Перед саммитом Восточного партнерства в Риге на специальное совещание собрались бывшие руководители ряда государств, в том числе и экс-президент Украины Виктор Ющенко, которого на беседу о событиях на Украине пригласил Романс Мельникс.

— Мы с большими  опасениями следим за тем, что  уже на протяжении длительного  времени происходит в вашей стране.

— Да, вы тоже не можете  быть спокойны. Украина — место, где Россия реализует свою  агрессию. К тому же, разумеется, это вопрос не территорий и  земель, это политика гегемонии, к которой Россия вернулась  под руководством Путина, и которую, к сожалению поддерживает российский народ.

— Какое-то решение  ведь должно быть! Это не может  продолжаться десятки лет.

— Было бы легче ответить, если бы это был внутренний  вопрос. Межукраинский. К счастью, на  Украине никогда не было гражданской войны.

— Даже несмотря  на то, что государство словно  разделено на две этнически  разные части?

— Знаете, когда мы характеризуем  украинскую политическую нацию, первый критерий, который необходимо  назвать, — это толерантность, она  принимает различные культуры, вероисповедания, различные версии исторической памяти. Мы научились этому давно. Могу вас заверить, что сегодня у нас нет такого проблемного вопроса, который заставил бы украинца идти против украинца. Некоторые упоминают языковый вопрос… Что касается Крыма, там не было ни одной газеты на украинском языке, ни одной украинской библиотеки или театра. Большую русификацию, чем в Крыму, сложно представить.

— Не вытекает  ли из этого тезис, что Крым  уже по своей сути был частью  России?

— Тогда надо говорить  о противоположной стороне — о так называемом «русском мире». У нас довольно распространено пояснение того, что это означает: если в твоем городе нет электричества, нет ни горячей, ни холодной воды, если не платят пенсии или зарплаты, а за забором слышны взрывы, значит пришел «русский мир». Вначале гуманитарная и экономическая оккупация, затем — идеологическая, за ней — военная. Я бы не сказал, что это сложный механизм, но это механика агрессора, которая, как две капли воды, напоминает события 1938 года в Судетах. Те же провокации, обвинения в притеснении немцев, говорящих по-немецки, призывы «дайте прессу, дайте театр, библиотеку!», потом составляется, по сути, план колонизации, которая в результате различных политических и военных ходов приводит к аннексии принадлежащей другим территории. В этом вся опасность. Я многократно слышал реплики, что Россия заканчивается там, где заканчивается русский язык. Думаю, что в нынешней редакции российской политики это аксиома.

— Если бы вы сегодня были уполномочены выполнять обязанности президента, то люди ожидали бы не только оценки ситуации, но и конкретных действий? Какими они были бы?

— Если речь о прекращении  войны, по-моему, я бы начал с  того, что дипломатия очень важна, но не самодостаточна.

— Значит, надо  воевать?

— Когда мы сегодня очень  часто повторяем, что нет альтернатив  дипломатии, мне кажется, что мы  предаемся иллюзиям. Дипломатия  с врагом, у которого нет мотивации  сесть за стол переговоров  и подписать результативный документ  по обеспечению мира, не поможет. Скорее всего, надо исходить из того, что дипломатия очень важна, но не самодостаточна.  Нужен взгляд в более широком геополитическом контексте.

Для того, чтобы сформулировать более полный ответ на ваш вопрос, вернусь к событиям февраля 1994 года, когда создавалась политика разоружения — закончилась холодная война, ядерное разоружение было не только в повестке дня, но и считалось символом того времени, лучшим свидетельством того, что государства протягивают друг другу руки, что напряженность, существовавшая десятки лет, осталась в прошлом. Тогда важный вклад в этот процесс внесла Украина, добровольно отказавшись от ядерного арсенала — примерно от 1500 ракет. Мы считали, что это не только вклад в политику разоружения и прекращения холодной войны, но и мандат для вхождения в новую концепцию безопасности.

— Вы ожидали  от западных стран определенных  гарантий своей государственности?

— Да, мы понимали, что вносим  вклад в мировую безопасность. Те гарантии, которые нам дали  ядерные державы в отношении  нашей территориальной целостности и суверенитета, мы по-прежнему считаем механизмом, инструментом, который сегодня безусловно должен быть задействован для урегулирования имеющегося конфликта.

— Запад помогает  слишком мало?

— Буду говорить достаточно  откровенно. У нас на столе международный документ, который гарантирует Украине территориальную целостность. Его подписали США и другие участники клуба ядерных держав. Дорогие друзья, наступил страховой случай: мы потеряли территориальную целостность. Почему ваше место за столом переговоров пустует? У нас только наблюдатели — Германия, Франция, Россия… Из заинтересованных сторон только Украина. Где остальные? Кто оккупант? Кто агрессор? Почему он не сидит на своем месте?

— Никто не хочет  признавать себя агрессором?

— Разумеется. Но мы должны как-то выбраться из этой дипломатии. Нормандский формат так же, как и минский, как бы мы на них ни надеялись, сегодня малоэффективны. Прошел год, мы потеряли 6000 прекрасных человек. Идет война, в которую вовлечено 10 тысяч из российской армии, есть 43 тысячи террористов, которых спонсирует Россия, более тысячи танков и бронетранспортеров, завезенных из России. Таких армий нет у большинства европейских государств. Иными словами, это вызов, с которым, простите, самостоятельно не справились бы также Польша, Чехия, Литва, Латвия, Эстония или какая-то другая страна. Дипломатия — хорошее дело, но сегодня она на дает результата. Это свидетельствует не о том, что упомянутые форматы надо закрыть, а о том, что параллельно необходимо формировать другие возможности.

— Какие?

— Во-первых, в переговорах  должны участвовать государства, которые гарантировали недопущение  такого рода конфликта. Второе–  это военный компонент. Нам необходима военная поддержка. Не для расширения  конфликта, а для обороны, чтобы  взять контроль над ситуацией. Речь о защите суверенитета и территориальной целостности Украины, а не об угрозе кому-то другому.