ЛОНДОН — Среди множества экзистенциальных угроз, нависших в этом году над Евросоюзом (беженцы; политики-популисты; политика сокращения госрасходов, вдохновляемая Германией; банкротство правительства в Греции и, возможно, в Португалии), есть один кризис, который уже находится на пути скорого разрешения. Британия не проголосует за выход из ЕС.

Может показаться, что этот уверенный прогноз противоречит результатам опросов общественного мнения, согласно которым на референдуме в июне примерно 50% избирателей поддержат «Брексит» (то есть выход Великобритании из ЕС). И не исключено, что британское общественное мнение на какое-то время ещё больше склониться в пользу идеи выхода, поскольку евроскептики уже начали высмеивать «новое соглашение», достигнутое Британией на саммите ЕС 19 февраля.

Тем не менее, мир, по всей видимости, может уже перестать беспокоиться по этому поводу. Политические и экономические аспекты данного вопроса практически гарантируют, что британские избиратели поддержат сохранение членства в ЕС. Пусть даже это не будет очевидно из опросов общественного мнения вплоть до последних недель — или даже дней — до голосования.

Для понимания причин, которые активно способствуют голосованию «за», начнём с политики. Британские лидеры по большому счёту не занимались серьёзной агитацией против Брексита, пока не было достигнуто соглашение с ЕС. Дело в том, что премьер-министр Дэвид Кэмерон и его правительство были вынуждены притворяться, будто замышляют развод на случай, если ЕС отвергнет их требования.

В таких обстоятельствах ни лейбористы, ни лидеры бизнеса не могли защищать соглашение с ЕС, поскольку сам Кэмерон ещё не был готов к этому. Тем самым, лобби сторонников выхода получило фактическую монополию на внимание общественности. И такое положение ещё некоторое время может сохраняться, так как, несмотря на достигнутые сейчас договорённости с ЕС, Кэмерон не захочет ссориться с непримиримыми евроскептиками в собственной партии, пока это не станет абсолютно необходимо. Однако данный политический дисбаланс резко качнётся в обратную сторону по мере приближения дня референдума.

И одна из причин этого — решение Кэмерона освободить своих министров от партийной дисциплины на время проведения кампании перед референдумом. Сначала это восприняли как признак слабости, но данный шаг Кэмерона оказался в итоге очень ловким ходом. Получив свободу «голосовать по совести» в вопросе о соглашении с ЕС, большинство влиятельных политиков-консерваторов, не считая ярких фигур Бориса Джонсона и Майкла Гоува, решили поддержать Кэмерона.

В результате кампания сторонников выхода осталась фактически без лидеров и уже разделилась на две враждующие фракции — одной группой движут главным образом анти-иммигрантские и протекционистские настроения, а другая намерена сконцентрироваться на неолиберальной экономике и свободной торговле.

Можно уверенно предсказать, что по мере того, как политическая волна разворачивается, в том же направлении последуют британские СМИ и мнение деловых кругов, главным образом из-за прямых финансовых интересов. К примеру, Руперту Мёрдоку, чьи СМИ доминируют в медиа-ландшафте, нужно членство в едином рынке ЕС для консолидации проектов спутникового телевидения в Британии, Германии и Италии. Другой мощный мотиватор для Мёрдока (а также для других собственников СМИ и лидеров бизнеса) — желание быть на стороне победителя и сохранить хорошие отношения с Кэмероном, если, конечно, они не увидят неопровержимых доказательств, что он проиграет.

Здесь мы подходим к главной причине, по которой следует игнорировать текущие опросы общественного мнения. Как только Британия начнёт серьёзно обсуждать плюсы и минусы выхода из ЕС (не исключено, что такое обсуждение начнется лишь за несколько недель до референдума), избиратели поймут, что Брексит приведёт к колоссальным экономическим потерям для Британии и не принесёт вообще никаких политических выгод.

Экономические проблемы, связанные с Брекситом, будут колоссальными. В кампании за выход главный экономический аргумент заключается в следующем: огромный торговый дефицит Британии — это её секретное оружие, потому что ЕС потеряет больше, чем Британия, в случае разрыва торговых отношений. Однако это банальная ошибка. Британии придётся начать переговоры о доступе к единому европейскому рынке своего сектора услуг, в то время как промышленные производители из стран ЕС получат практически неограниченное право продавать в Великобритании всё, что им захочется, автоматически, согласно глобальным правилам Всемирной торговой организации.

Маргарет Тэтчер первой поняла, что из-за специализации Британии на услугах (причём не только финансовых, но и юридических, бухгалтерских, услуг в сфере медиа, архитектуры, фармацевтических исследований и так далее) для неё критически важно быть членом единого рынка ЕС. Между тем, для Германии, Франции или Италии нет большой экономической разницы в том, является ли Британия членом ЕС или только членом ВТО.

Это означает, что Британии придётся подписать соглашение об ассоциации с ЕС, аналогичное соглашениям, о которых договорились Швейцария и Норвегия, две единственные экономически влиятельные страны Европы, не входящие в ЕС. С точки зрения Евросоюза, условия любого соглашения с Великобританией должны быть такими же строгими, как в существующих соглашениях об ассоциации. Предоставление ей более мягких условий немедленно вынудит сделать аналогичные уступки для Швейцарии и Норвегии. Что ещё хуже, любые особые одолжения Британии создадут прецедент и будут искушать других колеблющихся членов ЕС начать грозить выходом и требовать новых переговоров.

Среди согласованных Норвегией и Швейцарией условий (которые ЕС, конечно, считает необсуждаемыми) есть четыре, которые полностью аннулируют политические цели Брексита. Норвегия и Швейцария обязаны подчиняться всем правилам и стандартам, принятым в едином европейском рынке, но не имеют права голоса в их формировании. Они согласились внести все необходимые законодательные нормы ЕС в национальное законодательство, не спрашивая мнения избирателей по этому поводу. Они платят значительные суммы в бюджет ЕС. И они обязаны принимать неограниченное число иммигрантов из ЕС, что уже привело к тому, что доля иммигрантов из ЕС в составе населения Швейцарии и Норвегии выше, чем в Великобритании.

Если Британия отвергнет подобные посягательства на свой национальный суверенитет, тогда её сектору услуг будет закрыт доступ к единому рынку. Правительства Франции, Германии и Ирландии будут особенно рады увидеть, как британские банки и хедж-фонды окажутся в изоляции из-за регулирования ЕС, а базирующийся в Великобритании бизнес, связанный с управлением активами, страхованием, бухгалтерскими и юридическими услугами, а также СМИ, вынужден переводить рабочие места, штаб-квартиры и налоговые платежи в Париж, Франкфурт или Дублин.

Столкнувшись с подобным оттоком рабочих мест и бизнеса в секторе услуг высокой стоимости, Британия, конечно, уступит и смирится с тем навязчивым регулированием, которое предполагается соглашениями об ассоциации с ЕС, аналогичным швейцарскому или норвежскому. В итоге, Брексит приведёт не только к разрушительному пересмотру экономических отношений, но ещё и к потере политического суверенитета для Британии.

А может быть только для Англии, поскольку Шотландия, вероятно, выйдет из состава Соединённого Королевства и воссоединится с ЕС, прихватив по ходу дела множество рабочих мест из Лондона в Эдинбург. Как только политические, деловые и медиа-лидеры Британии начнут привлекать внимание общества к этой суровой правде жизни после Брексита, можно быть уверенными: избиратели решат остаться в ЕС.