Герман Садулаев — российский писатель, который недавно выступил на очередном заседании Международного медиаклуба «Импрессум«, перед отъездом дал интервью Delfi.

Говорили о разном, но ни журналист, ни гость, конечно, и предположить не могли, что через несколько часов в Таллинском аэропорту у Садулаева как «угрозы внутренней безопасности для одного или более государств-членов ЕС« аннулируют шенгенскую визу.

— Вы впервые в Эстонии?

— Нет. Я часто бываю здесь. Мы ездим отдыхать в Восточную Эстонию. Я же в Петербурге живу. Люди из Петербурга всегда ездят либо в Эстонию, либо в Финляндию. Это традиция петербуржская. Но в Таллине я бываю редко.

— И как вам Таллин?

— Красивый город. В этот приезд ходил, гулял ночью. Я людей не люблю. Люди мешают мне видеть город.

— Кстати, о нашем городе. Отчего в своем рассказе «День Победы» вы поселили его героев Алексея Павловича Родина и Ваху Султановича Асланова именно в Таллине? И не перегнули ли вы палку финальными кровавыми сценами (два друга-ветерана Великой Отечественной войны в день 60-летия Победы убивают оскорбивших их молодых эстонцев «в модном милитари со стилизованными под символику «СС» нашивками», а потом приятели этих юношей забивают стариков «насмерть ногами на деревянном полу» — прим. ред.)?

— Я не помню. Рассказ был написан давно, и я надеюсь, что сейчас его можно отнести к жанру социальной фантастики — что такое не могло случиться и никогда не случилось. Это такой рассказ-предостережение, наверно. Думаю, что умные люди поймут правильно.

— Вы из семьи чеченца и терской казачки. Дома не возникало конфликтов на национальной почве?

— Внутри нашей семьи конфликты были невозможны, потому что у нас семья была в значительной степени русифицированная и еще в большей степени — советизированная. Из советской интернациональной интеллигенции, в которой вопросы национальности не были актуальны. Это была прививка от национализма. Но, конечно, в чеченском обществе как таковом, где я жил, межнациональные конфликты могли быть и были — и в советское время даже.

— А при каких условиях не только супруги, но и общество в целом могут избегать подобных конфликтов?

— Я думаю, что люди очень сильно зависят от атмосферы, которая в обществе возникает по поводу национальных отношений отчасти стихийным образом, отчасти и нагнетается. Думаю, что когда в обществе пропагандируется интернационализм, то и в семьях, и в межличностных отношениях легче сглаживать национальные различия. А когда в обществе практически открыто пропагандируется национальная рознь, то эти проблемы переходят и на внутрисемейные. Интернационализм должны пропагандировать президент, премьер, писатели, музыканты, актеры, философы, учителя в школах, дикторы на телевидении, журналисты. Все те, кто имеют право голоса, все те, кого народ слушает. И преступно, если они разжигают в обществе рознь.

— Ваша книга «Я — чеченец!» — в том числе, о чеченских войнах. Сегодня их часто сравнивают с тем, что происходит на Украине. Мол, почему российским властям можно было так расправляться с Чечней, а киевским властям, как считает Россия, так действовать на юго-востоке Украины нельзя? Как вам подобное сравнение в принципе?

— Ну, можно по-другому поставить вопрос: почему России было нельзя, с точки зрения Западной Европы, наводить конституционный порядок на своей территории, а Украине теми же или даже худшими средствами можно? Но я считаю, что в любом случае бомбить мирное население нельзя. И я был против бомбежек мирного населения в Чечне, я против бомбежек мирного населения в Донбассе. Надо дать людям возможность жить так, как они хотят. Надо прекратить войну в любом случае. А там — можно договариваться годами, десятилетиями, как угодно. Де-факто надо признать отделившиеся территории. В конце концов, даже Россия в свое время на это пошла.

— В Чечне вы имеете в виду?

— Да. Чеченской Республике Россия предоставила де-факто независимость, и у Чеченской Республики был шанс. Если бы чеченцы могли внутри себя организовать нормальную светскую демократическую государственность, то де-факто это состояние могло длиться, сколь угодно долго. Но вместо экономического и государственного строительства та территория стала анклавом терроризма, и власти не контролировали свою территорию. Поэтому я думаю, что даже с этой точки зрения Донбассу нужно просто дать исторический шанс. Нужно их оставить с их де-факто независимостью, отложив политические и формально-юридические вопросы на какой-то срок. Если это государство может состояться, оно состоится. Для этого людям нужно время. И время спокойное, когда не прилетают ракеты и снаряды. И тогда будет понятно, эта территория способна на самостоятельное государственное существование или нет.

— Большинство эстонцев, наша власть считают, что Россия вероломно отобрала Крым у Украины и теперь веры России нет. Что вы можете сказать в ответ?

— Могу сказать, что Эстонии совершенно нет никакой необходимости беспокоиться, опасаться. У Эстонии никто не будет отбирать никакой район, в Прибалтику Россия вторгаться не будет, у нас здесь никаких ни военных, ни политических интересов нет. Да, нам не очень нравится, что здесь настолько активна деятельность НАТО, но в конечном итоге мы это как-то переживем.

Главное отличие между Эстонией и Украиной в том, что Эстония — это состоявшееся государство. Нам может нравиться его политика, может не нравиться, но оно как государство состоялось. Это отдельный самостоятельный субъект внешнеполитических отношений, Эстония входит в Евросоюз, НАТО, является сателлитом Америки. В общем, это понятное государственное образование, находящееся в понятных, формально определенных политических, юридических, военных союзах, и мы знаем, как и с кем общаться по поводу Эстонии на политическом и дипломатическом уровнях. То есть мы можем общаться либо с эстонским руководством, либо с руководством Евросоюза, НАТО.

