Летом 1917 года Россия оказалась на распутье. Царь Николай II отрекся от престола, Временное правительство и Петроградский совет рабочих и солдатских депутатов объединились в двоевластии и пытались навести порядок в обломках царской автократии. А в отдаленных частях страны народности и крестьяне взяли власть в свои руки, установили самоуправление и форсировали проведение аграрной реформы. После того как в апреле представители социалистов также взяли на себя ответственность в составе Временного правительства, у последнего появился шанс, заручившись поддержкой большинства, наметить пути для демократического прорыва. Но правительство поступило наоборот. Оно решило продолжить большую войну.

Ключевой фигурой был Александр Федорович Керенский (1881-1970). Красноречивый юрист из Симбирска — его отец руководил гимназией, в которой учился и Ленин — был одним из руководителей «трудовиков», левой фракции в имперской Думе — парламенте, который царь, скрипя зубами, разрешил после революции 1905 года. Как часть политических группировок, называемых «народниками», Керенский и его однопартийцы видели в сельском населении носителей умеренно социалистической политики, что в 1917 году привело их на сторону более крупной партии социалистов-революционеров.

Как известный социалист, Керенский в феврале был избран заместителем председателя Петроградского совета. Когда в марте он, сначала как министр юстиции, вошел во Временное правительство, он получил полномочия и полноту власти, которые имели немногие политики в России. С этой властью Керенский перешел к обсуждению неотложного вопроса: должна Россия продолжить свое участие в войне или нет? Четыре наступления, которые генерал Алексей Брусилов провел в 1916 году на австрийском фронте, постоянно захлебывались под огнем обороны военного союза Германии и Австро-Венгрии. Более того, немецкие контрудары на севере неоднократно вынуждали к отступлению российские войска. В итоге зимой 1916/17 годов нехватка вооружения и трагическое положение со снабжением привели к тому, что невыполнение приказов и дезертирство стали массовым явлением.

Но вместо того, чтобы вступить в мирные переговоры с Тройственным союзом, царь считал себя связанным соглашениями со своими партнерами по Антанте, которые планировали согласованные наступления по всем фронтам летом 1917 года. Когда в феврале кризис снабжения в Петрограде (так с начала войны назывался Санкт-Петербург) спровоцировал революцию, полководцы оказались поставлены перед выбором: восстановить царский режим силами действующей армии или пожертвовать Николаем II, чтобы иметь возможность продолжать войну. Их решение выступить против автократии было вызвано не в последнюю очередь теми соображениями, что осторожный подход к некоторым политическим требованиям мятежников мог бы освободить новые ресурсы для ведения войны.

Но патриотическое ликование, которое разжег Керенский, немедленно пошло на спад, как только автомобиль министра скрылся за горизонтом. Потому что насущные проблемы солдат никак не решались перспективой нового сражения. Снабжение по-прежнему было недостаточным, перспектива при распределении земли и постов на родине остаться с пустыми руками, как подсказывала агитация солдатских комитетов, которые образовались во время революции, тоже сдерживала энтузиазм еще раз ставить под угрозу свое здоровье во время атаки.

При этом назначение новых генералов также принесло мало изменений. Проблематичными показали себя и резервные подразделения, которые продвигались крайне неохотно и с пораженческими убеждениями или, как некоторые петроградские подразделения, вообще отказывались от похода на фронт. Временное правительство за свою решимость продолжать войну могло записать в актив поддержку западных государств Антанты. США дали согласие на кредит. Кроме того, впервые в распоряжении армии оказалось большое количество тяжелых орудий.

Именно ими 29 августа российские войска открыли невиданный до сих пор ураганный огонь по позициям австрийских войск на юго-западном фронте. 1 июля тремя армиями началось наступление на Галицию. Целью был Львов (Лемберг). В первые 48 часов действительно удался глубокий прорыв австрийского фронта, глубина которого в течение следующих дней сократилась на 30 километров.

Но затем повторилась драма, которая уже сокрушила царские войска в 1916 году. С помощью германских войск фронт был укреплен, в то время как растянувшаяся российская логистика развалилась. В то же время немцы начали контрнаступление, которое почти прорвало российскую линию фронта и окончательно подорвало ее боевой дух. К этому добавились невосполнимые потери 40 тысяч человек.

22 июля Временное правительство получило трагический крик о помощи от 11-й армии: «Германское наступление… вместе с тем принимает характер колоссального поражения с катастрофическими последствиями для революционной России. Боевой дух армии, который еще недавно благодаря героическим усилиям сознательного меньшинства позволил поднять солдат в наступление, перешел в резкий и фатальный поворот. Большая часть воинских подразделений находится в состоянии полного распада…. Они больше не слушают ни приказы своих начальников, ни ободрение своих товарищей, отвечают только угрозами и выстрелами». Революционный патриотизм, на который поставило Временное правительство, оказался лишь мимолетным увлечением, которое быстро прошло с поражением.

В Петрограде уже были слышны выстрелы. Большевики увидели, что отчаяние из-за неудач на фронте дает шанс для государственного переворота. Но это «июльское восстание», начавшееся 16 июля, через несколько дней было подавлено верными правительству войсками. Новым премьер-министром стал Керенский.

С ним эсеры и умеренное крыло социал-демократической рабочей партии (меньшевики) получили основные посты в правительстве. Так они стали отождествляться с политикой, которая не удовлетворяла требованиям ни народностей, ни крестьян. Причиной этого было продолжение войны, с которой большинство людей просто хотели покончить.

После неудачного наступления Керенского Временное правительство лишилось последнего военного козыря. С другой стороны, оно уже не располагало лояльными воинскими частями, на которые можно было бы опереться во внутриполитической борьбе. Ленин, лидер большевиков, отметил из своего финского убежища, что это очень хорошо, теперь только радикальное крыло социал-демократов осталось единственной партией, обещающей немедленный мир, аграрную реформу и национальное самоопределение, и тем самым получила большой рост популярности. И прожженный профессиональный революционер осознал, что следующий госпереворот вполне имеет шансы на успех.