Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на
О защите периметра России

Российский военный аналитик Павел Фельгенгауэр рассказывает о подоплеке аннексии и оккупации Крыма, а также о возможном будущем России.

Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Операция в Крыму готовилась много лет. Подготовка началась, по-видимому, во времена первого Майдана. С этого момента началось существенное усиление охраны объектов ЧФ РФ и баз. Эта тенденция продолжалась и после заключения Харьковских соглашений. В руководстве России чувствовали угрозу потери российского военного присутствия в Крыму, что считалось неприемлемым.

— Год назад в Крыму появились солдаты иностранного государства без знаков различия, и под дулами их автоматов проводилась аннексия полуострова. Как вам кажется, когда было принято решение об этой операции, кем и почему? Кто были главные действующие лица в этой драме?

— Операция в Крыму готовилась много лет. Подготовка началась, по-видимому, во времена первого Майдана (2004). С этого момента началось существенное усиление охраны объектов ЧФ РФ и баз. Эта тенденция продолжалась и после заключения Харьковских соглашений. В руководстве России чувствовали угрозу потери российского военного присутствия в Крыму, что считалось неприемлемым.

Сама Крымская операция опиралась на российское военное присутствие в Крыму. Были использованы силы спецназа, морская пехота и военные, дислоцированные непосредственно на базах, плюс добровольцы и казаки разного рода и толка. ГРУ участвовало скорее опосредованно. К началу проведения операции Российская группировка в Крыму была увеличена до 10 000-20 000 тысяч военных и усилена техникой и вооружениям — это была масштабная логистическая операция без переброски войск традиционным железнодорожным транспортом.

Политическое решение об аннексии было принято непосредственно перед проведением референдума, хотя изначально планировалось предоставить Крыму что-то типа статуса Гонконга: де-факто он должен был быть под российским контролем, де-юре — оставаться частью Украины. Аннексия была личной импровизацией президента Путина. Как утверждал Гиркин-Стрелков, депутатов сначала заставили голосовать за большую автономию, потом изменили дату референдума, потом сделали это еще раз и, в конце концов, голосовали уже относительно отделения от Украины. Все это проходило параллельно с российской военной операцией. Аннексия, по мнению многих в России, в том числе и в верхнем эшелоне власти, была политической ошибкой, которую Запад просто не мог переварить.

Крымскую операцию нельзя рассматривать отдельно от крупномасштабных «учений» на российско-украинской границе, когда российские войска были выдвинуты к границе для подстраховки операции в Крыму. Таким образом, всего в аннексии Крыма использовалось порядка 100 000 военнослужащих РФ.

— Как бы вы охарактеризовали действия украинских властей и военных при аннексии Крыма? Можно ли было избежать войны на Донбассе, если бы украинские военные оказали сопротивление в Крыму?

— Украинские военные были не готовы к военному противостоянию с российскими военными, которые давно собирались провести эту операцию. Все ключевые военные структуры Украины были наводнены российской агентурой: два адмирала, главкомы ЧФ Украины стали перебежчиками. В таких условиях оказание организованного сопротивления было практически невозможно. Это был аншлюс.

Если бы Украина оказала сопротивление в Крыму, то на Донбассе Россия вела бы себя менее самонадеянно и самоуверенно. Без этого сопротивления в Кремле была уверенность, что другие регионы легко последуют за Крымом. Это был просчет. Крым вскружил России голову, и поэтому к войне на Донбассе никто всерьез не готовился. Никто не смог предвидеть, что русские и русскоговорящие Донбасса окажут России ожесточенное военное сопротивление. Вместо подготовки к операции в Кремле шли дебаты о том, должна ли Новороссия быть частью Украины или ее следует отрезать и присоединить к России. В итоге пришлось импровизировать, и кризис начал постепенно нарастать.

— В чем военная роль Крымского полуострова в отношениях с Европой, Средиземноморьем и Украиной?

