Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Речь — ужасная ловушка для сознания. Однажды поняв, что она строится по определенным правилам, сознание норовит вырваться из царства логики и порядка. Норовит обмануть язык свободой от всяких правил и ограничений. Политические метафоры — перенос имен, географических названий и понятий из чужой эпохи на сегодняшние реалии — это торжество памяти над сообразительностью.

Речь — ужасная ловушка для сознания. Однажды поняв, что она строится по определенным правилам, сознание норовит вырваться из царства логики и порядка. Норовит обмануть язык свободой от всяких правил и ограничений.

Люди неосторожно пользуются метафорами. Поэтам это простительно. Пушкин сказал, что Петр Россию «поднял на дыбы», когда посмотрел на бронзовую статую Фальконе. И с тех пор поколения школьников, переводя взгляд с верноподданнического памятника на мятежные стихи и обратно, ищут свою меру понимания истории.

Политические метафоры — перенос имен, географических названий и понятий из чужой эпохи на сегодняшние реалии, если переводить разговор на философский уровень, — это торжество памяти над сообразительностью.

Чего стоит, например, употребление имени нацистского пропагандиста Йозефа Геббельса в качестве метафоры для современного российского телевидения или для пресс-секретарей министерств, которых уличают во лжи, разоблачаемой самими пропагандистами.

Для сошек помельче в России пользуются словом «пропагандон». Тут тоже имеет место метафора, только не именная, а предметная. Гандон по-русски — это грубоватое обозначение презерватива. Метафора образована не только по созвучию, но и по функциональному сходству: говорящий полагает, что пропагандон только мучает мозги своих слушателей, бессильный осеменить тех плодотворными идеями.

Чем же плохи эти метафоры? Тем, что отвлекают слушателей и читателей от существа дела. Мешают познавать насущную реальность.

Почему отсылка к «геббельсу» в русском разговоре так вредна? Да потому что в России советской эпохи , в совсем недавней истории трудились собственные злокусачие идеологи. Это Жданов или Суслов отформатировали мозги современных россиян, а никакой не Геббельс, который и говорил на иностранном языке, и кончил свой путь вместе с нацизмом.

Но никому из российских журналистов и в голову не придет пользоваться этими собственными именами, потому что ни сами они, ни их аудитория не интересуются скучной историей своей страны. На кой черт нам самопознание, если мы можем жить в империи чувств?

Или вот Гитлер. Ясное дело, сказать, что Путин ведет себя с Украиной так же, как Гитлер повел себя в 1930-х гг. с Австрией или Судетами, конечно, можно. Но эта метафора, если представлять себе язык как стрелу мысли, которую мы посылаем в цель, одновременно является и недолетом, и перелетом.

Почему недолет? Потому что, с одной стороны, повторять то, что до тебя делал известный тебе и общепризнанный злодей и убийца, значит быть хуже этого злодея и убийцы. Не казаться, а именно быть хуже его, даже и не исполнив еще всего задуманного. Но одновременно это и перелет. Гитлера нет на свете с 1945 года, смерть его была ужасна. Жертвы, которые принесли по воле этого человека во всем мире и в его собственной стране, беспримерны.

Сравнение с ним оскорбительно для разума человека, который отличает прошлое от настоящего как бывшее от только становящегося.

Метафоры хороши в поэзии, где они создают небывалые миры и расширяют сознание, и плохи в политике, где они сначала порождают химеру, а потом велят людям подчиняться той и приносить в жертву собственных детей, как сейчас требует от россиян, к счастью, только половина верхней палаты парламента.

Но что же делать, когда жить без метафор российские политики пока не могут?

С точки зрения политической семантики Россия предложила Украине и остальному миру поразительную загадку. Тысячи российских военных в, как говорят, новейшей униформе спецназа постепенно захватывают стратегические позиции на Крымском полуострове, но ни на их бронемашинах, ни на камуфляже нет никаких опознавательных знаков.

Понятно, что чисто правовой подход здесь не работает. Жертвы нападения понимают, что перед ними — россияне, но это понимание опирается на слуховые ощущения и на подсказки внутреннего голоса.

Это какая-то сверхсекретная Россия, пришедшая не из настоящего и не из прошлого, а откуда-то еще, из четвертого измерения. Безымянная машина смерти (дяденьки ведь вооружены до зубов) должна, возможно, деморализовать военных и гражданских. Но у нее есть и еще одна функция: она должна разрушить ощущение политического времени.

Инопланетяне без опознавательных знаков, успевшие выучить человеческий язык в русском изводе, сначала прибыли на украинскую территорию, и только вдогонку этим людям из далекой Москвы пришло решение Совета Федерации России разрешить президенту РФ отправить российские войска в Украину.

Если перевести это на человеческий язык, Совет Федерации и президент теперь могут в любой момент рассекретить свои воинские части, дать им имена, звания, повесить опознавательные знаки на их бронетехнику и сделать нечто официальное. Но какие это будут имена?

Перед нами, по-видимому, не простой акт агрессии одного государства против другого, а эпизод тайной операции по внутреннему преобразованию захваченного пространства путем постепенного, но быстрого переименования его населения, армии и правительственных учреждений.

Иначе говоря, безымянные россияне, прибывшие в полном вооружении в Крым, представляют собой ядро новых будущих «крымчан», которые, возможно, даже обойдутся без единого выстрела, но зато проглотят население Крыма, переозначив его. Так позднеантичные эллины превратились в «римлян» Византии, и только пережив эпоху Османского владычества, вернулись в свой статус греков. Но там процесс измерялся столетиями, а на крымском театре военных действий счет идет на недели.

Для остального мира эта процедура переименования через впрыскивание в Крым неопознанных вооруженных мужчин, страшно похожих на людей, могла бы пройти незаметно, если бы не современные средства коммуникации. Все желающие могут сейчас рассмотреть эти лица, бронежилеты и даже кое-где не до конца споротые шевроны.

Больше того, Россия без опознавательных знаков, вероятно, пойдет дальше и начнет топтаться в других городах, перед административными зданиями и воинскими частями, привлекая к себе нестойких «старых украинцев», чтобы, спарывая и с них пока еще значащие что-то нашивки, переименовать в каких-нибудь «новых украинцев».

Как работает такое переименование, мы наблюдали в Чечне. Утопив в крови Ичкерию, федералы, как тогда называлась российская армия, вылепили правильное население во главе с Рамзаном Кадыровым, окруженным «новыми чеченцами». Примерно таких «новых украинцев» и хочет создать для себя Кремль.

Вот что бывает, когда поэтическая метафора вытесняет политическую рациональность.