После того, как Запад ввел так называемые санкции третьего уровня, преисполнившиеся энтузиазмом комментаторы стали пророчить начало конца Владимира Путина. Однако этот оптимизм не имеет под собой оснований. Столпы, на которых покоится путинская власть кажутся, по крайней мере сейчас, непоколебимыми. Это: его личная популярность, полный контроль над СМИ (в первую очередь телевидения), лояльный аппарат подавления и (последнее по счету, но не по важности) российский homo sovieticus.
Магическая фигура
В конце июля 86% россиян одобряли действия президента Российской Федерации, и примерно столько же людей поддержали агрессию против Украины. Благодаря аннексии Крыма Путин достиг пика популярности, сравнимой с той, какая была у него после войны с Грузией в 2008 году. Откуда взялся этот энтузиазм?
По мнению Алексея Левинсона, сотрудника «Левада-центра», единственного независимого российского центра социологических исследований, Путин пользуется такой поддержкой, поскольку он стремится, чтобы «Россия была большой и уважаемой державой». По словам социолога, россияне ставят улучшение позиции своего государства на международной арене на первое место перед относительным ростом благосостояния, который они наблюдают в последние годы. Свою великодержавность они понимают специфическим образом: их не волнует, будут ли любить их государство за границей. Даже наоборот, в их понимании Россия будет по-настоящему великой державой, когда другие станут ее бояться. Поэтому ухудшение отношений с Америкой и Европой было воспринято россиянами как доказательство силы их страны.
Одновременно исследования общественного мнения демонстрируют, что россияне не питают иллюзий относительно природы современного режима. По их мнению, Путин является в первую очередь выразителем интересов так называемых силовиков (спецслужб и армии). Так считает 46% респондентов. Далее упоминаются интересы олигархов и чиновников (33%). Таким образом, россияне убеждены, что путинская власть обслуживает в первую очередь интересы небольшого меньшинства, но несмотря на это, президента поддерживает большинство. Кроме того, жители России прекрасно знают, что нынешняя правящая команда насквозь коррумпирована.
Левинсон объясняет этот парадокс тем, что россияне нуждаются «в символическом объединяющем центре».
Путин становится не нормальным живым политиком, которого может оценивать общество, а символической и даже магической фигурой, олицетворяющей мечты и надежды народа. И эта магическая составляющая определяет устойчивость его власти.
Левинсон уклонился от ответа на вопрос о конце режима, однако добавил, что между экономической ситуацией и общественной поддержкой Путина прямой связи нет.
Поэтому ошибочно полагать, что ухудшение экономической ситуации в России приведет к падению популярности Путина.
По мнению социолога, существует обратная закономерность: опыт других стран показывает, что бедные люди в бедной стране часто имеют особую склонность поддерживать лидера. Так было, например, в случае Уго Чавеса и Венесуэлы. Так происходит и в России: в первую очередь потому, что там нет альтернативного лидера или центра власти.
Следовательно, чтобы понять феномен Путина, следует забыть о схемах западной политологии, особенно о той, которая указывает на прямую связь между ухудшением экономической ситуации общества и падением доверия к власти.
Власть над умами
Чтобы сохранить поддержку большинства, Путин умело пользуется техниками для так называемой промывки мозгов. Не будет большим преувеличением сказать, что ответственные за пропаганду политтехнологи играют в поддержке режима столь же важную роль, что офицеры спецслужб и армия. Их задача заключается в изобретении все новых способов автократического управления россиянами.
Самый новый из них описал в цикле своих статей бывший кремлевский политтехнолог Глеб Павловский. Он обращает внимание на то, что для недемократической власти убежденность в поддержке «большинства» имеет особое значение: это один из способов ее легитимизации. Такое большинство возникает не в результате избирательного акта, а в результате пропагандистских кампаний. Общество убеждают, что руководство пользуется поддержкой большинства - вне зависимости от того, так ли это на самом деле.
До недавнего времени в жизнь претворялся лозунг «путинское большинство», которое было одним из элементов так называемой управляемой демократии. Ее суть заключалась в сохранении дистанции между вождями и массами, а также в подавлении политических эмоций. Политтехнологи 90-х годов постановили, что российскую политику следует «подморозить». Было решено не демонстрировать публично ни эмоций, ни их источников (то есть, не вести открытую политику). Появился своеобразный политический театр, в котором решения о содержании пьесы, ролях и режиссуре принимались в Кремле.
Сейчас политтехнологи стремятся добиться, как называет это Павловский, «подавляющего большинства». В таком случае политический театр и мнимые выборы, то есть все это притворство в рамках управляемой демократии, теряют значение. Новая концепция заключается в выявлении или конструировании меньшинства (например, гомосексуалисты, иноверцы, оппозиционные предатели великодержавной идеи и т.п.), которое будет названо врагом россиян. Власть, стигматизируя меньшинство, искусственно создает общественный конфликт. В результате этого конфликта возникает «подавляющее большинство», которое поддерживает власть.