— Россия сохранила и нарастила свое военное присутствие в Крыму. Туда уже был переброшен полк дальней стратегической авиации, тогда как западная часть полуострова может быть использована для нейтрализации элементов ПРО в Румынии с использованием Искандеров. Крым стал непотопляемым российским авианосцем и органичной частью защиты периметра России от иностранного военного вторжения, которое в Кремле представляется неминуемым, будь то будущая война за ресурсы или за влияние.

— После аннексии Крыма началась полномасштабная операция по дестабилизации на востоке и юге Украины. Российские СМИ и эксперты заговорили об инженерной разработке Новороссии. Тем не менее, этого не произошло. Почему? Какие сильные и какие слабые стороны обнажились в ходе военных действий в Восточной Украине, и как бы повлияли на ситуацию поставки оборонительного вооружения Украине со стороны Запада?

— В Крыму присутствие российских войск было, в конечном итоге, более открытым: казаки и добровольцы были декорацией, а на Донбассе наоборот. Несмотря на благословение Совета Федерации на использование российской армии на Украине, на востоке Украины армия использовалась дозированно, для финальных усилий на ключевых участках фронта. Около 12 БТГ было задействовано при Илловайске и Саур-Могиле, порядка 1000 солдат входило в ударную группу при взятии Дебальцева. При этом российские артиллеристы, зенитчики, разведка, в том числе используя дроны израильского производства, на протяжении всего конфликта осуществляют информационную и огневую поддержку ополченцев и «добровольцев». Российские вооружения более современны, хотя тоже отстают от западных: страна до сих пор воюет в том числе артиллерийскими установками образца 1947 года, например, D-20 и их обновленными версиями.

В любом случае, это не современная война, а реплика Второй Мировой, только без авиации, без непрерывной линии фронта и с многократно меньшим людским ресурсом. Обычно в прокси-войнах, как это было во Вьетнаме и в Афганистане, используют в том числе новейшее вооружение, но не на Донбассе.

Конечно, поставки лучшего в мире американского переносного противотанкового ракетного комплекса «Джавелин» помогли бы Украине, но важнее этого оружия — возможность получения оперативной информации с поля боя в режиме реального времени, которая есть у России. Кроме того, необходима защищенная связь, координация и единоначалие в войсках. При адекватном командном составе и при современной подготовке военных Украина, как минимум, смогла бы выйти на паритетный уровень с российской армией при проведении военных действий.

— Продолжится ли тактика ”салями” с де-факто потенциальной ампутацией подконтрольных Украине территорий: Дебальцева, Мариуполя, Одессы, Харькова и других территорий, пока все российские требования по Украине не будут выполнены?

— В военном смысле Донбасс менее важен, хотя Одесса, и особенно Николаев, как специализированный порт экспорта советско-российской военной продукции на Ближний Восток, имеют определенное значение, также как и потенциальный сухопутный коридор с Приднестровьем. Военное значение Мариуполя минимально, это не аттрактивная военная цель, ее не взять без многомесячной осады и полного разрушения. Для обеспечения Крыма нужна железная дорога, а для ее взятия надо выходить к Днепру, а не к морю. Более вероятное направление — это Краматорск и Славянск, а уже потом, в ходе крупной войсковой операции, Мариуполь может пасть гораздо легче.

— В советских учебниках в свое время утверждалось, что аннексия Советским Союзом независимой Польши и Балтийских стран была вынужденной акцией: что-то вроде превентивного удара для защиты Страны Советов от неминуемого нападения. Примерно в этом же ключе преподносится нынче афганская кампания. Это легитимация прошлого для оправдания нынешних действий России, в том числе в Крыму и на востоке Украины? Или это архетип военной мысли современной России? А может, и то и другое?

— И то и другое. В Кремле считают предпочтительным новое всеобъемлющее соглашение в стиле Ялты-1945, с изоляцией США и договором с Европой, ведь раздел территорий на сферы влияния считается легитимным. Именно поэтому при отмене санкций президент Путин готов играть открытыми картами.

