Когда Сана Красиков начала писать книгу «Патриоты» (The Patriots), свой большой и смело придуманный роман о России и Америке, она вряд ли могла себе представить, насколько созвучным настоящему времени он в конечном итоге окажется. Отношения между двумя странами всегда будут оставаться центральной частью еврейской истории, потому что очень многие евреи имеют корни в бывшей царской империи. Однако столкновения времен холодной войны между Соединенными Штатами и Советским Союзом, определявшие историю обеих наций на протяжении 50 лет, сегодня воспринимаются как нечто, принадлежащее далекому прошлому. Эти две страны, кажется, уже отвязались друг от друга, и роман Красиков, который посвящен судьбе трех поколений еврейской семьи, связанной с обеими этими странами, некоторое время назад мог бы показаться сугубо историческим произведением.
Однако после президентских выборов все изменилось, и изменилось самым невероятным образом. Благодаря Дональду Трампу Россия сегодня вновь находится в центре внимания американской политики — на этот раз не как идеологический враг и соперничающая сверхдержава, а как лучший друг президента. Когда Трамп угрожает распустить альянс НАТО и связывает свой жребий с Путиным — с диктатором, который убивает политических противников и вторгается в соседние страны, — вопрос о том, что значит быть американцем и что значит быть русским, вновь становится актуальным. А что если эти две нации, на самом деле, имеют глубоко противоположные национальные характеры и политические культуры? И в таком случае любое примирение между ними обречено оставаться поверхностным? Или у них более похожие идентичности, чем мы полагаем?
В такие моменты советские иммигрантские писатели обладают именно тем глубоким пониманием ситуации и информацией, которые нам необходимы. Журналистка Маша Гессен (Masha Gessen), например, является одним из лучших экскурсоводов в том, что касается оси Путин-Трамп и ее воздействия на американскую политику. Красиков не является столь же умудренным толкователем, как Гессен, однако в своей книге «Патриоты» она представила нам замечательную историю о судьбе американцев в России, а также о русских, возвращающихся на свою родину после того, как они были американизированы. Это и собственная история Красиков — она родилась в Советском Союзе, в 8 лет переехала в Соединенные Штаты, а, став взрослой, живет попеременно то в Москве, то в Нью-Йорке. Ее первая книга под названием «Еще один год» (One More Year) представляет собой коллекцию рассказов.
Она была одобрительно воспринята многими людьми, и как произведение еврейской литературы была удостоена премии имени Сэми Рор (Sami Rohr Prize). И именно еврейство — для Красиков, а также для Гессен, Гари Штейнгарта (Gary Shteyngart), Лары Вапняр (Lara Vapnyar), Дэвида Безмозгиса (David Bezmozgis) и других — предоставляет возможность наблюдать обе культуры не под прямым углом зрения. Еврейский писатель, ощущающий себя дома и там, и там, а также нигде, способен увидеть такие вещи, которые другие наблюдатели могут не заметить.
Название этого эпического произведения Красиков носит парадоксальный характер, поскольку, как выясняется, никто из ее героев не является патриотом в обычном смысле этого слова, то есть человеком, любящим ту страну, в котором он или она родились. На самом деле, события в книге начинаются в 1934 году, когда Флоренс Фейн (Florence Fein), молодая героиня, родившаяся в Бруклине, направляется на корабле в Москву, где она намеревается начать новую жизнь. «Разбитое сердце у всех членов семьи — вот та цена, которую пришлось заплатить за спасение своего собственного», — так рассуждает Флоренс, не подозревая о том, как много печалей и разочарований готовит для нее это путешествие.
Мы мимоходом узнаем о том, что ее мотивы представляют собой смесь личных и идеологических вопросов. Она влюбилась в Сергея, в русского инженера, с которым познакомилась во время его посещения Америки в составе торговой делегации. Вернувшись домой, он написал ей приветливое письмо, которое она восприняла как приглашение присоединиться к нему и поучаствовать вместе с ним в строительстве коммунизма.
Для Флоренс, как и для многих других молодых американских радикалов в период глубокой депрессии в Америке, Россия представлялась как некое будущее. Более того, она казалась возможным спасением от тусклости ее собственного подавленного и бедного существования. «Она пошла бы на все, чтобы вырваться из квартала Флэтбуш (Flatbush), она готова была уехать куда угодно, чтобы найти наполненную смыслом жизнь с ее последствиями, которые, несомненно, существовали за пределами черты оседлости Бруклина — территории, которая — как Ирландия или Польша — всегда была обречена находиться в тени превосходящей ее силы». Другими словами, Флоренс едет в Москву с таким же настроением, как другой бруклинский еврей из ее поколения направлялся в Манхэттен — ради того, чтобы «сделать это» (making it), используя выражения Нормана Подгореца (Norman Podhoretz). Однако в ее случае «сделать это» означало вернуться в то же место, которое когда-то покинули ее родители.
