Вавилов мало известен широкой публике. Но именно он был первым ученым, осознавшим, что для спасения человечества от голода необходимо оберегать генетическое разнообразие культурных растений со всего мира путем создания специальных «банков-семенохранилищ». Как ни парадоксально, но умер ученый в тюрьме от голода в эпоху сталинизма.

Всем (или почти всем) уже доводилось слышать из средств массовой информации о всемирном семенохранилище на Шпицбергене, своего рода гигантской морозилке футуристического вида, построенной в горном районе Арктики. Открытый в 2008 году банк семян предназначен для защиты самой большой коллекции ценных культурных растений со всего мира — таких, как бобовые, рис или пшеница — от самых разнообразных потенциальных катастроф, чтобы сохранить основные источники пропитания человечества. Однако мало кто знает, что идея сохранения биоразнообразия сельскохозяйственных культур родилась сто лет назад и принадлежит российскому ученому.

Именно в 1916 году Николай Вавилов, биолог, генетик, географ, агроном и селекционер, отправился в свою первую экспедицию в Персию (ныне Иран) для сбора семян, выращиваемых в более и менее «экзотических» регионах. Интенсивная работа в разных уголках земного шара будет продолжаться на протяжении всей жизни ученого и приведет к созданию, уже в 1924 году в Санкт-Петербурге (тогдашнем Ленинграде), первого в мире банка семян.

«Вавилов мечтал победить голод во всем мире, и его план заключался в том, чтобы использовать молодую науку генетику для создания „супер-растений“, способных расти во всех местах и климатических зонах — от песчаных пустынь до ледяной тундры, несмотря на засуху или наводнения», — читаем на сайте телеканала Russia Today. А чтобы реализовать эти замыслы в лаборатории, ученому требовалось иметь в своем распоряжении мировое генетическое разнообразие.

Коллекционер растений

Николай Вавилов родился в Москве 25 ноября 1887 года. Его отец был «успешным купцом с миллионным состоянием», узнаем мы из опубликованного в 1994 году в журнале Nature отзыва на первую (вышедшую в 1992 году в английском переводе) из наиболее важных работ Вавилова, собранных в книге «Происхождение и география культурных растений». По окончании Московского сельскохозяйственного института Вавилов почти год, между 1913 и 1914 годом, провел в Великобритании, в лаборатории Уильяма Бейтсона, пионера современной генетики — который собственно и ввел в оборот слово «генетика» в 1901 году.

Когда началась Первая мировая война, Вавилов вернулся в Москву и в Саратовском университете (в городе, расположенном примерно в 700 километрах к юго-востоку от Москвы, на берегу реки Волги) начал проводить исследования по устойчивости растений к болезням, сообщается в Nature, «обратившись затем к изучению диких сородичей культурных растений и формулировке идеи о том, что все одомашненные растения возникли в доисторическую эпоху в зонах, отмеченных деятельностью человека». И чтобы доказать эту гипотезу, Вавилов организовал экспедиции «к местам, предположительно заселенным наиболее древними народами». Таким образом были определены первые пять «центров происхождения» культурных растений. Позднее их число (в соответствии с источниками) выросло до семи или восьми.

Увлечение Вавилова растительным миром началось очень рано. «Вавилов занялся коллекционированием растений еще в детстве: дома у него был небольшой гербарий», — пишет в статье для журнала Economic Botany от 1991 года Барри Мендель Коэн (Barry Mendel Cohen, посвятивший ученому свою докторскую диссертацию).

«Однако, — продолжает Коэн, — первой настоящей экспедицией для сбора растений стала его поездка в Персию в 1916 году», в самый разгар Первой мировой войны. По состоянию здоровья Вавилова не могли призвать в армию, и тогда министерство сельского хозяйства решило отправить его с этой миссией в Персию.

Экспедиция, продолжавшаяся с мая по август, разумеется, не обошлась без приключений, отмечает Коэн. «Во-первых, на границе российские власти задержали Вавилова и не отпускали в течение трех дней потому только, что у него нашли несколько учебников на немецком языке и дневник, который ученый вел на английском» — привычка, приобретенная им во время пребывания в Великобритании. Вавилова «обвинили в том, что он немецкий шпион, и отпустили только тогда, когда пришло официальное подтверждение подлинности его документов», добавляет Коэн.

