Романтическая любовь, похоже, существовала в каком-то виде еще задолго до появления на земле человека, и некоторые специалисты полагают, что она возникла как продукт убийства и насилия, рассказывает обозреватель BBC Earth.

Сердце начинает биться чаще, из пор на коже выступают крохотные капельки пота, а организм вырабатывает гормоны, от которых кружится голова и внутри становится тепло.

Эти биологические процессы сопровождают начальный период влюбленности (или просто увлечения — на первых порах сказать бывает сложно).

Любовь — неотъемлемая составляющая истории человечества. Искусство и культура полны историй о счастливой или несчастной любви. Полки библиотек ломятся от романтической литературы.

«Любовь — не кукла жалкая в руках
У времени, стирающего розы
На пламенных устах и на щеках,
И не страшны ей времени угрозы», — написал Шекспир в своем сонете 116.

Поэт, похоже, был ближе к истине, чем он сам мог предположить.

Если взглянуть на эволюцию любви в животном царстве, становится ясно, что она возникла задолго до появления человечества. А причины ее возникновения, возможно, довольно зловещи.

Любовь в современном понимании эволюционировала из секса — а секс, в свою очередь, был одним из первых изобретений живых существ на нашей планете. С его помощью живые организмы передают свои гены потомству.

Для любви необходим мозг, способный к эмоциям. С момента появления жизни до появления у жизни первых мозгов прошло несколько миллиардов лет. Поначалу эти мозги представляли собой лишь небольшие сгустки нервных клеток.

Шло время, и примерно 60 миллионов лет назад появились первые представители отряда приматов. Как считают ученые, в процессе эволюции мозг некоторых приматов становился все больше и больше, и в итоге они превратились в современных людей.

В связи с этим возникла проблема: увеличение мозга означало, что потомство должно рождаться на более ранней стадии развития, потому что в противном случае голова ребенка или детеныша не пролезет через родовой канал.

Поэтому человеческие младенцы и детеныши горилл и шимпанзе рождаются практически беспомощными, и их родители должны уделять много времени заботе о них.

Длинное детство связано и с еще одним риском.

Самки многих современных приматов с зависящим от них юным потомством не способны к спариванию до отнятия детеныша от груди. Чтобы получить доступ к такой самке, самцу нужно убить детеныша.

Детоубийство распространено у многих видов, в том числе у горилл, нечеловекообразных обезьян и дельфинов.

Эти факты натолкнули Кита Опи и его коллег из Университетского колледжа в Лондоне на интересную мысль.

Почти треть всех видов приматов формируют моногамные разнополые пары, и в 2013 году Опи предположил, что такое поведение появилось для предотвращения детоубийства.

Группа ученых под его руководством изучила фамильное древо приматов, чтобы разобраться в том, как процессы спаривания и выращивания потомства видоизменялись в ходе эволюции.

В результате анализа ученые пришли к выводу, что проблема детоубийства является причиной моногамии уже последние 20 миллионов лет — так как она стабильно предшествует моногамии в эволюционном процессе.

Некоторые виды выработали другие способы решения этой проблемы, и этим объясняется тот факт, что не все приматы моногамны.

К примеру, шимпанзе и бонобо минимизируют риск детоубийства за счет беспорядочных половых связей. Самцы не убивают детенышей, так как у них нет уверенности, что это не их потомство.

Но у тех видов, у которых самцы и самки начали формировать устойчивые пары, улучшились шансы на выживание детенышей, так как самцы могут брать на себя часть родительских обязанностей.

То есть, по мнению Опи, эволюция благоприятствует моногамности.

Этот процесс, по мнению Робина Данбара из Оксфордского университета, мог быть необратимым, приводя к значительным изменениям в структуре головного мозга, чтобы пара формировалась на всю жизнь.

Для этого нужны ментальные механизмы предпочтения одного партнера и неприятия потенциальных соперников.

Опи считает, что этот процесс мог дать серьезный толчок эволюции человечества. Помощь мужчин в уходе за детьми помогла ранним человеческим сообществам расти и развиваться, а это, в свою очередь, «позволило нашему мозгу вырасти до больших размеров, чем у наших ближайших родственников».

Эту теорию при желании можно подтвердить известными нам фактами. По мере роста размеров мозга улучшались способности к совместным действиям и размеры групп: обнаружены свидетельства того, что жившие почти два миллиона лет назад ископаемые люди вида Homo erectus (человек прямоходящий) собирались в большие группы и сотрудничали друг с другом.

Кроме того, похоже, что для возникновения романтической любви необходимы отделы головного мозга, которые сформировались у приматов сравнительно недавно.

Стефани Качиоппо из Чикагского университета в американском штате Иллинойс провела анализ имеющихся исследований, в ходе которых при помощи магнитно-резонансной томографии изучались отделы мозга, задействованные в любви. Она выяснила, что наиболее яркие и абстрактные переживания завязаны на угловую извилину мозга.

Она также связана с некоторыми элементами человеческого языка, к примеру, с метафорами.

Что, в общем, неудивительно — без сложного и богатого языка нельзя выразить тонкие и яркие эмоции.

Надо полагать, в процессе сочинения любовных сонетов угловая извилина Шекспира работала на полную мощность.

Угловая извилина имеется только у человекообразных обезьян и у человека. Мы не знаем, какую роль она играет в эмоциях человекообразных обезьян — Качиоппо любезно поясняет, что им «не проводят бесплатную магнитно-резонансную томографию».

Поэтому нам трудно сказать, что шимпанзе думают о своих партнерах. Сонетов они, понятное дело, не пишут — впрочем, как и большинство людей.