Что же касается Украины, это failed state — несостоявшееся государство. Решить вопросы политического, военного характера с ней не представлялось возможным, потому что нет легитимной власти и не с кем было разговаривать. Она не входит в Евросоюз, ищет защиты у НАТО, но не входит в него, Украиной руководят американские советники, но неформально. Мы не можем формально решать вопросы с Америкой по поводу Украины. А с самим украинским руководством решать никакие вопросы невозможно, потому что оно нелегитимное, постоянно меняется и не обладает властью в своей собственной стране. Вот в таких условиях Россия была вынуждена защищать свои интересы методами какого-то фактического военного вмешательства, в том числе защиты граждан Крыма, которые на референдуме избрали свою судьбу — быть с Россией.

— Президент Путин считает, что у Украины все же есть вполне легитимное руководство — президент Порошенко.

— Естественно, мы сами даже пытаемся сформировать для себя некоторого собеседника в лице киевских властей для того, чтобы было с кем говорить. Хотя мы совершенно спокойно могли бы признать нелегимность киевского режима, но России это невыгодно, выгодно хоть какого-то найти, с кем хоть о чем-то можно было бы договориться.

О чем это говорит, что вопросы Украины решают почему-то президенты России, Франции, канцлер Германии? Это значит, что у Украины нет суверенитета. В ином случае все решалось бы на двусторонних, максимум — трехсторонних переговорах.

— Если взять самое главное: что в современной России, по-вашему, хорошо, что — плохо?

— Наверно, хорошо то, что мы опять повернулись лицом к собственной истории, к Родине, к патриотизму, перестали ненавидеть себя и каяться во всех мыслимых и немыслимых грехах. Мы учимся уважать себя и защищать свои интересы. Плохо то, что эта политика непоследовательная, и плохо то, что мы экономически пытаемся все-таки следовать модели неолиберальной, которая во всем мире уже привела в тупик и тем более неестественна для российского общества. Я считаю, что нам нужен так или иначе возврат к социализму. Пока мы этого не поймем, у нас вся политика — и внешняя, и внутренняя — будет какая-то непонятная, нелогичная, половинчатая.

— В 2010 году вы вступили в Компартию РФ. Почему и зачем? Не разочаровались?

— Я никогда не был особенно очарован КПРФ, я ее не идеализирую, это партия со множеством недостатков, но это единственная витальная политическая партия, которая стоит на позициях социализма. Поэтому для человека моих взглядов выбора нет. А в какой-то маргинальной и полуподпольной политической жизни я сознательно не хочу участвовать. Считаю, что сейчас достаточно возможностей работать в легальном поле, не переходя к антиправительственным бунтам и т.д.

На последних выборах в Госдуму КПРФ набрала очень хороший процент голосов, так что правящей партии «Единая Россия« пришлось прибегать к административному ресурсу, чтобы вымарывать наши результаты и ставить в Думу своих гимнасток и фигуристок. Это тоже большая проблема в России. Я участвовал во всех выборах в Санкт-Петербурге как член избирательной комиссии с правом решающего голоса, знаю, как народ на самом деле голосует. На президентских выборах он подавляющим большинством голосовал за Путина, это неоспоримо, никаких подтасовок там не было и не нужно было. Не знаю, может быть, в Дагестане 103% нарисовали, но в нашем регионе такого не было. Но вот на выборах в законодательные органы, народ хочет видеть больше представителей левых партий.

Надо больше доверять народу. Левому крылу не дают войти в законодательные органы в достаточном количестве, это плохо и неправильно. Должен быть определенный баланс — с одной стороны, в Думе должны быть коммунисты, с другой — президентом должен быть Путин как консолидатор, которому верит практически весь российский народ. Это просто разумно.

— Такое чувство, что настало какое-то особое время подлецов, извращающих смыслы и понятия и потом навязывающих их другим как истину в последней инстанции. Как противостоять этому?

— Служить правде. Как Джордж Оруэлл сказал, свобода — это возможность сказать, что дважды два — четыре. Если это есть, остальное приложится.

— Кто в русской литературе является для вас примером?

— У меня очень много примеров, кумиров. В детстве любил, с одной стороны, Николая Гумилева, с другой — Островского «Как закалялась сталь». Русская литература давала примеры героизма, самопожертвования, просто правильной человеческой мужской жизни. И сейчас мы видим прекрасных русских писателей, которые не только пишут хорошо, но и подают своей жизнью пример. Как Захар Прилепин. А в свое время, еще, наверно, лет в пятнадцать, я стал вегетарианцем под сильным влиянием Льва Николаевича Толстого.

— О чем бы вы точно хотели написать, но пока руки не доходят?

— Хочу написать о готах. Мне всегда интересны экскурсии в историю, не хватает образованности и интеллекта, чтобы это делать хорошо и правильно, но желание от этого не ослабевает. Мне интереснее читать, например, про готов, чем про современную политику. Когда читаешь про историю готов, то видишь в том числе и современность, и историю России, но видишь на некотором отдалении и с некоторой отстраненностью, что, наверно, помогает лучше их понять. Поэтому, чтобы понять современность, лучше всего начать изучать историю готов, гуннов, Древнего Египта, потому что все в истории уже было много-много-много-много раз.