Бойцы Армагеддона
Управление обществом через конфликт не было бы возможным без добирающегося до всех россиян средства массовой информации - телевидения. Оно прошло проверку в ходе агрессии против Украины. Сидящий перед телеэкраном россиянин оказывается не только наблюдателем, но символически присутствует в месте конфликта и может почувствовать себя, как формулирует это Павловский, «бойцом Армагеддона». Телевидение создает новую реальность, в которой россиянин, как член эмоционального большинства, ведет бой с заранее известным исходом. Чтобы послание было эффективным, оно должно быть популистским и примитивным.
Примером может послужить показанный по государственному телевидению рассказ беженки из Славянска, которая якобы стала свидетельницей того, как украинцы на глазах матери распяли трехлетнего ребенка. Россияне верят в это, потому что они не могут проверить сообщения такого рода и не имеют доступа к альтернативным источникам информации. Они беззащитны против телепропаганды, поскольку, как отмечает московский политолог, единственный способ эффективно от нее защититься, это выбросить телевизор.
Советский человек жив
Поэтому неудивительно, что у россиян совершенно промыты мозги. Это доказывает, например, опрос, проведенный «Левада-центром» в начале августа. На вопрос, кто в первую очередь несет ответственность за смерть пассажиров малазийского «Боинга», 50% россиян ответили, что украинское руководство, 45% – украинские военные, 20% – США, и лишь 2% назвали виновниками так называемых сепаратистов, а 1% – Россию (в опросе можно было выбрать несколько вариантов ответа).
Социология учит, что для эффективного управления людьми мало силы и пропаганды. Необходима полная готовность или даже одобрение общества на использование властью этих средств. В случае россиян можно говорить о менталитете советского человека.
Последние 20 лет политкорректность предписывала нам отличать российского человека от советского. Она внушила нам, что хорошие по своей сути россияне пали жертвой обособленной кремлевской элиты или безличной системы. Реакция россиян на агрессию против Украины показала, что данная дихотомия спорна.
Это суждение подтверждают также исследования, которые проводили в России сами россияне (и поэтому их сложно отнести к русофобским). В конце 1980-х «Левада-Центр» начал проект «Советский человек». Его цель состояла в документировании процесса трансформации российского общества после краха коммунистического режима.
Социологи предполагали, что тоталитарная система создала особый тип человека, который впоследствии стал основой и предпосылкой для ее существования.
Homo sovieticus появился в 20-е годы XX века, то есть тогда, когда важнейшие институты коммунистического режима уже были сформированы. После краха коммунизма советские поколения должны были со временем утрачивать влияние на российскую идентичность, которую бы все сильнее определяла молодежь - более либеральная, демократичная, ценящая свободный рынок и т.д. Таким образом, цель исследования состояла в документировании процесса отмирания советского человека.
Между тем, к удивлению социологов «Левада-центра», уже в 90-е годы XX века оказалось, что предположения, на которых базировались исследования, были ошибочными: советский человек совершенно не собирался отправляться на помойку истории. Это произошло потому, что институты коммунистического государства (госадминистрацию, судебную систему, политическую полицию, школы и вооруженные силы) оставили в практически неизмененном виде. Они продолжали воспроизводить советского человека.
По мнению Льва Гудкова, руководителя «Левада-центра», существенная черта homo sovieticus – его моральное разложение. Стерилизация или уничтожение морали - это условия поддержания в населении состояния апатии и безразличия, без которых авторитарные режимы, вроде путинского, не могут существовать».
Без конкурента
Следует ли Путину опасаться за свою власть при сконструированной таким образом системе? Если отбросить естественные причины (болезнь или смерть), смена кремлевского руководителя может произойти двумя способами: или в результате внутреннего путча в рамках властной группы, или в результате общественного бунта.
Первый вариант можно в настоящий момент исключить: у Путина нет реального конкурента, а несколько сотен приближенных к нему лиц, управляющих Россией, совершенно не заинтересованы в том, чтобы от него избавляться. Ведь их власть и огромные деньги зависят непосредственно от Путина, и вместе с его уходом весь уклад рухнул бы в небытие.
Маловероятен и общественный бунт. Сейчас Путина поддерживает подавляющее большинство, которое готово за державно-имперский мираж терпеть бедность. Поэтому, пока не произойдет существенных перетасовок на властных верхах или тектонических сдвигов в обществе, Путин может быть уверенным в том, что находящаяся в Кремле шапка Мономаха и трон Ивана Грозного останутся в его личном распоряжении.