— В декабре появилось обновленное издание военной доктрины России, где, например, в самом конце второго раздела, посвященного особенностям современных военных конфликтов, достаточно досконально описывается методика т.н. нелинеарной войны, которую, как считается, мы наблюдали в Крыму, а затем и в Восточной Украине. Как бы вы охарактеризовали суть этой доктрины и ее место в политической жизни России?

— Доктрина — это отражение, причем кривое, top secret стратегических военных документов: ”Плана обороны” и ”Плана применения военной силы”. Для военного планирования эта доктрина не используется. В соответствии с конституцией, это документ, скорее, для внутреннего общественного пользования и для Запада, который пытается в нем найти смысл, которого там нет.

Что касается нелинеарной, или гибридной войны, то она существовала всегда: аншлюс в Австрии, Судеты, оккупация Балтийских стран и т.д. Гибридная война — это увертюра к настоящей войне. На Донбассе нет ничего гибридного, там идет настоящая война в стиле Второй Мировой, даже на тех же территориях. Просто задействовано в разы меньше людей, и потери соответственно меньше. При Дебальцеве потери были примерно 1000-1500 человек убитыми с одной стороны, и столько же с другой.

— Недавно глава Генштаба Герасимов рассказал, что приоритетами военного строительства и военной подготовки российской армии являются Крым, Калининград и Арктика. Ответ, может быть, очевиден, но, тем не менее, почему именно эта тройка?

— С военной точки зрения, балтийское направление и Крым действительно представляются наиболее опасными направлениями. Хотя угрозы Закавказью никто не отменял. Опять же эти три направления надо рассматривать в более широком контексте защиты всего периметра России, учитывая базы в Белоруссии, Калининграде, Крыму, Арктике, Южной Осетии, Абхазии, Армении, Таджикистане, Киргизии, во Владивостоке.

— До сих пор заявлялось, что секвестр никак не коснется военной сферы, несмотря на урезание бюджета и консервацию некоторых социальных обязательств. Какова корреляция между ухудшением экономической обстановки в России и планами военной модернизации, и, на Ваш взгляд, каков реальный военный бюджет страны?

— Формально военный бюджет остается нетронутым. С учетом инфляции он де-факто уменьшился, и, может быть, будет еще и дополнительно урезан. Закупка необходимых иностранных комплектующих за hard currency очень дорого обходится в нынешних условиях, и поэтому так называемая военная инфляция всегда выше номинальной. Военный бюджет составляет 4,5 % от ВВП, что в российских условиях составляет реально около 20% бюджета страны. Это больше, чем где-либо в Европе или в США. В этом году бюджет никак не увеличить, и, скорее всего, это также негативно отразится на приоритетной ”Программe перевооружения российской армии к 2020 году”.

— Угрозы войной, в том числе атомной, со стороны российских пропагандистов участились по мере развертывания конфликта на Украине. Какова основная цель этих угроз, и как простой российский гражданин относится к ухудшению своего благосостояния за счет декларируемой необходимости противостояния с Западом и модернизации армии?

— Население просто запугано, как это было при СССР. Запад, и Европу в первую очередь, шантажируют реальной войной на фоне мобилизации населения вокруг российской власти. Запугивание уже привело к Минску-2, хотя там президенту Путину не удалось достичь всех своих целей. Во времена холодной войны такая политика называлась brinkmanship policy — кто моргнет первый. Шантаж, в том числе и ядерный, применяется, чтобы Запад отрекся от Украины и был бы более склонен к компромиссам. Это классическая тактика, направленная на запугивание как собственного населения, так и внешних игроков. Балансирование на грани войны — наиболее вероятная российская тактика на ближайшие годы, и я не удивлюсь, если население начнут скоро приучать к учебным воздушным тревогам и рефлекторному поиску бомбоубежищ.