Но приключения на этом не закончились. «Его караван пересекал пустыню в районах, где температура превышала 40 градусов по Цельсию в тени, и проходил в 40-50 километрах от линии фронта на русско-турецкой границе», — также сообщает Коэн.

Судя по списку мест, которые Вавилов успел посетить до начала 1930-х годов, ученый не страшился опасных ситуаций (будь они обусловлены рельефом, климатом, военными конфликтами или самой обыкновенной преступностью), в которые ему нередко доводилось попадать.

Он посетил более 64 стран и изучил 15 языков, чтобы иметь возможность беседовать непосредственно с фермерами. «Он был одним из первых ученых, который действительно прислушивался к коренным крестьянам, деревенским жителям в самых разных странах мира, чтобы узнать причины, по которым те считают важным наличие на их сельскохозяйственных угодьях разнообразных семян», — рассказал в 2010 году в интервью американскому государственному радио эколог и ботаник Гэри Пол Набхэм (Gary Paul Nabham), автор биографии Вавилова.

После Персии, продолжая работу по сбору местных видов растений, Вавилов совершил несколько поездок в памирские горы Центральной Азии; пересек ранее не исследованные территории в Афганистане; путешествовал по странам средиземноморского региона Европы (включая Португалию). На юге Сирии он переболел малярией. Был в Палестине и в Африке, в Абиссинии (ныне Эфиопии), где подхватил тиф. Организовывал экспедиции в Китай, Японию, Корею, Тайвань, Северную, Центральную и Южную Америку.

Также сообщается, что в 1921 году он вместе со своим российским коллегой был приглашен на американский конгресс по болезням хлебных злаков — Коэн называет это «приглашением исторической важности, поскольку это был первый случай научного сотрудничества между Соединенными Штатами и недавно созданным Советским Союзом». Приглашение также свидетельствует о том, что работа Вавилова к тому времени уже получила широкое признание за пределами России.

Лысенко, заклятый враг

Начиная с 1920 года и в течение 20 лет Вавилов руководил Всесоюзным институтом прикладной ботаники и новых культур (впоследствии переименованным во Всесоюзный институт растениеводства им. Вавилова), который находится в Ленинграде. Им было создано 400 опытных станций по всей территории Советского Союза, на которых трудилось около 20 тысяч сотрудников. Ученый опубликовал сотни статей по генетике, биологии, географии и селекции растений.

За 16 лет, проведенных в экспедициях, Вавилов и его ученики собрали около 200 тысяч образцов семян, произрастающих на территории Советского Союза и во многих других странах мира, затем на станциях селекции эти образцы подвергались классификации и анализу. «Так зародился первый всемирный генетический банк растений», — читаем в упомянутом выше критическом обзоре Nature за авторством Валерия Сойфера (Valery Soyfer) из Университета Джорджа Мейсона.

Однако с 1935 года личную и профессиональную жизнь ученого начала омрачать фигура самого главного врага Вавилова — а на самом деле врага генетики и советской науки в целом: Трофима Лысенко (1898–1976).

В отличие от Вавилова, который происходил из зажиточной семьи и потому априори считался неблагонадежным, Лысенко вырос в крестьянской среде, и ему удалось закончить курс по агрономии. В действительности, одним из первых, кто начал хвалить и поощрять работу Лысенко, был сам Вавилов, посчитавший молодого человека достойным «сыном» большевистской революции.

Через несколько лет Лысенко сделался любимым «ученым» Сталина и двигателем «советской генетики», что не мешало ему одновременно отрицать само существование генов и ДНК. Лысенко также пытался дискредитировать естественный отбор, основной процесс в теории эволюции Дарвина, вышедшей в середине девятнадцатого века.

Как поясняет Сойфер в другой статье в журнале Nature от 1989 года, сегодня никто не сомневается в том, что деятельность Лысенко способствовала разрушению сельскохозяйственных, биологических и даже медицинских наук в Советском Союзе.

