Недавно Россия назвала Чехию враждебной страной. Для большинства комментаторов, которые обоснованно видят в России угрозу для безопасности нашей страны, это стало подтверждением того, что с Россией и впредь нужно вести себя осторожно. Некоторых же членов нашего правительства, напротив, это подвигло к тому, чтобы как-то изменить ситуацию. Министр иностранных дел собирает заседания. Уполномоченный правительства по связям с Россией нацелен на переговоры.
Вообще то, что Российская Федерация куда-то там отнесла Чехию, само по себе не имеет никакого реального значения. Это лишь подтверждает, что для российской внешней политики мы второразрядная страна. Давайте попробуем взглянуть на мировые события не с чешской точки зрения. Беспристрастный анализ того, каковы сегодня стратегические интересы Российской Федерации, ясно нам покажет, что Чешской Республике среди них места нет.
Да, Чешская Республика попадает в центр российских разведывательных операций и операций влияния. Но какой бы привлекательной для СМИ ни была эта тема, на шкале российских внешнеполитических приоритетов эти операции первого места не занимают. Почему бы не принять тот факт, что мы не относимся к приоритетам российской внешней политики? Давайте не будем искать подтекст там, где его нет.
Лучше ограничим наше посольство в Москве до необходимого минимума, чтобы оно вело необходимую консульскую и экономическую деятельность. А вот нашу деятельность на уровне Европейского Союза и НАТО, напротив, нужно расширить, в том числе ввиду угрозы для безопасности, исходящей от России. Давайте проконсультируемся на этот счет с Берлином, Лондоном, Варшавой, Парижем и Вашингтоном, но не с Москвой.
Россия и статус державы — сведение воедино
Держава — это государство, которое способно проецировать свою власть в мире, выходя, в том числе, за пределы своих непосредственных интересов. Ее политика и интересы учитываются при решении глобальных проблем.
Российский статус державы основан на позиции бывшего Советского Союза на международной арене. Это отражено в членстве РФ в Совете безопасности ООН и всеобщем признании статуса России как ядерной державы.
Что касается экономики, то в этой области у России, разумеется, совсем другой вес. Размеры российской экономики сопоставимы с итальянской. Поэтому Российская Федерация стремится компенсировать свою неполноценность тем, что активно вмешивается в споры, не касающиеся ее непосредственных интересов. Это требует огромных дипломатических и финансовых усилий. Кремль не смог бы себе этого позволить, если бы его контролировал, как положено, демократически избранный парламент, охраняющий государственный бюджет.
Когда, например, в 2019 году росла напряженность в Персидском заливе, Россия начала свою традиционную дипломатическую игру, предложив данному региону «новую систему безопасности». После иранского ракетного удара по нефтяным месторождениям Саудовской Аравии в Москве состоялась конференция, на которой присутствовал хоть и не полный, но широкий круг субъектов ближневосточной политики. «Новым» и заметным элементом предлагаемой системы безопасности было включение в нее России в качестве активного игрока (на основании членства в Совете безопасности ООН).
Попытка провалилась, поскольку государства региона хорошо поняли динамику иранской эскалации, после которой ожидался спад напряженности. Они не были заинтересованы в новом формате взаимодействия на долгий срок. К решению проблемы параллельно подключились США и Великобритания, державы, которые хоть и удалены географически от этого региона, но связаны с ним прямыми обязательствами в сфере безопасности и располагают там значительными военными силами.
Россия предлагала себя в роли беспристрастного посредника между Ираном и Саудовской Аравией и при этом пыталась склонить саудовцев к приобретению российского комплекса С-400, что, однако, отнюдь не помогло бы Ирану. Прекрасный пример того, как Россия, несмотря на огромные дипломатические усилия, по-прежнему ведет себя, как слон в посудной лавке.
Такую же цель преследовало российское вмешательство в Ливии. Поддержав Халифа Хафтара, российская дипломатия попыталась добиться от Европейского Союза признания роли России в стабилизации Ливии. Сначала безуспешно.
Но постепенно ситуация в Ливии ухудшалась, а Европа никак не могла этому помешать, и для России открывались новые возможность. Москва тогда снова предложила себя в качестве места для дипломатического диалога — на этот раз между признанным ливийским правительством и генералом Хафтаром. И хотя в роли посредника России удалось не больше, чем Европейскому Союзу, российские вооруженные силы остаются в Ливии. Поэтому теперь ни одна попытка найти выход из текущего ливийского конфликта не обойдется без консультаций с Россией.
Россия пропагандистски использует тот факт, что в 2011 году Соединенные Штаты довольно скоро бросили на произвол судьбы египетского президента Хосни Мубарака. Россия же, напротив, осталась верна Башару Асаду даже после начала гражданской войны и не покинула в трудный момент венесуэльского президента Николаса Мадуро.
Свою «великодержавную» повестку Россия отнюдь не ограничивает только Ближним Востоком. Часто она выбирает, на первый взгляд, невероятные варианты. Но стремится она на самом деле не к подлинному решению проблемы, а к тому, чтобы занять позицию игрока, без которого нельзя обойтись.
Это подтверждает проект транскорейской железной дороги, которая позволила бы Южной Корее доставлять товары через Россию в Европу. Как символический шаг к объединению полуострова это предложение дает России возможность включиться в корейский вопрос, хотя реальное воплощение этой идеи маловероятно. То же можно сказать о посредничестве между Индией и Пакистаном.
В последнее время также все больше общих интересов у России и Франции. Согласно французской стратегической доктрине, источником терроризма, главной угрозы для страны, по-прежнему считается Африка. Россия, в свою очередь, отправляет воевать своих наемников в такие страны, как Судан, Центрально-Африканская Республика, Зимбабве, Ангола, Мадагаскар, Гвинея, Гвинея-Бисау и Мозамбик. Российское преимущество заключается и в том, что она не ставит свою военную помощь в зависимость от соблюдения демократических норм.
