Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Тэн, гордо красующийся рядом с купе проводника в каждом железнодорожном вагоне, - это просто небольшой металлический бак, в котором вода постоянно поддерживается в состоянии кипения, и которым можно воспользоваться в любое время суток. Люди, редко оказывающиеся в роли пассажиров поезда, и я в том числе, иногда называют это устройство «самоваром». Однако такая вольность может задеть чувства приверженцев этой давней традиции.

В американских офисах стоят кулеры с (охлажденной) водой.

А в российских поездах? Тэны – баки с кипятком.

Сюда подходят пассажиры, чтобы сделать себе чай, кофе, заварить овсянку, суп или вермишель быстрого приготовления, или какое-нибудь еще блюдо быстрого приготовления, для которого нужна горячая вода.

Тэн, гордо красующийся рядом с купе проводника в каждом железнодорожном вагоне, - это просто небольшой металлический бак, в котором вода постоянно поддерживается в состоянии кипения, и которым можно воспользоваться в любое время суток.

Люди, редко оказывающиеся в роли пассажиров поезда, и я в том числе, иногда называют это устройство «самоваром».

Однако такая вольность может задеть чувства приверженцев этой давней традиции.

Вообще-то этот нагреватель выглядит довольно солидным промышленным агрегатом, похожим, скорее, на пивной чан. «Самоваром» русские называют более старинную, более декоративную антикварную утварь; самовары нагревали дровами (в поезде используется электричество). В классическом самоваре греют воду для чая, для многих жителей России – важного источника жизненных сил. Предположение, что самовар можно использовать для заварки какого-нибудь супа из пакетика, было бы оскорбительным для ценителей чая в этой стране.

Урок один относился к проблемам терминологии. Урок два? Он гласит, что жизнь в поезде без тэна с кипятком была бы просто невыносима.

Я наведывался к нему раз по десять в день.

Это место для общения. Однажды утром во время нашего путешествия мы с моим коллегой, Сергеем Сотниковым, подошли сюда одновременно и поговорили о том, как величественно выглядит за окном  поезда озеро Байкал – мы ездили туда в прошлом году, чтобы написать репортаж.

Нас свел бак с кипятком.

И одна из причин того, что это место столь популярно, заключается в том, что другие возможности поесть в поезде намного менее надежны.

Возьмем, например, вагон-ресторан.

По правде говоря, я его обожаю.

В вагоне-ресторане российского поезда есть бар, и по восемь, кажется, кабинок с каждой стороны от прохода. Обычно тут играет забавная, несколько одуряющая музыка - от русских плясовых до Gipsy Kings.

Это уютное место с не зависящим от времени суток меню – что-то типа обеда в Нью-Джерси.

Беда в том, что на самом деле ничего из этого меню нет.

«Борщ, пожалуйста». «Извините, нет». «А, ну тогда говяжью вырезку». «Извините, нет».

Читайте меню, но потом мы вам скажем, какие три блюда у нас есть – проблема, до сих пор существующая во многих ресторанах, как это было и в советские времена.

Однако особенно характерно это для российских поездов.

Не то, чтобы еда была плохая. Мне вполне понравился «царский суп», бульон с водкой, в котором плавали куски форели. Вкусным показался и цыпленок, тушеный в сыре и сметане.

Конечно, можно извинить ресторан, находящийся много дней в пути, за отсутствие полного набора продуктов.

Однако скудость выбора и высокие цены (11 долларов за цыпленка) побуждают большинство пассажиров брать еду с собой: хлеб, колбасу, сыр; и полагаться на бак с кипятком.

Другие варианты?

По вагонам ездит тележка с фаст-фудом: газировка, соки, пиво. Женщина, которая возит тележку из вагона в вагон, выглядит несколько устрашающе. Она движется очень быстро, и бутылки в тележке страшно гремят.

Холодные, покрытые льдом металлические перила между вагонами ей не страшны. Кажется, она смотрит на эти препятствия так, словно она - участник чудовищной гонки грузовиков; тележка бесстрашно подпрыгивает на намерзших кусках льда, громко возвещая о своем прибытии в ваш железнодорожный вагон под аккомпанемент грохочущей стеклянной посуды.

Я заранее решил не покупать у нее бутылки с пивом и газировкой, укупоренные под высоким давлением.

И есть еще Наташа.

Она ходит по поезду, продавая русские пирожки с луком и капустой; пирожки и правда бывают очень вкусными – это что-то особенное, деликатес, которым я не раз лакомися за два года своей жизни в России.

Но у Наташи я больше ничего не покупаю.

Вскоре после того, как началось наше шестидесятичасовое путешествие из Екатеринбурга в Улан-Удэ, Наташа появилась в нашем купе и предложила свои пирожки. В других поездах они стоили примерно рублей по тридцать – около доллара за штуку.

Наташа предложила нам дать ей 400 рублей, а она сделает нам «подарок». Недолго думая, предвкушая, как мы сможем порадовать наших проводников, я вручил ей деньги, а она сгрузила целый поднос пирожков на наш столик в купе.

Она поблагодарила нас. Мы поблагодарили ее, и она ушла.

Пирожки были холодные. И в них не было ни лука, ни капусты.

Нам не только дали партию вчерашних пирожков; как подсказали наши попутчики, сталкивавшиеся с этим фокусом раньше, мы стали счастливыми обладателями пирожков, изготовленных на наташиной кухне после того, как у нее закончилась начинка.

Так что, по крайней мере, в этом поезде я держусь поближе к баку с кипятком.