пленарные заседания, которые уже имели отчасти декоративный характер. В последний момент, перед подписанием договора все несколько разладилось. 18 марта 1921 года в роскошном зале собрались обе делегации в полном составе, латвийское правительство с премьером, представители дипломатических миссий, аккредитованных в Латвии, многочисленные корреспонденты, а документа не было. Польский секретарь Кароль Познаньский (Karol Poznański) застрял с его текстом в типографии и опоздал на полтора часа. Текст начали читать не в 19 часов, а в 20.30. Находившийся тогда в варшавском Большом театре премьер Винценты Витос (Wincenty Witos) объявил, что в Риге в 21.30 подписали договор.
— Поляки, которые жили на землях давней Речи Посполитой на Украине и в Белоруссии сочли его неприемлемым.
— Многих он привел в отчаяние. Жестче всего критиковали Рижский договор польские землевладельцы, чьи поместья оказались по восточную сторону новой границы. Для них это решение было трагическим. Многим пришлось оставить свое имущество. Они считали, что договор перечеркнул эффекты многолетней борьбы за сохранение на этих землях польского духа или хотя бы следов польской культуры, стал плодом предательства национальных интересов. Однако у Польши не было никаких шансов позаботиться об этом наследии, ведь вопреки тому, что утверждала наша пропаганда, она не была сильной державой.
— Рижский договор стал важной вехой в истории Восточной Европы XX века. В польской традиции он считается победой, а как он выглядит с украинской или белорусской перспективы?
— Этот договор завершил победоносную войну, исход которой был огромным успехом польского общества. В свою очередь, сам он был не победой, а, скорее, поражением. Польская политика позволила большевикам укрепить позиции, что облегчило им процесс расправы с белыми. В течение двух лет федералистский подход уступил позиции империалистическому, а тот в контексте предыдущих разделов страны можно назвать польским самообманом. Пышные празднества, которые устроили после входа польской армии в Киев 7 мая 1920 года, уже через несколько недель стали выглядеть смешно, ведь пришлось спешно отступать. Наши соседи прекрасно понимали, как будет выглядеть действительность «после Риги», они считали оккупантами и Польшу, и Советскую Россию.
— У Центра «Карта» есть своя стратегия искупления вины за Рижский договор. Это цели служит ваша инициатива «Восточный дом».
— Наш центр имеет долгие традиции установления контактов и ведения диалога о прошлом, невзирая на границы и противоречия. Уже в начале 1990-х годов мы завязали сотрудничество с российским «Мемориалом» и польско-украинский диалог, наладили взаимодействие с белорусской оппозицией, начали вести совместные исследовательские проекты с литовцами. Все это делалось благодаря американским средствам, польское государство поддерживать эти проекты не хотело.
На мой взгляд, столетие со дня подписания Рижского договора — прекрасный момент для того, чтобы Польша адресовала своим восточным соседям послание, противоположное прозвучавшему тогда. Мы до сих пор не можем принять неприятную правду и признать, что националистическая политика Второй Польской Республики разрушила наши отношения с литовцами, белорусами и украинцами, многие из которых обрадовались поражению Польши в сентябре 1939 года. Следует извлечь из этого выводы. Именно поэтому вместе с семьей Пшевлоцких, довоенных владельцев дворца в Мордах под Седльцами, мы обустраиваем там Восточный дом.
— На каком этапе вы находитесь, на кого ориентирована эта инициатива?
— Дворец вместе с парком (4 000 квадратных метров помещений и 10 гектаров земли) внесен в реестр памятников, но в последние 30 лет они приходили в запустение. Фонд Восточного дома вместе с семьей Пшевлоцких и Центром «Карта» ищет сейчас средства на ремонт хотя бы одного из зданий. Когда мы их найдем, Восточный дом начнет свою деятельность. Это будет место встреч и центр творческой деятельности. Мы планируем создать Восточную библиотеку и архив, вернуться к систематическому диалогу с Востоком, начатому в 1990-х годах. Вторая Польская республика вела борьбу с украинскими библиотеками, а мы впервые за 90 лет хотим создать официальные украино-, белорусско- и русскоязычные фонды, чтобы хотя бы польские украинцы и белорусы получили свое место памяти. Мы рассчитываем на участие в инициативе независимых политических кругов из стран, находящихся за нашей восточной границей. Восточный дом должен стать экстерриториальным пространством, объединяющим под простым лозунгом «мы считаем всех жертв нашими». В каком-то смысле это была бы расплата по счетам за Рижский договор.