Тем не менее результаты, полученные Качиоппо, некоторым образом намекают на то, что развитию способности к любви помог большой объем мозга.

А вот концепция Кита Опи о детоубийстве как двигателе социального прогресса вызвала споры. Не все специалисты согласны с тем, что эта кровавая практика имела какое-то отношение к формированию моногамии.

Антрополог Роберт Сассман из Университета Вашингтона в Сент-Луисе в американском штате Миссури — один из таких скептиков.

По его мнению, и детоубийство, и моногамия — настолько необычные модели поведения, что они вряд ли могут быть связаны между собой.

Есть и другие возможные объяснения: по итогам проведенного в 2014 году исследования ученые сделали вывод, что моногамия могла сформироваться как вариант «стратегии охраны партнера» — то есть самцы остаются с самкой, чтобы с ней больше никто не спаривался.
Годом позже был проведен анализ эволюции лемуров (они тоже приматы), по итогам которого специалисты предположили, что устойчивые пары могли начать формироваться из-за конкуренции среди самок.

Опи все эти доводы не убеждают. Он считает, что методы, примененные в этих исследованиях, «не могут быть использованы для определения причин перехода к моногамии».

Ясно одно: многие виды приматов неплохо обходятся без постоянных родительских пар и, возможно, без всякого подобия романтической любви.

Но у всех приматов есть общая характеристика: сильная эмоциональная связь матери и детеныша.

Это относится «даже к ночным приматам, ведущим одиночный образ жизни», говорит Сассман. Он считает, что ментальные процессы, лежащие в основе эмоциональной связи матери с ее потомством, трансформировались в романтическую любовь.

И этому есть определенные нейрологические свидетельства.

Любви трудно дать точное определение, но нейрологи считают, что у нее есть несколько накладывающихся друг на друга стадий.

Первая стадия — половое влечение: нас тянет к какому-то человеку. Прикосновение к нему приводит к выбросу улучшающих настроение гормонов, и мы ощущаем сильную тягу быть рядом.

В эту стадию активно вовлечена лимбическая система — одна из самых древних систем головного мозга. В частности, подключается островок — отдел, задействующийся при сильных эмоциональных переживаниях.

Работает и вентральный стриатум — центр вознаграждения. Когда мы видим красивое лицо, он активизируется: другими словами, мы получаем вознаграждение, созерцая объект страсти.

Когда сексуальное влечение переходит во вторую стадию, романтическую любовь, лимбическая система продолжает играть в этом процессе ключевую роль.

Вырабатывается нейромедиатор дофамин, вызывающий чувство удовольствия, и гормон окситоцин, формирующий чувство спокойствия рядом с партнером.

Такая последовательность говорит о том, что острое удовольствие, испытываемое в фазе сексуального влечения, может напрямую приводить к романтической любви. «Любовь обычно происходит из желания. Невозможно страстно любить человека, к которому не испытываешь влечения», — говорит Качиоппо.

В то же время подавляются отделы мозга, отвечающие за более сложную деятельность. К примеру, опыты показали, что деактивируется префронтальная кора, задействованная в принятии рациональных решений.

На этой стадии человек в самом прямом смысле сходит с ума от любви. Влюбленные неадекватно обрабатывают поступающую им внешнюю информацию, говорит Томас Льюис, нейролог из Калифорнийского университета в США: «Они не оценивают объект страсти критически или хотя бы достаточно разумно».

Подавляется выработка серотонина, который обычно помогает нам сохранять спокойствие. Что тоже неудивительно, если вспомнить, насколько одержимым может становиться влюбленный человек.

Низкий уровень серотонина отмечается также в мозге людей с психологическими расстройствами, к примеру, с неврозом навязчивых состояний.

«С эволюционной точки зрения состояние влюбленности необходимо для того, чтобы два человека проводили вместе много времени, и чтобы в итоге случилась беременность», — говорит Льюис.

Но пары долго не пребывают в столь эмоционально интенсивном, одержимом состоянии. Через несколько месяцев, иногда после переходного «медового месяца», начинается товарищеская стадия.

В этой фазе уровни серотонина и дофамина нормализуются. Но остается чувство близости — окситоцин никуда не девается.

При подавлении уровня окситоцина у представителя моногамного вида — к примеру, у степной полевки — этот представитель перестает быть моногамным.

«Связи, удерживающие людей вместе, основаны не на дофамине и не на мощном, сумасшедшем восторге. Вознаграждение есть, но оно иного, более спокойного рода», — поясняет Льюис.

Здесь стоит вспомнить предположение Сассмана о том, что романтическая любовь эволюционировала из эмоциональной связи матери и ребенка. Связи в постоянных парах напоминают ее и основываются на схожих гормональных процессах.

Исследования показали, что и у людей, и у животных лишение «любимого» вызывает похожее ощущение эмоциональной боли. Поэтому неудивительно, что мы стремимся избежать этого чувства, оставаясь вместе.

Во всех известных стадиях любви большую роль играет лимбическая система. Она есть в том или ином виде у многих видов млекопитающих и даже у рептилий. Эта система головного мозга сформировалась задолго до появления первых приматов.

«В возникновении привязанности и формировании пары задействованы самые древние отделы нашего мозга, и они активны у многих видов животных», — говорит Качиоппо.

Другими словами, мозг животных уже сотни миллионов лет приспособлен испытывать по крайней мере некоторые из аспектов любви.

А у предков человека под воздействием разных факторов сформировался большой мозг, способный и на полноценную романтическую любовь.

Какова бы ни была причина, заставившая нас тянуться друг к другу — будь то детоубийство или связь матери и детеныша, — во многом именно благодаря любви человек разумный как вид оказался столь успешным.