Также Россия сумела убедить турецкого президента Эрдогана купить стратегический зенитный ракетный комплекс класса «земля — воздух» С-400. Так ей удалось разместить российскую оборонную систему на территории НАТО, а также отправить туда свой обслуживающий персонал и военных консультантов.
Члены международной коалиции против ИГИЛ (запрещено в России — прим. ред.) явно опасались ненароком убить российский военный персонал при ударах по системам противовоздушной обороны в Сирии. Само вмешательство в события в Сирии не было актом бескорыстной помощи режиму Башара Асада.
Россия воспользовалась этой возможностью для того, чтобы разместить свои гиперзвуковые ракеты, а также, вероятно, тактическое ядерное оружие на базе в сирийской Латакии. Все это примеры того, как Россия формирует собственную военную повестку, соответствующую статусу державы.
Россия извлекает дополнительную пользу для своей внешней политики из событий, происходящих в непосредственной близости от Европейского Союза, не ограничиваясь великодержавным аспектом. Она старается использовать свою позицию, чтобы проверить, не может ли ее «конструктивная» роль в Северной Африке способствовать пересмотру санкций ЕС, введенных из-за Крыма. Разумеется, ничего подобного ей пока не обещали, но некоторые страны, такие как, например, Италия, готовы обсуждать этот вопрос. Склоняется к этому и Франция.
Способность России сохранять в, казалось бы, отдаленных регионах военно-дипломатическое присутствие может открыть перед ней массу возможностей. Она не отказывается и от услуг любезных «адвокатов», таких как чешский президент или председатель партии SPD, которые продолжат ратовать за отмену санкций. Но стратегия связывания роли России в конфликтах с великодержавной и санкционной повесткой для нее намного важнее.
Россия всегда верила, что региональная гегемония обеспечит ей территориальный суверенитет. Еще царское правительство осознавало, насколько трудно контролировать миллионное население из разных, не только русской, национальностей на обширной территории империи и дикие кочевые племена народов у ее границ. В ХХ веке советская русификация и постепенное расширение территории помогли обеспечить государству безопасность. Специфика российских границ заключается в том, что для их стабильности и безопасности Россия должна быть сильной и за своими пределами.
Во времена российской империи и молодого советского государства внешние враги использовали этнические, языковые, религиозные и политические противоречия для подрыва российского суверенитета. Отсюда и традиционная подозрительность к враждебным коалициям, обретающим влияние в соседних с Россией государствах. В Североатлантическом альянсе Россию не устраивает, в частности, то, что гарантии безопасности, которые он дает, позволяют соседним с ней государствам проводить независимую политику, а ее Россия считает потенциально опасной.
Поэтому одной из целей военных учений типа «Запад» было отпугнуть Польшу и Литву от сближения с Белоруссией, с которой эти страны связывают исторические узы. Именно потому, что кризис на периферии империи часто приводил к кризису в ее центре (политические последствия первой чеченской войны сформировали многих нынешних высокопоставленных российских руководителей), восстановление исторических связей Белоруссии Россия считает большой угрозой. До сих пор иногда отмечаемый третьего мая белорусский День конституции, то есть польской конституции 1791 года, возмущает Россию и служит ей поводом для противодействия с привлечением разведки.
Североатлантический альянс склонен развеивать российские опасения, вызванные оружием НАТО. Но Россия не так уж боится традиционного вторжения в духе Второй мировой войны, и большую роль играет ощущение собственной уязвимости и боязнь фрагментации на периферии.
Ни в «великодержавной» повестке, ни в контроле над непосредственным окружением Чешская Республика не играет никакой роли (пожалуй, за исключением солдат Армии ЧР в натовских отрядах в Прибалтике). Странами, находящимися на периферии российского влияния, такими как Литва, Польша или Румыния, Москве приходится заниматься несравнимо больше, чем Чешской Республикой.
Место Чешской Республики
Все выше сказанное не означает, что Чехия России совершенно безразлична. Мы члены Европейского Союза и НАТО, а обе эти организации Россия считает вредными для своих интересов.
Европейский Союз базируется на верховенстве права, и торговля в нем подчиняется общим правовым предписаниям, а Россию это не устраивает. Цель России — подорвать веру граждан европейских стран в общие ценности. Например, в нашей стране перед выборами в Европейский парламент Россия инвестировала в тысячи дезинформационных новостей, нацеленных против Европейского Союза.
Что касается НАТО, самого мощного военного альянса мира, то Россия торпедирует его политическое единство и скорость принятия решений в случае конфликта.
И от того, и от другого нужно защищаться и постоянно повышать нашу обороноспособность. Добиться этого можно, улучшив работу органов государственного управления и систему образования, направленную на критическую оценку информации, а также усилив кибернетическую оборону и повысив уровень гражданского воспитания в школах и так далее. Все это задачи для нас дома, и обсуждать их с Москвой мы не должны.
Мартин Стропницки возглавляет Программу стратегий безопасности в Центре безопасности аналитического центра «Европейские ценности». Он работал в Канцелярии президента Чешской Республики (при Вацлаве Гавеле), а затем на дипломатической службе, в том числе послом в Будапеште (2002 — 2006) и Варшаве (2010 — 2014), заместителем директора Отдела Центральной Европы, а затем Отдела аналитики и планирования МИДа ЧР. Является автором концепции Чешско-польского форума и советником председателя Комитета по европейским делам палаты депутатов парламента ЧР.