— В консервативных кругах, а также пропагандистами неустанно повторяется, что на Украине российское руководство защищает Россию и себя от участи Югославии, Хуссейна и Каддафи, что Украина — это не самоцель, а своего рода инструмент и последний рубеж защиты русского мира и России. Как Вам в этом контексте видятся стратегические цели российского руководства, в том числе по отношению к США и Европе, и какое место здесь занимает Украина?

— Стратегический интерес российского руководства — в разрушении трансатлантического единства и построении на своих условиях чего-то от Владивостока до Лиссабона, но никак не до Ванкувера и без Великобритании. Россия заинтересована в западных технологиях и туристах, а также в том, чтобы Запад покупал газ и нефть. В Москве искренне недоумевают, почему Европа не может понять своего счастья. В Москве считают, что до Украины никому нет дела, что ее используют как плацдарм для нападения на Россию. Уже в 2008 году Медведев предлагал новую систему безопасности, и именно поэтому Москва продолжает настаивать на новой большой сделке для легитимации своих эксклюзивных интересов на постсоветском пространстве.

— Ограничивается ли Украиной и постсоветским пространством то, что преподносится как «жизненные российские интересы»? На скольких фронтах одновременно может осуществляться нелинеарная война?

— Вопрос о том, входят ли Балтийские страны по нынешней трактовке Кремля в постсоветское пространство, неясен, учитывая, сколько русскоязычного населения там проживает. При этом ведь президент Путин считает русских разделенной нацией, наподобие немцев накануне Второй Мировой войны. Завоевать какие-то города или территории при участии дружеского сегмента местного населения, скажем, Риги или Нарвы, конечно, можно, но Россия не сможет их удержать. Так зачем это делать? Одновременные военные действия на Украине, на Кавказе, в Прибалтике России не по силам. Пока око Мордора устремлено на Украину, вряд ли вам что-то угрожает. Более того, для проведения внешней политики сталинского типа необходимо иметь сталинские ресурсы, а их у России нет.

— Одной из угроз, которые декларируются в том числе и в ”Военной доктрине”, является приближение инфраструктуры альянса к российским границам. Понимает ли российское руководство, что во многом оно может «благодарить» за это только себя и свои действия на Украине, или причинно-следственная связь игнорируется?

— В России конфронтация приветствуется военными: дескать, мы же вас предупреждали, что НАТО будет двигаться к границам России. И вот, пожалуйста. Современные лидеры России и Запада — это люди времен холодной войны, возвращение к противостоянию того времени для них органично. Кроме того, военные интересы всегда очень материальны: предсказуемая ситуация с предсказуемым противником всех устраивает, позволяя не сворачивать, а расширять ВПК, хранить старые и развивать новые технологии, а также требовать увеличения бюджета. Думаю, Генштаб и Пентагон, заточенные в свое время на противостояние друг с другом, счастливы, ведь новые атомные подводные лодки и ракеты не направлены против ИГИЛ.

— В каком контексте нужно воспринимать участившиеся нарушения воздушных границ Балтийских и других стран российской военной авиацией, а также полеты с выключенными транспондерами?

— То, что нарушения преднамеренны, — это не аксиома, ведь воздушный коридор над Финским заливом очень узок. Выключение в советском стиле транспондеров при отработке схем боевых полетов логично, но, принимая во внимание многократно увеличившийся гражданский трафик, это действительно чревато последствиями.

— Если допустить, что в отношениях Европы и России, во всяком случае теоретически, возможны несколько сценариев: от возвращения к business as usual и стагнации до военной конфронтации, то каков ваш краткосрочный и среднесрочный прогноз?

— Ввиду внешнеполитических, а также внутренних российских факторов велика возможность углубления конфронтации между Россией и Западом. При дальнейшем ухудшении экономического положения россиян потребуются внешние враги.

— Спасибо.