Если говорить о временной перспективе, то она совершает весьма исключительный поступок — мало кто из рожденных в Америке евреев предпринял обратную поездку в свою прежнюю страну. Однако это имеет смысл как предпосылка для той истории, которую Красиков хочет рассказать; поскольку маятниковое движение между Россией и Америкой будет продолжать определять судьбу семьи Флоренс на протяжении жизни двух поколений. В этой книге события происходят в нескольких временных рамках — излагается история Флоренс с 1930-х до 1950-х годов; ее сына Джулиана (Julian), родившегося в России, но переехавшего в Америку в 1970-х годах; в также ее внука Ленни (Lenny), который вернулся в Москву в 2008 году в поисках крупного выигрыша в казино постсоветского капитализма. Постепенно, по мере того как излагается эта история, мы начинаем понимать, что объединяет героев романа, а также то, каким образом лекала в жизни этих трех людей оказываются жутковато похожими, несмотря на совершенно разные исторические обстоятельства.
События в романе Красиков происходят одновременно в прошлом и в настоящем, и поэтому она сталкивается с двойным вызовом; и как раз ее склонность к вымышленным вызовам и делает роман «Патриоты» столь впечатляющим произведением. Ее книга принадлежит к числу эпических исторических романов, которые раньше занимали первые места в списке бестселлеров — очень близкими по ДНК являются Герман Воук (Herman Wouk) и Джеймс Миченер (James Michener), а также Пастернак и Толстой, — однако сегодня мало кто из писателей берется за такое дело. Читатель может почувствовать желание автора представить себе самые разные предметы и характеры.
В дополнение к евреям, находящимся в центре романа, Красиков находит место для боевого пилота с американского Юга, а также для российского управленца из нефтяной области, английского журналиста, агента НКВД, коменданта из ГУЛАГа, а еще там на короткое время появляется даже Франклин Делано Рузвельт. Кроме того, она пользуется возможностью исследовать культовые места действия — от небольшого американского городка в период Большой депрессии и Москвы периода сталинских чисток до арктического трудового лагеря.
Работа над романом «Патриоты» потребовала проведения значительного количества исследовательской работы, и не все из ее результатов были основательно переработаны — экскурс по поводу Соломона Михоэлса и Еврейского антифашистского комитета добросовестно воспроизведен из учебников истории. Однако, в целом, Красиков смело преодолевает препятствия, возникающие на пути исторического художественного повествования, поскольку автор не может знать лучше читателя, «как это было на самом деле». Описывая прошлое, автор должен сделать так, чтобы оно выглядело правдоподобным; однако наши ожидания правдоподобности формируются по большей части другими книгами, а не реальной жизнью. В результате получается так — чем лучше вы знакомы к 20 веком советской истории, тем более знакомым вам покажется жизненный маршрут Флоренс Фейн. Неизбежно ее допрашивают сотрудники НКВД, а затем она на некоторое время попадает в ГУЛАГ.
Однако Красиков хорошо справляется со всеми этими эпизодами, и делает она это с помощью убедительных деталей и психологической правды. Особенно удаются ей описание логических изгибов и своекорыстия, с помощью которых Флоренс, вызванная в секретную полицию, убеждает себя в том, что ничего нет такого в доносе на своего лучшего друга. А можно ли исключить, что и сам лучший друг первым не нее донес? А откуда, в противном случае, следователь так много знает о ней? Подобное откровение, как это искусно показывает Красиков, поначалу в большей степени поражает ее как удар по ее самолюбию, чем как личное предательство. «Это предположение было столь мимолетным и бесполезным, что она даже не смогла зафиксировать его в виде мысли — мысли о том, что она, Флоренс, каким-то образом была выделена за ее проницательность и интеллект. Да, какая-то часть ее предалась извращенному чувству гордости по поводу этой продажной и отталкивающей работы, которую ее заставили выполнять».
Когда мы доходим до XXI века, а также до истории о сыне и внуке Флоренс, роман становится более непосредственным и захватывающим. Вот новость, которую мы еще не знали и которую Красиков, кажется, удалось нам сообщить — что значит, иметь дело с русским олигархом или присутствовать на приеме по случаю 4 июля в американском посольстве в Москве? Хотя коммунизма больше нет, жизнь в России, как считает Красиков, все еще пропитана коррупцией и моральными компромиссами. Джулиан и Ленни вынуждены совершать свои собственные предательства — последствия у них не такие, как у Флоренс, поскольку речь идет, скорее, о бизнесе, а не о тюремных сроках, но, все равно, есть возможность основательно запачкаться. И, тем не менее, все это русские сюжеты, поскольку в представлении Красиков Россия — это то место, где невозможно сохранить свои руки чистыми.
Государство, экономика, культура — все это настраивает людей против их собственных убеждений. Очень незначительное часть описанных в книге событий происходит в Америке, и нет оснований считать, что Красиков или кто-то из ее героев имеют идеализированное представление об американской жизни. Но сравнимая с тем, что она показала нам из российской жизни, неизбежно приходишь к выводу, что Америка представляется неплохим местом — местом, где, по крайней мере, есть возможность оставаться честным. Сохранится ли такое положение в ближайшие годы — это большой и открытый вопрос, который теперь поставлен перед нами.
Адам Кирш — директор программ для получения степени магистра отделения Еврейских исследований Колумбийского университета. Недавно было опубликовано его новое произведение под названием «Люди и книги: 18 классиков еврейской литературы» (The People and the Books: 18 Classics of Jewish Literature).
