Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на

Существуют ли регионы сострадания?

Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Когда в западном мире происходит какая-нибудь катастрофа — теракт или крупная транспортная авария — все принимают это близко к сердцу, а СМИ посвящают таким событиям специальные выпуски. Когда нечто подобное случается, например, на Украине, это волнует только поляков и несколько других ближайших стран. В любом случае — не Запад. Когда катастрофа случается в Африке, это не волнует никого.

Когда в западном мире происходит какая-нибудь катастрофа — теракт или крупная транспортная авария — все принимают это близко к сердцу, а СМИ посвящают таким событиям специальные выпуски. Когда нечто подобное случается, например, на Украине, это волнует только поляков и несколько других ближайших стран. В любом случае — не Запад. Когда катастрофа случается в Африке, это не волнует никого.


Сейчас в мире разворачивается огромное количество военных конфликтов, которые уносят в год сотни и тысячи человеческих жизней. Нам рассказывают только о некоторых, да и то, о происходящих близко от нас — в топографическом или культурном смысле. С культурным кругом как раз возникает больше всего проблем, потому что это очень субъективное понятие. Например, когда что-то происходит во Франции, разные страны мира, даже очень отдаленные, вывешивают французские флаги или освещают исторические здания цветами триколора. Однако от французов или других европейцев взаимности ожидать сложно. Так происходит потому, что те, далекие, хотят присоединиться к группе «классных парней», а сами «классные парни» не чувствуют особенной общности с «менее классными».

По поводу этого можно возмущаться. Обычно после волны сострадания, которая прокатывается через социальные сети после какой-нибудь произошедшей в западном мире катастрофы, проходит еще одна — с жалобами на разный подход к человеческой беде в зависимости от того, с кем она приключилась. Отчасти это негодование оправдано, а отчасти — нет. Оно оправдано, поскольку вскрывает несоразмерность сочувствия, которое проявляет Третий мир к Первому, и того, которое Первый проявляет к Третьему. Однако в контексте того, что мы болезненнее воспринимаем несчастье, которое произошло близко, а не далеко, возмущаться несправедливо, ведь это совершенно нормальное и понятное явление, связанное не с политикой, а с обычной жизнью.


Когда болеет кто-то из ближайших членов нашей семьи, мы посещаем его в больнице и понимаем, что о нем нужно позаботиться. Если заболеет наш товарищ, мы, наверняка, тоже навестим его, но, скорее всего, не будем приносить свежую пижаму или помогать ему с гигиеническими процедурами. Если заболеет знакомый, возможно, мы позвоним ему, чтобы поинтересоваться о самочувствии. Если что-то случится с человеком из города, в котором мы живем, возможно, мы посудачим об этом с соседом. Если что-то произойдет с поляком за границей, возможно, мы прочтем об этом в газете. И так далее, и так далее. В этом нет ничего удивительного, это нормальные человеческие реакции. Поэтому нет смысла возмущаться, как это часто происходит в социальных сетях, что польские СМИ, рассказывая о происшествиях за границей, в первую очередь сообщают о смерти поляков. Дело не в том, что жизнь нашего соотечественника стоит больше, а в том, что он может оказаться чьим-то родственником, и в том, что поляков это больше интересует.

Кстати, подобные соображения высказывал уже Аристотель, когда писал в первой книге своей «Политики», что основа самой малой общности — это семья, далее идет селение и так далее. Эта модель показывает не только механизм объединения людей в группы, но и прочность их естественных связей. А согласно проведенному однажды французскими учеными исследованию, интуитивные представления поляков ближе всего именно к аристотелевскому подходу.