Тем не менее, в начале своего возвышения Лысенко удалось одержать очевидную победу над голодом, охватившим СССР в период насильственной коллективизации. А в 1929 году он объявил о том, что изобретенная им методика под названием «яровизация» позволит выращивать озимую пшеницу, которая как правило зацветала только в весенний период. Этот прием в итоге себя не оправдал, и обещания Лысенко повысить производительность оказались не выполненными. Но он отнюдь не собирался нести ответственность за неудачи и всю вину переложил на Вавилова, человека, которому во многом был обязан своей славой. Так Лысенко превратился в его заклятого врага.

Как следствие, после возвращения Вавилова из Мексики в 1933 году ему было запрещено совершать новые поездки. А с 1934 года Лысенко сделал из ученого «козла отпущения в контексте провальной политики Сталина в области сельского хозяйства», читаем в журнале Science от 2008 года.

Когда Вавилов понял, что происходит, он перешел к критике «науки» Лысенко, вступив в спор, который завершился «победой» псевдоученого Лысенко — и трагедией: арестом Вавилова 6 августа 1940 года органами НКВД.

«Вавилов занимался сбором образцов растений на Украине», когда его арестовали, пишет в 2008 году в Nature Ян Витковский (Jan Witkowski), генетик лаборатории Cold Spring Harbor (США), по поводу публикации книги об убийстве Вавилова. Уже в Москве ученый был подвергнут страшным допросам, продолжавшимся в течение 11 месяцев. В июле 1941 года Вавилову и двум его коллегам был вынесен смертный приговор. Двух ученых расстреляли, тогда как приговор Вавилова был в конечном счете заменен 20 годами тюремного заключения… в Саратове, том самом городе, где 26 лет назад ученый начинал свою карьеру. Два года прожил Вавилов в подземной камере без окон, в столь тяжелых условиях, что заболел цингой.

Вавилов умер от голода в Саратове 26 января 1943 года в возрасте 55 лет. Даже его жена, вернувшаяся в этот город на жительство, не знала, что ее муж находился так близко.

Вавилов был частично реабилитирован — а Лысенко окончательно дискредитирован — в 1965 году при тогдашнем генеральном секретаре СССР Леониде Брежневе, под давлением российских диссидентов физика Андрея Сахарова и писателя Александра Солженицына, рассказывает Барри Мендель Коэн.

Отсутствие Вавилова не осталось незамеченным мировым сообществом. Сам Уинстон Черчилль несколько раз обращался к Сталину, чтобы узнать, что случилось с Вавиловым. А в письме, опубликованном в журнале Science от 21 декабря 1945 года, Карл Сакс (Karl Sax) из Гарвардского университета (США) вопрошает: «Где же Вавилов, один из величайших русских ученых и крупнейших мировых генетиков? Вавилов был избран президентом Международного конгресса по генетике, состоявшегося в Эдинбурге в 1939 году, но не появился на нем и с тех пор мы ничего о нем не знаем. Наша Национальная академия наук сообщила, что Вавилов умер. Как он умер и почему?»

Некоторых коллег Вавилова также постигла трагическая участь — правда не в тюрьме, а в блокаду Ленинграда немецко-фашистскими войсками с 1941 по 1944 год, в результате которой от голода погибли десятки тысяч граждан.

В другом письме, опубликованном в журнале Science в 2003 году, с призывом к Владимиру Путину сохранить драгоценное собрание ленинградского Института (который едва не был снесен застройщиками) три американских антрополога кратко резюмировали, что случилось с теми учеными: «Несмотря на сильное недоедание и на работу в нескольких метрах от огромных пищевых запасов [семян, клубней и плодов], ученые предпочли умереть, но не обеднить генетического наследия страны», «понимая, какое важное значение оно имеет для будущего сельского хозяйства» СССР. Восемь сотрудников умерли в 1942 году и «по крайней мере один из них (…), специалист по земляным орехам, скончался прямо за рабочим столом», — пишут авторы.

Но именно благодаря этому более чем героическому поступку ученых генетический банк растений ВИР сегодня является одним из крупнейших в мире.